Александр Волков - Ликвидаторы
Скуляев. За встречу!
Наталья. За встречу!
Выпивают. Закусывают. Каждый достает свои сигареты, закуривает. Шахов молча приносит откуда-то из угла плоскую консервную банку из-под сельдей, ставит посреди стола. Пауза. Скуляев достает из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон, записную книжку. Листает. Наталья и Шахов смотрят на него. Скуляев набирает номер.
Скуляев (в трубку). "Багдад"?.. Люся?.. Дай мне Карена на минутку!..
Слушает. Ждет. Шахов вопросительно смотрит на него.
Скуляев (встретившись с ним глазами). Ты чего?..
Шахов (пожимает плечами). Я ничего... А ты?.. (Кивает на трубку.) Дела?..
Скуляев (улыбается). Алаверды!.. (Слушает.) Карен?.. Ужин на троих. По полной программе!.. Я сказал: ужин, а не столик... Да, на дом!.. (Шахову, шепотом, прикрыв трубку ладонью.) Адрес?..
Шахов (он все понял, насмешливо). Мытнинская, двенадцать. Нежилой дом. Второй двор. Кричать или свистеть два раза...
Скуляев (в трубку). Мытнинская, двенадцать... Нет, в квартиру не надо... Через полчаса жду возле арки... (Смотрит на стол.) Чуть не забыл: посуда, полный комплект... Ты меня понял, да?.. Вот и прекрасно.
Убирает трубку в карман. Пауза. Часы бьют половину.
Картина вторая
Те же лица. Та же обстановка. Стол накрыт по "полной программе". Есть даже бутылка шампанского в ведерке со льдом. Потрескивает печка. Тепло, почти жарко. Шахов успел переодеться. Теперь на нем темный однобортный пиджак с едва приметной золотой искрой, светлая кремовая - кофе с молоком - рубашка и широкий малиновый галстук, приколотый к рубашке перламутровой булавкой в золотой оправе. Переодевание как бы преобразило Шахова. Теперь это не бродяга, не помоечник, рыскающий по своему кварталу в поисках мелкого фарта, а владелец своего чердака, хозяин, устроивший званый ужин для друзей юности. Чувствуется, что в ожидании этого ужина все уже немного выпили, чуть разморил печной жар, и потому все трое впали в несколько блаженное, расслабленное состояние.
Шахов (крутит в пальцах бокал с красным вином, говорит, ни к кому не обращаясь, но понятно, что его речь обращена к Скуляеву). По восточному гороскопу мы с тобой достигли возраста змеи, тринадцать лет, от сорока двух до пятидесяти пяти... Говорят, кризис сорока двух - самый тяжелый: лучшая половина жизни пролетела как сон, а что сделано?.. А ничего, так, ерунда какая-то, мелочь... Надо срочно исправлять положение, приступать к чему-то серьезному, значительному, к чему-то такому, что внесло бы в остаток жизни хоть какой-то высокий смысл, наполнило ее... Книги?.. Но в них надо искать ответы на вопросы, а ты даже не можешь толком задать ни одного существенного вопроса, кроме самых банальных: в чем смысл?.. неужели вот так помру, и через пару недель никто и не вспомнит, разве что на сорок дней соберутся, да и то лишь для того, чтобы напиться водки и потрепаться о всякой чепухе?.. Ты ведь уже бывал на таких сборищах, но тогда там, за чертой, оставался кто-то другой, а теперь это будешь ты - почувствуйте разницу!.. (Смеется сухим смешком, пьет.)
Наталья (меланхолически). И это вся восточная мудрость?.. Скудновато.
Скуляев (мотает головой, говорит с серьезностью чуть подвыпившего человека). Не скажи!.. Просто, да, очень просто, но так и надо смотреть на вещи... Сорок пять еще, разумеется, не старость, но уже какой-то предел, за которым ты уже чего-то не сможешь никогда!.. (Машет рукой в сторону стойки, на которой висят музыкальные инструменты.) Я, может быть, мечтал играть на саксофоне, на флейте, а выучил всего пять блатных аккордов - и все, финиш!.. Мне уже никогда не стать артистом, и я жалею, сокрушаюсь...
Постепенно замолкает, глядя в пространство.
Шахов (оживляясь). А я иногда играю... У метро, даже, бывает, напротив "Европейской"... Народ-то везде по большей части знакомый, не дают с голоду помереть... Становись, говорят, играй. Если, конечно, место есть, заболел кто-то, отдохнуть решил, запил, а тут я! (Смеется.)
Наталья (c несколько наигранным интересом). И хорошо подают?..
Шахов (строго, серьезно). Подают нищим, калекам, а музыкантам платят. Почувствуйте разницу!.. (Вновь беспечно.) Сколько платят?.. По-разному. По погоде, по настроению, по тому, хороший был концерт в Филармонии или так себе, и если ты хочешь заработать, ты должен уметь улавливать такие вещи, знать, когда толпа разлимонится под "Yesterday", когда под "House of a rising sun", а когда полезет по сумочкам и карманам после Чарли Паркера или Глена Миллера...
Скуляев (рассудительно). Уличные музыканты облагораживают городской пейзаж. Как деревья. Монументы. Звучащая подвижная скульптура. Скульптурная группа.
Наталья. Скульптурам не платят.
Шахов. Платят скульпторам.
Скуляев. Резонно.
Пауза.
Шахов (развивает тему). Иное дело, когда играешь один, в переходе между станциями: здесь и одеться надо как следует, и причесаться, в общем, выглядеть... Обыватель сторонится оборванца, грязный оборванный нищий не внушает ему ничего, кроме страха и брезгливости, а его игра представляется такой же ложью и фальшью, как предложение цыганки погадать по линиям руки... (Замолкает, отпивает большой глоток вина.)
Наталья (решительно тряхнув головой). Нет, не представляю, как это: вот так, ни с того ни с сего встать посреди толпы, положить перед собой шапку, начать играть... Ты, Шахов, ненормальный!..
Шахов (машет рукой). Чушь, Натали!.. Ты не имеешь об этом ни малейшего понятия!..
Наталья (неожиданно резко). Вот-вот, тебя послушать, так я никогда ни о чем не имела никакого понятия!..
Шахов (так же резко). Неправда, не надо обобщать!.. Ты прекрасный искусствовед!.. Вот... (Берет со стола найденную на помойке тарелочку.) Эпоха, термин, цена, и все с ходу, с одного взгляда!.. (Скуляеву.) Цени ее, Юрок!.. Походи с ней по нынешним антикварным лавкам, там иногда такое попадается, что я просто диву даюсь!.. Причем за гроши!.. Смех!..
Смеется, закашливается, вытряхивает из пачки папиросу, закуривает. Скуляев внимательно смотрит на него. Пауза.
Скуляев (нарочито небрежным тоном). И что же там такое попадается?..
Шахов (смотрит на него исподлобья, лукаво). Да так... Чепуха... Разве что иногда: старенький холстик, прошлый век, пейзажик, портретик, натюрмортик, жанровая сценка - второй сорт, лубок... Там ведь тоже искусствоведы работают, мимо них муха не пролетит!..
Скуляев (с усмешкой). Знаю я этих искусствоведов. Муха не пролетит - это точно!..
Берет бутылку коньяка, наливает Шахову, себе. Поднимает свою рюмку.
Скуляев. Ну, давай, Миха!.. За змею!.. Как там, по-восточному?.. Освоение новой среды, уход в себя, первые признаки старения - так?..
Шахов (кивает). Так, Юрок, все так!..
Скуляев (продолжает). Змея очень самолюбива, ранима, противоречива, но если она хочет все же претворить свои идеи в жизнь, ей нужно очень точно рассчитать свои силы!..
Шахов (подхватывает). Оставшиеся силы!..
Чокаются, пьют. Наталья сидит неподвижно и смотрит в огонь. Скуляев ставит на стол пустую рюмку, откидывается на спинку стула.
Скуляев (расслабленно). Странное, однако, дело: чем старше я становлюсь, тем моложе я себя чувствую. В тридцать лет мне казалось, что все, что я мог сделать в этой жизни, я уже сделал, и жить больше незачем, следующий десяток, до сорока, я почти не помню... То есть, конечно, помню: ловчил, крутился, организовывал какие-то подпольные производства, был под судом за хищение в особо крупных размерах, чуть под вышку не подвели, хорошо, нашлись добрые люди, упрятали в дурдом... Cначала в один, потом в другой, потом в третий пять экспертиз по пять штук за каждую! И - свобода!.. Мало того - жизнь!.. За двадцать пять тысяч рублей - всего!..
Шахов. Но у тебя они были!.. А если бы не было?..
Скуляев (коротко). Вышка. Одному нашему дали. И деньги не спасли. А жаль. Гениальная была голова, золотая. Тридцать тысяч часов через румынскую границу. Электронных, с зуммером. Нанял цыганят, они перед таможней все тридцать тысяч батареек перевернули, и вся партия проскочила без единого писка - каково?!.
Шахов (с преувеличенной серьезностью). Фантастика. Чичиков. Бендер.
Скуляев (сосредоточенно глядя перед собой). И в такую голову, в такой сосуд девять граммов свинца!.. Да как у них рука поднялась?!. Дантесы!.. А как бы он сейчас развернулся!..
Берет бутылку коньяка, наливает Шахову, себе. Вопросительно смотрит на жену. Она вся в себе.
Скуляев (негромко зовет). Наташа!.. Ау-у?!.
Она не реагирует. Словно не слышит.
Скуляев (уже громко). Жена!.. Наташа!..
Громко, сложив ладони ковшиком, хлопает. Звук выходит настолько резкий и неожиданный, что Шахов и Наталья вздрагивают.
Наталья (резко обернувшись к мужу). Что с тобой?.. С ума сошел?..
Скуляев (опешил). Я?..
Наталья (смотрит на него). А кто же?..
Шахов (примирительно). Без меня!.. Без меня!..
Скуляев (коротко, сухо). Извини. (Наталье.) Шампанское?.. Коньяк?..
Наталья (безразлично). Все равно.
Скуляев. Тогда ерш!..
Берет бутылку коньяка, шампанского, льет в подставленный бокал. Наталья смотрит в сторону. Шахов, напротив, внимательно наблюдает.
