Михаил Волохов - Игра в жмурики
Феликс. Ну-так. Интересно, значит, было посмотреть, как человека рубанули?
Аркадий. Не человека - еврея, на хуй. Понял? Ну посмотреть-то всегда интересно. Толпа собралась. А что интересного: смерть, кровь, грязь, на хуй.
Феликс. И Раскольникова потом поглядеть тянуло. Все человеки.
Аркадий.Что?
Феликс. Дед Пихто и бабка с пистолетом.
Аркадий. Я тебя, емариста, там тоже видел.
Феликс. Дружкам своим на меня пальцем тыкал. Видал.
Аркадий. Ну мог подойти поздороваться, познакомиться с моими корешками. Все-то ты, еврей, брезгуешь простого человека.
Феликс. Ну и прилично потом поддали?
Аркадий. Да, уж, приличественно - весь день в отрубешнике был.
Феликс. Значит, с утра пошли, поглядели на убитого еврея, потом пошли, поддали. Так?
Аркадий. Ну так.
Феликс. Потом весь день в отрубешнике. Так?
Аркадий. Тебя это сношает?
Феликс. Но ты же говоришь, что и пятьсот рублей вчера заработал - это когда в отрубе, что ли? Ловко. Но не понятно.
Аркадий. А ты что, в следователи ко мне записался?
Феликс. А что, неважнецкий из меня следователь?
Аркадий. Замурыжил ты меня, Феликс Эдмундович, - охуительно замурыжил. Снял пятьсот хрустов - отстегнись спокойно. Что тебе от меня надо? Хочешь писать поэму? Я тебе сказал - иди пиши свою ебическую поэму, а от меня, манишка крахмальная, отстегнись, по-хорошему.
Феликс. Да не хочу я писать эту свою ебическую поэму - закрахмалила она меня в доску. Поговорить вот с хохлятским человеком по душам хочется.
Аркадий. Что у нас с тобой разговор - как собаки лаемся.
Феликс. Ты первый начинаешь.
Аркадий. Еще кто первый начинает. У тебя ж характер, сука, козырной зэковский. Так-то характер мне твой нравится. А так-то ты мудак мудаком. Ну вот, не могу я с тобой иначе разговаривать, Феликс Феликсович. Ты интеллигент творящеский, - поэму свою епическую кропаешь, на хуй никому не нужную. Я, блин, твою жизнь абсолютно не понимаю. И водку не пьешь, и Маринке не впер, это не по-свойски. А что, этот рыжий точно в КГБ продался? Евреев-то в КГБ-то не берут.
Феликс. Когда приспичит, в КГБ и цэрэушников берут. Телек-то смотришь, политику? Показывали.
Аркадий. Да видел передачку - цэрэушник гебистам продался. Смелый.
Феликс. А сам-то чего такой мандражильный, чего ссышь-то все?
Аркадий. Чего это я ссу?
Феликс. Ну как чего ты ссышь, - ты ж его этого еврея рыжего замарал-то бритвой, фиской по глотке!
Аркадий. Чивоо?!!!
Феликс. Да не ссы - все по-совейски: замарал - замарал; пятьсот рублей за работу заработал. Все оплачено, все уверенно - не ссы.
Аркадий. Я тебя точно, блядь, замараю, сука! Я тебя, точно, пидар, грохну! (Бросается на Феликса - тот приемом карате сбивает Аркадия с ног.) А-а.
Феликс. Ну что, грохнулся? Скажи спасибо, что ласкательно я тебя еще грохнул.
Аркадий. Чего ты дерешься? Я тебе что сделал? (Встает.) Откуда ты все знаешь?
Феликс. В КГБ служу - потому все и знаю. Нарвался ты, мальчишечка, на мою блюбевь.
Аркадий. А гуляй, сука, понтер-блюбёвник, до ветру. Труп мне пришить захотел. А не сполучится. Этот пижон рыжий - гебист. Трави баки - только не мне.
Феликс. Был гебистом, потом стал на ЦРУ шустрить - своих гебешных тварищей заваливать за доллары. Ну вот, и надо было его охиросимить. Это дело поручили мне, ну а я перепоручил тебе. Теперь ты наш тварищ - проверенный наш тварищ, Аркашка. А ты еще не доволен. Благодарность человеческая. Делай добро людям, сука.
Аркадий. Чиво? Мерси, на хуй. Ты мне ничего не перепоручал, япошка.
Феликс. Так вот, это я тебе конвертик с ксивой и пятью сотнями в почтовый ящик закинул.
Аркадий. Ты?! Сука! Фашист, блядь, сука! Убью, на хуй!!
Феликс. Я был уверен, что с тобой, бздюмовником и националистом, это дело без помех сконтачит. Выбросил посланьице или хранишь?
Аркадий. Сжег, на хуй.
Феликс. "Прости меня, хохол-Аркашка, сердечно, но залудил, проштрафил я тебя в наперсточек ферзю мокрушнику афганскому. Да, к твоему счастию - есть вот обмен смертушек. Вскрой глотку лезвием Сашутке, рыжему еврею по Ушакова шесть, квартирка восемнадцать - твои пятьсот рублишек. А коли запротивишься, шаромыжник таксомоторный, - до завтрашнего дня нет лезвиючка в твоем горлышке. И деталька в помощь: Сашутка в семь утра выходит из подъезда на работу. Неудачливый в наперсток любер-афганский, который тебя, хохла-мужика, на суде том запомнил и веско невзлюбил". Так?
Аркадий. Так.
Феликс. А что сжег писульку, так это профессионально. Ну что, грамотно, литературно я малявку составил? А все пиздишь, зря я занимаюсь литературкой художественной. Это и есть, хохол, то самое искусство.
Аркадий. Я перебздел - да. Сука. Афганские любера - это самые лютые платные убийцы в Москве, я знаю.
Феликс. Много ребятишек с Афгана после дембеля в убийцы пошли. После Афгана оно привычно мирных людишек шпокать. А ты и без Афгана лихо справился ценю.
Аркадий. Я на суде против одного любера речь толкал. Он ночью таксиста нашего по горлу бритвой ради копеек, сука. Я подумал, что дружки его меня вычислили. Я тебе рассказывал, гаду, про суд.
Феликс. Ну я и воспользовался.
Аркадий. Падаль!!! Понял ты кто, - падаль.
Феликс. Ну ты тоже, змей, не подарочек. Пришил еврея хладнокровно, будто всю жизнь людей скальпировал. Или трудно было?
Аркадий. Хуй ли, блядь, трудного. Я бутылку пива раздавил перед этим. Когда я бутылку пива выпью, мне все по хую. Мне больше не надо - только бутылку пива. Это после дела я могу ужраться. У меня же жена, две девочки. Я подумал: как бы они без меня остались? А к мусорам обращаться за помощью - это ж бесполезно. Только хуже могло получиться. Я так соображал.
Феликс. Я рассчитывал на твою семейную сообразительность, Аркашка.
Аркадий. Ты страшный фашист, сука. И я вот, на хуй, убил человека, а будто и не убивал человека, еврея.
Феликс. Знаю.
Аркадий. Знаешь? Ты тоже убивал? А кого? Евреев тоже?
Феликс. Кого я - тех уже нет человеков, евреев.
Аркадий. А ты еврей, сам-то?
Феликс. Все мы евреи, если по Марксу живем. Или по Христу.
Аркадий. И многих ты своими руками?
Феликс. Профессия.
Аркадий. Замочная профессия. Теперь я понял, почему ты поэму пишешь для самолечения и читать никому не даешь. Твои же гебисты тебя и хлопнут без очереди. Про делишки свои мокрушные пишешь?
Феликс. Так и быть, Аркаша, куплю я у тебя кенаря - извращенно ты мне показываешься.
Аркадий. А ты мне ни хуя не показываешься, Эдмундович. Что я тебе такого плохого сделал? Ты что, осерчал, что я тебя попросил молоко с пищеблока поменьше пиздить? Но ты ж офанарел со своими трехлитровыми банками. У больных же пиздишь. Они ж тебе, своему сотруднику, столько денег в карты просаживают. Ты цистерну парного молока после каждой смены можешь покупать.
Феликс. Ну спиздить-то куда приятнее, если можно спиздить. Тебе ли мне объяснять, хохляндия?
Аркадий. Конечно, оно приятней спиздить, если можно спиздить, Эдмундович.
Феликс. А спиздить у своих коллег, убийц хронических, литра три молока под носом - это ж роскошвенно, это ж интерес спортлотошный.
Аркадий. Что-то мы все тут собрались убийцы.
Феликс. Теперь вот и ты стал членом нашего тварищества. Учись точнее выражаться.
Аркадий. Ххорошо.
Феликс. А дрожит у тебя голосок. Тебе еще далеко до профессионализма.
Аркадий. Зачем ты это со мной сделал?! Кого другого нельзя было найти?
Феликс. Вот как ты сам, хохол, за чужой спиной отсидеться-то любишь. Ты считаешь, что я с тобой обшибся?
Аркадий. Да, вроде, как сказать.
Феликс. А если четко, уверенно ответить?
Аркадий. Я думаю, что вы во мне не ошиблись, товарищ.
Феликс. Вот и хорошо. Нам свежевыстроенные кадры нужны. Предательские кадры мы не перестраиваем. (Большим пальцем проводит себе по горлу.)
Аркадий. Так точно.
Феликс. Еще задание получишь - исполнишь?
Аркадий. Так точно. Какое задание?
Феликс. Ну кого-нибудь там к праотцам забросить. Члена какого, дармоеда еврейского, который мешает жить совейским людям. Ты же совейский человек, хохляндия?
Аркадий. Я - совейский человек.
Феликс. Ну так, исполнишь?
Аркадий. Прикажете - исполню члена антисовейского.
Феликс. Да, хохол, замочный ты кадр - просто невозможно не купить у тебя кенаря. За четертак, говоришь, отдаешь птичку?
Аркадий. Да знаешь, Эдмундович, я вот что решил - не надо у меня покупать птичку, я ее тебе так подарю.
Феликс. Кеша, друг! (Обнимает Аркадия.) По гроб жизни обязан за птичку такое счастье.
Аркадий. Да не за что, Феликс Эдмундович, не стоит. А послушай, Эдмундович, ты меня, конечно, того, - извини, а у тебя что, есть и книжечка?
Феликс. Какая у меня есть книжечка?
Аркадий. Да красненькая такая книжечка - по ней еще пройти везде можно.
Феликс. А-а - члена писателей совейских красненькая книжечка? Да нет у меня такой книжечки, Аркаша, не вчленился еще официально.
