Александр Вельтман - Не дом, а игрушечка
Порфирий схватил шляпу и побежал. Семен за ним, на соседний двор.
Сквозь толпу гробовщиков, стоявших в передней, трудно уже было пробраться. Ни в одном роде торговли нет такого соперничества и перебою. Старый Борис, отирая слезу, бранился с ними.
— Что, брат, что просят? — спросил его Семен.
— Пятьсот рублей за гроб! Мошенники!
— Не за гроб, сударь, а за покрышку, дроги и мало ли что.
— Ты молчи, воронье чутье! Барин только что заболел, а уж эта рыжая борода приходил сюда рекомендоваться! И имя узнал! Прошу, говорит, Борис Гаврилыч, не оставить своими милостями:
барин умрет, так уж мы, говорит, поставим знатный гроб, и покрышку, и все что следует… Ах ты, чертова пасть! Пошел вон!
Между тем как Семен помог старому Борису уладить торг насчет длинного ящика, Порфирий вошел в комнату, где лежал покойник. Он не обратил внимания ни на покойника, ни на толпу любопытных, вымерявших глазами длину умершего; все внимание его вдруг поглотилось наружностию девушки в черном платье, которая стояла подле стола, приклонясь на плечо старой женщины.
Слезы катились из ее глаз.
Сердце Порфирия забилось как будто от испуга. Он не верил глазам своим: лицо так знакомо, это Сашенька… Нет, это, верно, его сестра… Она нежнее, белее его, у ней чернее глазки, думал он.
И взор его оцепенел на ней.
— Барышне-то дурно, водицы надо… постой, я принесу, — сказал какой-то неизвестный человек с растрепанными волосами, в стареньком сюртучишке, пробираясь в другую комнату.
— Куда! — крикнула няня. — О господи, и присмотреть-то некому!.. Постойте, барышня…
И она бросилась за заботливым незнакомцем.
Сашенька пошатнулась от порыва няни. Порфирий успел ее поддержать. Она взглянула на него, и все чувства ее как будто замерли, голова приклонилась к плечу молодого человека.
— Не троньте! Извольте идти отсюда! А не то здкричу! — раздался голос няни из другой комнаты.
— Что ж… я ничего…. я прислужиться хотел… водицы подать… - говорил, пошатываясь, неизвестный, выходя из дверей.
— Вишь, нашел водицу на гвозде! Пошли-те вон отсюда!
— Что ж… пойду… Я вашему же покойнику, поклониться хотел… последний долг отдать…
— Да, да, знаем мы вас! — продолжала няня. — Спасибо, батюшка, что поддержал барышню мою, — сказала она Порфирию.
— Позвольте мне принять участие в вашем горе и помочь вам распорядиться, — сказал Порфирий Сашеньке, когда она очнулась и стыдливо отклонилась от него к няне.
— А вы кто такой, батюшка? — спросила няня.
— Я сосед ваш. Если угодно, я и мой человек к вашим услугам…
Вы можете положиться.
— Да вот бы надо было послать кого-нибудь на кладбище, заказать могилу.
— Я сам съезжу, — вызвался Порфирий и, поручив Семена в распоряжение Сашеньки, отправился на кладбище. Приехав на ниву божью, он долго ходил между могил, не встречая. никого, покуда не увидел выходящего из ворот дома старика священника.
— Где мне, батюшка, отыскать тут могильщиков? — спросил его Порфирий.
— Что вам, могилку, что ли? — сказал священник.
— Да, батюшка, не знаю, к кому обратиться.
— Могилку? хорошо, хорошо, доброе дело, мы очень рады, пойдемте… Чай, выберете место, а то у нас и готовые есть.
— Это все. равно, я думаю.
— Все равно: здесь славные места, славные места! Сухие, грунт песчаный… Эй! Ферапонт!.. Где ты?
— Здесь, — отозвался могильщик из глубины могилы, которую он рыл.
— Что, это заказная или так, на случай? — спросил священник.
— Заказная.
— Так вот и господину-то выройте могилку.
— Ладно. Младенцу, верно?
— Нет, старику, — отвечал Порфирий.
— Так бы уж и говорили. Ладно.
Заказав могилку, Порфирий отправился назад. Истомленная бессонными ночами во время болезни дедушки, Сашенька заснула.
Но за нее было уже кому хлопотать. Порфирий обо всем озаботился и, провожая покойника, шел рядом с его внучкой, Когда опустили гроб в-могилу, Сашенька, почти без чувств, упала к нему на руки.
— Это, верно, жених ее, — говорили в толпе народа, собравшегося около могилы, — вот парочка.
И Порфирдй и Сашенька это слышали.
Порфирий проводил ее до дому и хотел проститься.
— Куда ж вы? — сказала она ему.
Порфирий вошел в дом.
Сели и молчат, бояться даже смотреть друг на друга…
Посидев немного, Порфирий встал.
— Куда же вы? — повторила Сашенька.
— Вы утомились, вам надо отдохнуть.
— Когда же вы к нам будете?
— Если только позволите… — проговорил несвязно смущенный Порфирий.
На следующий же день он явился к соседке узнать об ее здоровье.
На этот раз она была разговорчивее, Порфирий смелее.
Слово «здравствуйте» напомнило и ему и ей первое сладостное ощущение сердца. Они произнесли его, и оба вспыхнули.
Няне ужасно как понравился скромный молодой человек.
"Вот бы парочек барышне", — думала и она.
— Уж если б вы видели, Порфирий Александрович, как покойник наряжал барышню — смех, да и только! Совсем не подевичьему! мальчик, да и только.
"Да, не видал!" — подумали в одно время и Порфирий и Сашенька, взглянув друг на друга и невольно улыбнувшись.
— Это амазонское платье я носила, нянюшка, — сказала Сашенька, — ко-мне оно лучше шло. В чепчике хуже.
Порфирий вспыхнул. Она заметила это, поняла, что некстати
упомянула о чепчике, и, также покраснев, опустила глаза и замолчала.
— Я вас и принял за мужчину, — сказал Порфирий, оставшись — наедине с Сашенькой.
— А я думала, что вы девушка.
Порфирий рассказал ей, как бабушка берегла его от простуды и рядила в чепчик, платок.
— Я хоть бы опять надеть чепчик, — прибавил он.
— Ах боже мой, для чего это?
— Так… вам нравилось.
— Ах, нисколько, так гораздо лучше, — опрометчиво вскрикнула Сашенька.
— Тогда вы мне сказали… — начал было Порфирий с простодушною откровенностию сердца, но вспомнил испуг Сашеньки
и замолчал.
Сашенька, казалось, также все припомнила, покраснела и потупила глаза.
Но, верно, в самой природе женщины есть хитрость.
— Что ж я вам сказала? — спросила она, не поднимая взоров.
— Вы сказали… "Если б мы были всегда вместе", — произнес тихо Порфирий.
Сашенька снова вспыхнула и, стыдясь своего смущения, закрыла лицо руками.
V
Первая любовь пуглива, как вольная птичка; много, много проходит времени, покуда она сделается «ручною». Природа ведет себя необыкновенно как умно, стройно и отчетливо. Порфирий был свободен, Сашенька также; за ними ничей глаз не присматривал, ничье ухо их не подслушивало, чувства так и влекли их друг к другу; а между тем самый строгий, ревнивый к благочестию присмотр не упрекнул бы их ни в чем. Казалось бы, им опасно сидеть вместе на дерновой скамье, под липой; сладкое воспоминание первого поцелуя должно бы было взволновать их чувства, давало право на полную откровенность; напротив: тут-то чувства их и становились боязливее. И это продолжалось до тех пор, покуда любовь взросла, созрела на сердце и вдруг в одно утро расцвела, как махровая роза. И в глазах, и в выражении голоса явилась какая-то особенная нежность. Все в них стало ясно друг для друга, они взглянули один на другого и обнялись.
— Помните, я сказал: как я вас люблю! — прошептал Порфирий.
— Помню!
— А вы сказали: ах, как и я вас лцоблю; если б мы были всегда вместе! Помните?
— Помню, помню!
Казалось бы, это блаженное мгновение надо было продлить, скрыть от всех свое счастье, но Сашенька вскрикнула опять:
пустите! И, вырвавшись из объятий Порфирия, побежала вон из комнаты.
— Куда вы? Чего вы испугались? — и Порфирий вообразил, что Сашенька опять так же испугалась чего-то, как в первый раз в садике.
Но Сашенька побежала поделиться своим счастьем с няней.
Порфирий задумался, сердце его сжалось, вдруг слышит голос Сашеньки: "Пойдем, пойдем скорее".
И, притащив няню за руку, она вскричала:
— Смотри, нянюшка!
И бросилась на шею к Порфирию.
— Ах вы, баловники, греховодники! — вскричала няня, всплеснув руками и качая головою.
Вырвавшись снова из объятий Порфирия, Сашенька бросилась на шею к няне и задушила ее поцелуями.
— Ну, ну, ну, пошла от меня, бесстыдница! Пошла к своему любезному на шею! Вот погоди, поп-то вас обвенчает, а посаженыйто отец плетку даст на тебя.
Начались сборы к свадьбе.
Природа очень умно взлелеяла любовь в юноше и в девушке, решила взаимное желание их быть и жить вместе; но не дело природы было решать, где им жить.
Кажется, все равно, где бы им жить, лишь бы жить вместе.
Но, верно, не все равно: покуда длились сборы к свадьбе, между женихом и невестой зашел спор: в котором доме им жить? Сашеньке хотелось непременно жить в доме Порфирия, потому что это был дом Порфирия; а Порфирию — в доме Сашеньки, потому что это был дом Сашеньки.
