Александр Вельтман - Не дом, а игрушечка
Подозрительный глаз старика так и преследовал всех молодых людей, проходящих по улице. Как на зло ему, большая часть останавливалась, чтоб посмотреть на два старинных домика. В самом деле, после 12-го года они одни красовались посреди пожарища и казались такими завидными для всех погоревших, что, проходя мимо, каждый останавливался и восклицал: "Смотри пожалуй, кругом все обгорело, а эти чертовы избушки стоят себе как будто бы ни в чем не бывало!.. Ей-богу, на удивление!"
Но вскоре все соседство как будто разбогатело после пожара — вместо деревянных домов выстроило себе каменные палаты, и снова все прохожие, вместо умилительного взгляда на почтенную древность, восклицали: "Смотри пожалуй, две чертовы избушки втесались между каменных палат! Ей-богу, на удивление!"
Эти остановки проходящих и любопытство взглянуть на обросшие зеленым мохом домики мнительный старик понимал посвоему.
— Ох, эти мне, — бормотал он про себя, — глазом не видят, так чутьем слышат.
Долго придумывая, как бы охранить внучку от соблазна, старик наконец ухитрился.
— Постой, погоди, молодцы, — сказал он, — я вас проведу мимо двора щей хлебать!..
И тотчас же, несмотря ни на горе покорной внучки, ни на слезы и ропот ее няни, приказал обстричь под гребешок прекрасные волосы Сашеньки. Потом велел Борису вынуть из сундука все старое платье и принести к себе.
Притащив груду рухляди, Борис, кряхтя, сложил ее перед стариком и, казалось, начал приподнимать по очереди слежавшиеся дружно тени нескольких поколений огромного некогда семейства. Память о далеком прошедшем ожила перед двумя стариками, но барин думал о своем.
— Тут должна быть курточка Кононушки! — сказал он.
— Где ж тут курточка? — отвечал Борис, перебирая и рассматривая мужские и женские платья прошедшего столетия. — Это не курточка!
— Покажи-ко: какая ж это курточка, это камзол дедушкин…
— Эка, — проговорил Борис со вздохом, — носить бы да еще носить!., бархат-то! а?.. Это робронт!.. Кажись, покойницы матушки… Дай бог ей царство небесное.
— Покажи-ко. Какая ж это курточка?..
— Какая ж курточка, кто говорит… кафтан-то ваш… а? шитьето какое!.. Кажись, Пелагея-то Васильевна своими руками вышивала., материал-то! Не то, что теперь!..
— Не матерчатая, а суконная, я тебе говорю!..
— Суконная? Так бы вы и сказали… Какая ж суконная?..
Вот суконный-то ваш мундир весь моль съела…
— Как моль съела? Покажи-ко.
— Словно решето.
— И Кононуяшину курточку-то моль съела?..
— А бог ее знает: вот ведь тут ее, нету… Разве в другом сундуке.
После долгих поисков курточка была найдена. Старик обрадовался, призвал Сашеньку и велел ей надеть, а на шейку повязать платочек.
— Для чего же это, дедушка? — спросила она.
— Для чего! Ты у меня будешь амазонка… Посмотрись-ко в зеркало… хорошо? Ты у меня будешь амазонка…
— Да что ж это, для чего ж это, сударь, нарядили так барышню-то?
— А для того, что я так хочу. Ты, дура, не знаешь ничего, так и молчи. Немножко широка… сошьем новенькую, поуже, к празднику… так и ходи. Ты у меня будешь амазонка, в амазонском платье.
— Вы говорили, дедушка, что в амазонском платье верхом ездят… Помните, проехали верхом какие-то дамы?.. Вы будете меня учить верхом ездить?
— Верхом!.. чВидишь ты какая!., погоди… вот подрастешь, лет через десяток… а теперь и так хорошо… и под окошко сядешь…
не простудишься… а то грудь и шея открытые… не годится…
Распорядившись таким образом, старик успокоился, рад выдумке. Сядет подле окна, посадит подле себя внучку и насмехается в душе над проходящею молодежью.
— Да, смотрите, смотрите!.. Каков у меня внучек? Хорош мальчик? а?.. Что ж не смотрите? Это, верно, не девочка? Такой же небось юбоншик, как вы?.. Да! как же, так и есть!.. Нет! мллости просим мимо двора щей хлебать!..
III
Заколдованная дедушкой от всех глаз, Которые ищут предметов любви, долго Сашенька была еще беспечным ребенком, которого занимали сказки няни, птички, цветы и даже порхающая бабочка в садике. Но вдруг что-то стало грустно ей на сердце, чего-то ей как будто недостает, время от утра до вечера что-то тянется Слишком долго: сидеть с дедушкой скучно, рассказы няни надоели, все бы сидела одна у окошечка да смотрела на улицу — нет ли там чего-нибудь повеселее?
— Нянюшка, отчего это мне все скучно? — говорит она няне.
— Отчего же тебе скучно, барышня? — отвечает ей няня.
— Сама не знаю.
— Оттого, верно, тебе скучно, что подружки нет у тебя.
— Подружки? — проговорила Сашенька призадумавшись. — Где ж взять ее, няня?
— А где ж взять? Откуда накличешь?
"Накликать", — подумала Сашенька, когда няня вышла, и она стала накликать заунывным голосом под напев сказки про Аленушку:
Подруженька, голубушка,
Душа моя, поди ко мне;
Тоска-печаль томят меня.
Вдруг показалось ей, что голос ее как будто отзывается гдето. Она прислушалась: точно, кто-то напевает в соседском дому.
Сашенька приотворила боковре окно, взглянула, вспыхнула, сердце так и заколотило.
— Ах, какая хорошенькая! — проговорила сама себе Сашенька. — Вот бы мне подружка!
И долго-долго смотрела она стыдливо сквозь приотворенное окно на Порфирия, который также разгорелся, устремив на нее взоры, и думал: "Ах, какой славный мальчик! вот бы нам вместе играть!"
"Я поклонюсь ей", — подумала Сашенька, но вошла няня, и, как будто боясь открыть ей свою находку подружки, захлопнула окно.
На дворе стало смеркаться, а няня сидит себе да вяжет чулок.
Так и вечер прошел. Легли спать; а Савденьке не спится, ждет не дождется утра.
Настало утро. Надо умыться, богу помолиться, идти к дедушке поздороваться, пить с ним чай, слушать его рассказы, а на душе тоска смертная.
— Не хочется, дедушка, чаю.
— Куда же ты? Сиди.
Ах, горе какое! — Сашенька с места, а дедушка опять:
— Куда ж ты?
— Сейчас приду, дедушка.
Сашенька наверх, в свою комнату, а там няня вяжет чулок.
Так и прошло время до обеда; а тут обед. А дедушка кушает медленно, а после обеда, покуда заснет — сиди, не ходи.
Господи! Что это за мука!
Но вот дедушка уснул. Няня вышла посидеть со старым Борисом за ворота. Сашенька одна; приотворила тихонько окно, тихонько запела: "Подруженька, голубушка", но никто не отзовется, в соседском доме окно закрыто.
Ах, какое горе!
Прошел еще день. Сидит грустная Сашенька подле няни, призадумавшись. Вдруг послышался напев ее песни, сердце так и екнуло.
— Ну, уж хорошо как-то там курныкает, нечего сказать! — проговорила няня.
— Нянюшка, пить хочется.
— Ну что ж, испей, сударыня.
— Мне не хочется квасу, мне хочется воды.
— Э-эх, ведь вниз идти надо!
— Пожалуйста!
— Ну, ну, ладно.
Няня вышла — а Сашенька к окну. Приотворила — глядь, ей поклонились.
— Здравствуйте! — сказал Порфирий.
— Здравствуйте! — произнесла и Сашенька.
Они посмотрели друг на друга умильно и не знали, что еще сказать друг другу.
— Приходите к нам, — сказал наконец Порфирий.
— Нет, вы приходите к нам; меня не пускают из дому, — отвечала тихо Сашенька.
— Экие какие!
Этим разговор и кончился; послышались шаги няни, Сашенька захлопнула окно.
На следующий день Порфирий целое утро курныкал песенку под окном. Сашенька все слышала, с болью сжималось у ней сердце от нетерпения, покуда дрожащая рука ее не. отворила снова окна с боязнью.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте!
— Послушайте… выходите в садик!
— В садик? Ну, хорошо.
— Поскорей.
— Ну, хорошо.
Порфирий притворил окно. Сашенька также и побежала в садик.
— Здравствуйте, сударыня-барышня, — сказал ей Борис, беседовавший с няней на крыльце.
— Здравствуй, Борис, — отвечала ему Сашенька.
— Куда вы, барышня? — спросила ее няня.
— В садик.
— Посмотрите-ка, сударыня-барышня, какую я вам дерновую скамеечку сделал под липой-то, извольте-ка посмотреть.
И Борис потащился следом за Сашенькой.
Ах, какая досада!
— Вот, видите ли, барышня… Извольте-ка присесть.
— Спасибо тебе.
— Кому ж и угождать мне, как не вам, барышня: вы у нас такое нещечко… Дай вам господи доброго здравия да женишка хорошенького.
— Ах, полно, Борис, — проговорила Сашенька, покраснев, — ступай себе.
— Ничего, сударыня-барышня, что тут стыднова…
В соседском садике послышалось курныканье Порфирия.
"Ах, какой этот несносный Борис", — подумала Сашенька.
— Ничего, сударыня-барышня… да и красавицы-то такой не сыщем… и дедушка-то не нарадуется на вас… Скупенек немножко, бог с ним. Вас бы не так надо было водить… в золоте бы водить, барышня, да не все дома держать… чтоб женишки…