Сергей Довлатов - Девять писем Тамаре Уржумовой
Послушайте, а кто такая Эдит Пиаф? И еще меня интересует, кто такой Юра Красовский.
Голос у Вас непременно появится. Вы будете жить в нашей коммунальной квартире и участвовать в кухонных склоках и баталиях. Через месяц появится, как миленький.
Между прочим, я недавно объелся халвой. В моей суровой биографии это очень неуместный штрих, более подходящий к биографии оптимиста и балагура. Я понимаю, что об этом факте, может, не стоит рассказывать девушке, которой хочешь понравиться, но если б Вы знали, какие муки я испытал.
Тетя Хлоя уехал в Выборг по делам. Передавал Вам поклон.
Я теперь совсем одинокий, как бегемотиха в Ленинградском зоопарке. Ее зовут Красавица, и она весьма недурна собой, но, можете себе представить, все время одна. Потому что она единственная бегемотиха в Ленинграде, а выходить замуж за страуса или козла ни в какую не согласна.
Вам ее жалко?
Меня очень тронуло Ваше сочувствие моей ноге. Я и сам отношусь к ней не без симпатии. Но кромсать раньше или позже придется. Кажется, это дело опять откладывается. А жаль. К Вашему приезду она была бы уже заштопана и блестела бы, как новенькая. Не беспокойтесь, совсем ее не оттяпают. Только обстругают.
Мне очень многое нужно Вам рассказать. Но мы отложим серьезные разговоры до встречи. Я возьму Вас за лапку и поведу в Александровский сад. И мы будем разговаривать 10 часов.
Договорились?
Вы мне кажетесь, Тамара, очень настороженным, легко ранимым, уязвимым человеком. И чуточку беспомощным. Этим, кажется, и объясняются Ваши «странные» поступки.
Уверен, что будем хорошими приятелями. Я маленьких не обижаю.
До свидания, жабинька.
Пишите сразу.
И еще вот что: поскорее возвращайтесь. Пожалуйста, как можно скорее.
С. Довлатов
18 июля
Р.S. Скучаю, как паровозик на свалке.
Это не совсем удачное полотно повествует о том, как я про Вас все время думаю и какой я при этом грустный.
81. Милая Тамара, у меня все эти дни было туго со временем и я не прочел «Дачников», но постараюсь сделать это как можно скорее.
2. В Ленинграде несколько дней стояла жара, и я проклинал жару, теперь вдруг стало очень холодно, и я проклинаю холод. Сегодня ночью был ураган.
3. Хлою распределили в забытые богом места, отвратительное захолустье, около Лодейного Поля. Он склоняется к мысли пойти на конфликт с советской властью и не являться к месту работы.
4. Завтра в 12 часов я поеду в окружной госпиталь, и мне точно объявят, когда явиться на операцию.
5. Недавно у нас произошла довольно многолюдная драка. Но я в ней не участвовал, а только подбадривал дерущихся энергичными выкриками. И вообще я понял, что лучшая позиция в драке у наблюдающего: с одной стороны, он получает свою долю приятного возбуждения, а с другой — избавлен от болевых ощущений, которые я всегда недолюбливал.
6. Моя мама Вам очень дружелюбно кланяется.
7. Хотел Вам позвонить в воскресенье, но позорно забыл номер телефона.
Крепко жму лапу. Пишите.
Возвращайтесь скорее.
С. Д.
22 июля
99 августа
Милая Тамара,
Джером Сэлинджер, безусловно, отличный писатель. Рассказ «Посвящается Эсме» намного лучше трех остальных. Но дело в том, что все, написанное Сэлинджером, и даже все им прочитанное, не стоит для меня одной строчки, написанной Вашей худенькой лапочкой. Последнее Ваше письмо получил ровно две недели назад. Когда думаете быть в Ленинграде? Почему молчите?
Скучаю, беспокоюсь.
С. Довлатов
Примечания
1
Рядом с этим предложением нарисована длинная вертикальная черта
2
Записка не датирована. На штемпеле конверта та же дата, что и у двух предыдущих писем.
