Эрнст Бутин - Лицом к лицу
- Ну! - обрадовался Юрий Иванович. Сел на кровати. - Молодец. И в какой же области?
- Закончил физтех, работал в институте высоких энергий, - Владька снял очки. Сморщившись, сдавил большим и указательным пальцами переносицу. Сейчас работаю над темой: пространство - время.
- Понимаю, понимаю. Эйнштейн, искривление пространства, е равняется эм цэ квадрат, - Юрий Иванович, раздвинув ноги, уперся ладонями в колени. Опустил голову. - Я всегда считал, что ты далеко пойдешь. Тебя еще в младших классах звали "профессором"... - он вспомнил того, давнишнего, Владьку: тоненького, сутуловатого, большелобого. Правда, никакой вундеркиндовской анемичности в нем не было, первым озорником и выдумщиком признавали будущего доктора наук пацаны.
- Не говори ерунды, - перебил приятель. - Самый способный среди нас был ты,- - без лести, буднично добавил он. Надел очки. - Я жене своей все уши прожужжал про тебя. И вот видишь, прав - пи-са-тель! - Поднял указательный палец, прислушиваясь с уважением к этому слову.
- Давай не будем играть в "кукушка хвалит петуха", - оборвал Юрий Иванович. Поплевал на окурок, швырнул его в ящик из-под рукописей. Встал, надел свой единственный, кожаный, пиджак. - Пойдем, посидим где-нибудь, поболтаем. Я тут... гонорар получил, - отвернулся, достал деньги, прикинул, можно ли рассчитывать на ресторан, чтобы и на билет в Крым хватило, или придется приглашать приятеля в пивнушку. - В моей берлоге свежему человеку тяжко, - покосился на гостя, поджал обиженно губы. - Чего рассматриваешь? Изменился?
Владька добродушно глядел на него. Пошевелил неопределенно пальцами в воздухе.
- Есть маленько: живот, лысина, борода. И вообще...
- Зато ты, вижу, спортсмен-олимпиец. Здоровый дух в здоровом теле, беззлобно проворчал Юрий Иванович.
- Держу форму; гимнастика, бассейн, лыжи... - начал было не без гордости гость, но хозяин насмешливо фыркнул.
- Образцово-показательный, значит? Ну-ну, - он язвительно глянул на приятеля, заметил, что тот обиделся. Улыбнулся виновато, с деланной скорбью. - А я вот, как видишь, подизносился. Почки пошаливают, печень барахлит, мотор вразнос пошел... Потопали? - Сунул деньги в карман: Владька, вроде, не кутила, не выпивоха, значит, можно обойтись бутылочкой в кафе. - Обмоем где-нибудь встречу.
- Обмоем, конечно. Но в другой раз. Извини, я на машине, - приятель развел руки и вдруг, радостно хлопнув в ладоши, вскрикнул: - Слушай, есть отличная идея! Ты действительно не занят, действительно закончил работу, действительно сейчас свободен?
- Как горный орел, - Юрий Иванович потянулся, выкинул в стороны крепко сжатые кулаки. - Наконец-то отдохну от такой жизни! - Задрал бороду к потолку, зажмурился. - Сегодня или завтра уезжаю к морю.
- Может, подождешь с морем? - весело попросил приятель. - Отложи, а? Хочешь, через недельку вместе махнем, я отпуск возьму. А сейчас давай отправимся-ка в Староновск.
- В Староновск? - Юрий Иванович приоткрыл один глаз, медленно опустил руки. - С чего бы вдруг?
- Да не вдруг, не вдруг, - торопливо принялся объяснять Владька. - Я там часто бываю. У нас в Староновске база - не база, нечто вроде лаборатории. Аномалия в нашем городишке оказалась уникальная... Ну, это сложно и долго объяснять. Говори - едешь?
- Вообще-то заманчиво, - неуверенно заулыбался Юрий Иванович. Тоска, сжимавшая два дня сердце, поослабла с приходом одноклассника, а после приглашения на родину и вовсе, кажется, исчезла. - А что? Можно, - он задумчиво смотрел в окно. - Время для меня цены теперь не имеет. Неделей раньше - неделей позже...
- Вот и отлично! - Владька сорвался с табуретки, запетлял по комнате. - Ты после школы хоть раз был в Староновске?.. Вот видишь. Это же свинство! - Он с силой опустился на кровать, подскочил разок-другой на пружинах. - Я еще вчера хотел уехать, но вдруг, не знаю, с чего, вспомнил тебя. И так мне паршиво стало, не поверишь. Да что же это такое, думаю, в детстве чуть ли не друзьями были, живем в одном городе и не видимся... Да не бери ты ничего, - взмолился, увидев, что Юрий Иванович сдернул с гвоздя серое вафельное полотенце, - у меня все есть!
Юрий Иванович с сомнением рассматривал полотенце. Скомкал его, швырнул в угол.
Подошёл к столу, отыскал в ящике клочок бумаги. Не слушая одноклассника, написал, сосредоточенно сдвинув брови: "Ольга Никитична! Я уехал. Спасибо Вам за все. Оставляю плату за комнату. И еще немного. Может, хватит, пока жильца найдете. Вещами моими (пальто, шапка, свитер и пр.) распоряжайтесь, как хотите. Не поминайте лихом, простите, если что было не так. Юр. Ив.". Задумавшись, нарисовал жирную точку. Очнулся, вынул деньги. Отсчитал три десятки. Поразмышлял. Добавил еще одну и положил их под записку.
- Так, кажется, все.
Владька бодро вскочил, одернул пиджак, повел плечами.
- Идем, - Юрий Иванович подтолкнул его в спину.
Вышел вслед за гостем. Но в дверях, зная, что все кончено, что впереди - Черное море, что возврата нет, еще раз оглянулся и увидел вдруг комнатенку свежими глазами, глазами человека, не замороченного бреднями, глазами Владьки, например, и поразился, похолодел от стыда за нищету и убожество своего жилья, покраснел от вида грязи, пыли, запущенности этой ночлежки, в которой хозяйка первые дни пыталась наводить порядок, но была напугана резким заявлением жильца не вмешиваться в его дела, и отступилась. Лицо Юрия Ивановича болезненно сморщилось, отчего, мясистое, опухшее, стало плаксивым.
- Ну и хлев, - прошептал Юрий Иванович и, неожиданно для себя, плюнул в сторону письменного стола.
Развернулся, быстро вышел из дома.
На крыльце он с вызовом взглянул на приятеля, ожидая найти на лице профессора сочувствие, сострадание, но тот улыбался безмятежно и счастливо, не было ни самодовольства, ни жалости к неудачнику. Юрий Иванович запер дверь и, подбрасывая ключ на ладони, спустился по ступенькам. Владька, опережая, шмыгнул мимо, зашагал молодцевато к калитке, сквозь редкие корявые колья которой синели "Жигули". Юрий Иванович остановился, обернулся, обвел цепким прощальным взглядом огород с правильными рядами невысокой сочно-зеленой ботвы, избушку, тяжело и кособоко присевшую на угол. Посмотрел на маленькое черное окно своей комнаты и, широко размахнувшись, запулил ключ в заросли малины, приютившейся около забора.
2.
- Завидую все-таки вам, литераторам, художникам, - без всякой зависти сказал Владька. - Мы, простые смертные, проживаем одну жизнь, вы - десятки. Мы вскрываем в природе уже существующее, имеющееся как факт, как данность, вы создаете новое и оригинальное. Не открой Ньютон закон тяготения, его открыл бы кто-нибудь другой, тот же Гук, не выведи Эйнштейн теорию относительности, ее вывел бы со временем ну хотя бы Фридман или кто-то еще. А не напиши ты, Бодров, роман, его никто не напишет. Вот в чем вся штука. Напишут хуже или лучше, но не этот. Твоего, бодровского, никогда не будет, и это самое поразительное. В вас, писателях, целый мир, неисследованный, непознанный, пока вы сами не захотите его показать...
"Повело физика-теоретика", - подавил вздох Юрий Иванович, и ему стало скучно: надоели банальности, которые Владька изрекал с видом первооткрывателя. А может, они для него были действительно откровением, но ему-то, Юрию Ивановичу, и собственная болтовня о творчестве, которой он пичкал собутыльников, ох как надоела.
Оживленный, радостный Владька не закрывал рта с той самой минуты, как бывший соученик сел в машину. Сейчас уже и сумерки незаметно подкрались, неуловимо, но уверенно переходя в ночь, а бодряк-профессор все говорил и говорил. Сначала он домогался, чтобы Юрий Иванович дал почитать что-нибудь свое, тот шевельнулся, буркнул, что обязательно, мол, как только выйдет роман, так как это главная книга, а все остальное - ерунда, мелочь, подход к теме, и, чтобы уйти от разговора, хотел было спросить Владьку о его работе, но испугался, что товарищ Борзенков влезет в такие дебри релятивизма, в которых он, Юрий Иванович, уснет, как муха в хлороформе. Поэтому поинтересовался, вполне искренне, впрочем, что известно о судьбе одноклассников. Владька встрепенулся и поведал с подробностями почти обо всех: тот стал слесарем, этот врачом, та домохозяйкой, эта учительницей. Оказалось, что Лидка Матофонова - "которая, помнишь, влюблена была в тебя?" - закончила сельхозтехникум, работает агрономом, нарожала около десятка детей, располнела; Витька Лазарев разбился на мотоцикле; Ленька Шеломов стал металлургом, в газетах о нем пишут; Генка Сазонов - "на одной парте с тобой сидел" - в горисполкоме, заведует коммунальным хозяйством, стал важный, неприступный; Лариска Божицкая - "правда, она не из нашего класса", - тут Владька кашлянул, посмотрел искоса на приятеля, заведует магазином, сменила двух или трех мужей, постарела, но все еще симпатичная и на жизнь, кажется, не жалуется... Из прежних учителей никого в школе не осталось, кроме Саида, физрука. Большинство на пенсии, кое-кто уехал, а Синус "математик, помнишь?" - умер года три назад то ли от инфаркта, то ли от инсульта: пришел в учительскую и умер...
