Сергей Каледин - Коридор
- Не растут.
В прошлом году Роман проходил практику на Кожуховской подстанции, и там произошла авария с трансформатором. Роман отличился при тушении пожара, но обгорел крепко. Примчался Михаил Семеныч и месяц не давал житья врачам, чтоб лечили лучше. Врачи взмолились, чтобы Липа с Марьей забрали отца, но Липа сказала, что на отца, конечно, постарается повлиять, хотя трудно, и добавила, чтобы лечили все-таки получше. А в назидание рассказала, как сорок лет назад, когда умер от скарлатины первенец Михаила Семеныча Коленька, отец пришел с фабрики, перекрестился, добыл где-то револьвер и пошел убивать доктора, заставившего его положить мальчика в больницу. И гонял его до ночи по всему Иванову, пока не пришел к выводу, что врач неповинен.
- Зусмана сегодня встретила,- сказала Марья, отводя предыдущий разговор подальше.- В Англию едет. Хотел зайти перед отъездом.
Михаил Семеныч поморщился.
- Жидов-то зачем привечаете?.. Служба - одно, а Домой к чему?
- Да он же тебе понравился в тот раз,- от отцовской несправедливости Марья даже покраснела.- Сам говорил; умница! Кудрявый такой, высокий...
- А-а... Этот? Ну пускай тогда. Видный мужчина.
Михаил Семеныч, будучи сам роста небольшого, терпеть не мог мелких женщин, а мужчин и подавно. А если человек роста удовлетворительного, так не все ли равно, какой нации. Тем более что много инженеров - старых и новых товарищей Михаила Семеныча - были из евреев. А насчет "жидов" - это он так, подразнить начальственную Марью.
- Да, он красивый...- вздохнула Марья.- На Петю даже чем-то похож.
- Самая-то замуж собираешься? - спросил Михаил Семеныч, исподлобья взглянув на дочь.- Или так и будешь вдоветь до морковкина заговения?
Марья молча вышла из-за стола, достала из сумочки платок и еще что-то, повернулась спиной к столу.
Муж Марьи Петя-прапорщик, георгиевский кавалер, после войны вернувшись домой, обнаружил, что его молодая жена Машенька уже не просто Машенька, а член укома Марья Михайловна. Он же как был калькулятором на фабрике до войны, так им и остался. Машенька приходила поздно, куда-то все ездила по партийным делам. Петя ревновал. Потом добрые люди навели его на мысль, что ездит она не только по партийным делам. Петя достал цианистый калий и умер.
...Михаил Семеныч почувствовал неудобство: что это - дочь спиной встала к отцу и стоит. Он тихо подошел к ней, заглянул через плечо, встав на цыпочки: Марья, смахивая носовым платком редкие слезы, смотрела на фотографию, где Петя лежал в гробу.
- Тьфу ты, господи! - расстроился Михаил Семеныч.- В гробу-то он тебе на кой хрен теперь нужен?! Спрячь, сказал!..- Он даже топнул ногой от раздражения и мешающей ему жалости к дочери и, резко растворив дверь на балкон, опять вышел на воздух.
- Да не ходи ты туда, ради бога! - всхлипывая, крикнула Марья, памятуя про нелюбовь отца к голой женщине.
- Орет ктой-то,- обернувшись, громко сказал с балкона Михаил Семеныч.Аграфена! Глянь.
Глаша, прибиравшая со стола, с чайником в руках вышла на балкон. Кричал дворник Рашид.
- Э-эй! Папашу бери!..- доносилось снизу.- Папаша ваша!..
Глаша перегнулась через перила:
- Чего крик поднял?
Рашид тыкал пальцем в пролетку под балконом: _ Папаша... папаша... совсем больная... Глаша сразу поняла, в чем дело. _- Петра Анисимовича привезли. Выпивши. _ У-у-у! - зарычал Михаил Семеныч, задом убираясь в комнату.- С черного хода пусть подают. Срам-то!..
- Во двор вези! - перевела дворнику его слова Глаша.
- Ты подумай,- улыбнулся Роман.- Опять напился с утра пораньше.
- Ладно! - ударил Михаил Семеныч кулаком по столу.- Сопляк! С его поживи! Ступай, принять помоги!- Он полез в карман, достал деньги.Аграфена! На. Дай татарину.
"А говорил - мелочи нет",- механически отметила Марья.
- Я тоже пойду за дедушкой,- сказала Аня.- Можно, дедушка?
- Ну, сходи,- пробурчал Михаил Семеныч.- Дедушка старенький заболел...
- Нет,- замотала головой Аня.- Он вино выпил.
Несмотря на соседство с кабельным заводом, который сам по себе был вонюч, двор пах мокрым лесом. Мощные, тесно посаженные деревья не пропускали к земле солнечное тепло, и мокрая от росы трава, от которой шел густой запах, просыхала только к вечеру, к началу вечерней росы. Под кленами стояли влажные, черные, от старости уже даже не гниющие скамейки. Посреди двора увядала не обогретая солнцем клумба.
Рашид спрыгнул с подножки пролетки, показывая, куда сгружать Петра Анисимовича. Рядом с дедушкиной большой сонной рукой лежал сплющенный фунтик винограда, несколько ягод выкатилось.
- А вы дедушку разбудить хотите? - спросила Аня.- Пусть он лучше поспит, он старенький. Он всегда так спит. Вон там! - она показала на каретный сарай.
Роман обернулся к сестре:
- Может, правда туда? А то на четвертый этаж...
- Нет,- решительно сказала Марья и поставила ногу на ступеньку пролетки.
Пролетка заскрипела и накренилась. Петр Анисимович тихонько что-то пробормотал.
- Аня! Не ешь виноград - грязный,- раздраженно спросила Марья.
А вон мама идет! - крикнула Аня.- И папа!
Марья сняла ногу со ступеньки - пролетка выпрямилась: Петр Анисимович опять что-то сказал. Марья пошла навстречу родственникам. Роман следом. Аня подобрала с пола пролетки виноградины и быстро засунула их в рот.
2. ПУСТЫЕ ХЛОПОТЫ
В тридцатом году в квартиру Бадрецовых-Степано-вых пришел комендант и сказал, что так дело не пойдет: шестьдесят семь метров на четверых (Глаша не в счет) - по нынешним временам слишком жирно. Пожелтевшее удостоверение Георгия в том, что он, "...выполняя ответственную работу на дому, имеет право на дополнительную площадь в размере 20 квадратных аршин", не произвело на коменданта впечатления. Липа кинулась искать обмен, пока не уплотнили. Переехали утром, после ухода соседей на службу, без лишних глаз и еле успели. Когда взопревший комендант прибежал останавливать самоуправство, было уже позд-, но: последний ломовик, груженный скарбом и Глашей, успокаивающей на коленях кота, зашитого в наволочку, выезжал из Пестовского.
Новый дом в Басманном был задуман как студенческое общежитие: шесть этажей - шесть длинных коридоров- один над другим. По обе стороны коридора маленькие квартирки, в каждой уборная и безоконная трехметровая кухня. В конце и в начале коридора - огромные балконы, планируемые для коллективного отдыха и используемые для сушки белья. Задуман дом был в начале нэпа, выстроен - в конце и заселен не студентами, а обыкновенными семьями.
На двухкомнатную квартирку в двадцать пять метров на четвертом этаже этого дома Липа и выменяла две царские комнаты в Пестовском с мраморным камином и каменной женщиной на балконе. Из всей родни Липа теперь единственная имела отдельную квартиру с телефоном, чем очень гордилась.
Поскольку осуществить Липину мечту - отдать Люсю в немецкую школу - не удалось: принимали только детей рабочих,- Люся училась в обыкновенной школе, а немецким занималась у фрау Циммер на улице Карла Маркса. А в клубе железнодорожников на Ново-Рязанской она училась художественному свисту.
Никаких напастей не было до тех пор, пока Аня не заболела дифтеритом. Дифтерит осложнился параличом, и ополоумевшей от ужаса Липе сказали, что, раз девочка умирает, пусть умрет дома. Аню протерли спиртом и выписали из больницы.
Три месяца Липа моталась в поверхностной дреме на табуретке возле кроватки дочери, специально на табуретке, потому что со стула можно и не упасть, если заснешь. Днем же Липа работала старшим экономистом на Метрострое. Подключить Георгия к ночным дежурствам ей даже не приходило в голову, впрочем, и ему - тоже. По вечерам он учился на Высших счетно-экономических курсах и работал уже бухгалтером.
Аня выздоровела. Но Липа, похудев на восемнадцать килограммов, сама заболела чем-то непонятным. В конце концов выяснилось, что в голове у нее образовалась опухоль, врач говорил: от переутомления.
Липа сначала полечилась, потом бросила это бессмысленное занятие и начала сосредоточенно готовиться к смерти. В семье последнее время никто не умирал, если не считать Петра Анисимовича, тихо скончавшегося в Рязани у старшей дочери, и поэтому Липа, оказавшись первой кандидаткой на тот свет, старалась подготовиться как можно обстоятельней. Главное - дети. Дочери.
Аня завещалась Марье, потому что младшую племянницу Марья любила, а Люсю недолюбливала. Была и вторая причина: Марья, мобилизованная в счет "тысячи", окончила сельскохозяйственный институт и работала в Курской области директором совхоза, а деревенский образ жизни полезнее для восстановления здоровья Анечки, нежели городской.
Люся оставалась у Георгия, хотя спокойнее Липе было бы знать, что старшая дочь перейдет на воспитание к брату Роману.
Хоронить Липа велела себя в голубой шелковой кофточке, под цвет глаз, и обязательно не забыть хрустальную брошь. Похороны чтобы были скромные - в долги не влезать.
