Сергей Довлатов - Девять писем Тамаре Уржумовой
Сегодня же ночью примусь за длиннейшую исповедь.
Теперь вот что: если Вы по каким бы то ни было (я знаю, что не смогу осилить этот грамматический оборот. Если Вас не затруднит, расставьте сами черточки, коли они нужны) причинам не захотите мне писать, пришлите все-таки хоть две с половиной строчки, в которых будет причина коротко изложена. Я поверю самой нелепой и неправдоподобной и немедленно оставлю Вас в покое. Но лучше, чтоб этого не случилось.
Пишите о себе. Все, что Вас касается, для меня интересно и очень важно.
Как там Новосибирск? Что за город? Я, говорят, в нем родился, но не думаю, чтоб в Новосибирске имелась мемориальная доска, отмечающая этот важный факт.
Отдыхайте как следует.
Знаете что, Тамара, простите за дерзость, но я бы хотел написать Вам список из 30–40 книжек, которые, по-моему, следует прочесть. Большинство из них Вам, очевидно, знакомы, но это не страшно. Вы хоть будете знать, какие книги мне нравятся.
Начнем с соотечественников.
1. Если не читали, непременно возьмите Герцена, «Былое и думы». Будете удивлены, насколько Герцен был «свой», земной и ясный человек, насколько был умен и благороден. Беллетристику его читать не нужно. Очень разочаровывает.
2. Читайте «Бесы» Достоевского. Лучший прозаик всех времен и народов. Еще прочтите превосходный рассказ его «Чужая жена и муж под кроватью». Очень на Достоевского не похож.
3. «Севастопольские рассказы» и «Казаки» Л. Толстого.
4. Каждый год перечитывайте Куприна. Бунина и Андреева после него можно уже не читать, хотя оба они мастера.
Советской прозы не существует вообще. Но есть отдельные отличные книжки. Их следует прочесть.
1. Весь Алексей Толстой. Особенно ранние рассказы. Их, кажется, называют «волжским циклом».
2. Евгений Замятин. Его очень трудно достать. Расстрелян был в 37 году. Писатель лукавый, поверхностный, очень яркий. Если раздобудете, читайте, но осторожно и внимательно. Весь Замятин сделан на отходах от Достоевского.
3. Елена Гуро. Любимая писательница Мака. Тоже трудно достать. Довольно нудная тетка.
4. Очерки Ларисы Рейснер. Недавно было переиздание. Толстая красная книга. Вам очень понравится. Замечательные очерки о декабристах. Например, о Каховском. Рейснер, между прочим, была возлюбленной Троцкого.
5. Прочтите «Зависть» Олеши. Я не люблю эту книгу, но всем остальным она нравится.
6. Лев Славин «Наследник».
7. Борис Пильняк. Все, что достанете. Скорей всего, не достанете ничего. Тоже расстрелян. (!)
8. Прочтите Тендрякова «За бегущим днем». Любимый писатель Грубина. Эта книга есть в любой заводской библиотеке.
9. Аркадий Аверченко. Лучший советский юморист. Достать почти невозможно. Эмигрировал в 18 году(?).
10. М. Зощенко. Один сильно подточил советскую власть. Иногда пошловат, но очень смешно.
11. Виктор Конецкий. Довольно молодой ленинградец. Есть во всех библиотеках(?).
12. Юрий Казаков. Тоже из молодых. Рассказы у него изящные, чуть жеманные и кокетливые. Есть очень хорошие.
13. Разыщите рассказ Александра Грина «Комендант порта».
(Тамара, я пропускаю такие хрестоматийные книги, как «Тихий Дон», например.)
Теперь коснемся сухой английской прозы. В Англии нет художников, нет композиторов, нет поэтов, но есть отличная проза. Простая, многословная, я бы сказал, деловая проза. Вот, например, типично английская фраза. Из Честертона. Привожу на память, конечно, неточно:
«Покрой серого костюма мистера Монка нес в себе здоровый и бодрый дух английского социального компромисса, всю английскую непогоду с ее дождями и туманами, хотя в этот момент мистер Монк шагал по залитым солнцем холмам Калифорнии».
Так. 1. Честертон.
2. Р. Олдингтон. Рассказы и «Смерть героя».
3. Джон Уэйн. «Спеши вниз».
4. Прочтите рассказы Герберта Уэллса. Например, «Волшебная лавка».
Литература Франции прекрасна, как сама Франция. Французская проза иногда вычурна, чуть женственна. Но французы были превосходными стилистами.
1. Перечитайте «Милый друг».
2. Жюль Ренар. «Рыжик». Замечательная книжка. Ренара называли «карманным Мопассаном».
3. Поль Гимар. Современный француз. Яхтсмен и боксер. Написал «Гаврскую улицу».
4. Экзюпери. Я его не люблю, но всем нравится.
5. Жак Кокто. Отличные пьесы. «Бык на крыше» и т. д.
6. Марсель Пруст. Он Вам покажется трудным. Тоже отходы от Достоевского.
7. Перечитывайте Бальзака. Безоговорочно любимый писатель. Гений, попросту говоря. Прочтите «Шагреневую кожу».
Немцев я вообще пропускаю, кроме одного, который не похож на немца. Немцы все философы и толстопузые бюргеры. Мне как-то пришлось читать Манна. Я чуть не подох от тоски и ненависти. Цвейг был хороший немец. Скорей даже француз, а не немец. И еще есть прекрасный современный западно-германский писатель Генрих Бёлль. «…И не сказал ни единого слова», «Дом без хозяина». Есть еще «Бильярд в половине десятого». Но в этой книжке Бёлль зануда и католик. Весь в догмах и проповедях. Ее читать не стоит.
Дальше американцы. В Америке нет литературных традиций. Да и бытовых традиций почти нет. Англичане, например, все дурные привычки превратили в традиции. И называют Англию страной традиций. А вот предшественниками великого американца Хемингуэя можно считать кого угодно, от Эсхила до Стендаля, от Библии до японских трехстиший. Американцы не только создали в литературе культ гангстеризма и женской инфернальности, придумали не только «золотого мальчика», эдакого скрипача и боксера одновременно, эдакого громилу и вместе с тем эстета. Они рассказали о том, что такое по истине мужество, поистине честность, что такое простота, научили верить в удачу, в счастливый случай, верить в дорогу и в самого себя.
Два года назад умер Хемингуэй, писатель, которому я верил. Его кодексом была «Честная игра». Всегда и во всем должна вестись честная игра. Мужчина должен быть прост и силен. Хладнокровных и рассудительных женщин он не любил. Все должно быть, как природа велела. Дети должны быть ребячливы, собаки послушны и т. д. Он любил легкую и теплую одежду, умных и чистых животных, сероглазых слабеньких женщин, и сам был широкоплечий человек с круглым кошачьим подбородком. Я Вам о нем напишу специальное письмо. Он был настоящий писатель. Перечитывайте все, им написанное. Особенно «Фиеста», «Смерть после полудня», «Белые слоны», «Убийцы», «В наше время», «Там, где чисто, светло».
2. Был еще Стивен Крейн. Прочтите «Голубой отель». Любимый рассказ Хемингуэя.
3. Читайте Стейнбека. «Жемчужина» и «Зима тревоги нашей».
4. Фолкнер. Есть такой сборник «Семь рассказов». Вот его и прочтите.
5. Есть еще Сароян. Вильям Сароян, американский армянин. Очень мило, но фактура уже не та. Прочтите «Человеческую комедию».
6. Джон Дос-Пассос «Манхэттен». Очень стоящая книга.
Видите, Тамара, получилось идиотское письмо-каталог. Просто Вы уж наверное поняли (по последним правилам «наверное» можно не выделять запятыми), что это мое любимое дело. Еще когда-то очень любил бокс, но повредил ногу и бросил. Если не слежу за собой, начинаю хромать. Вам нравятся хромые?
Я очень жду Вашего письма. Сам буду писать ежедневно и очень длинно. Напишу про себя, про Грубина, про то, как надо жить, и про то, как не надо.
Очень хорошо, что Вы есть и что Вы знаете, что есть я. Этого пока вполне достаточно. Тем более, что замуж за меня Вы выйдете только в сентябре.
Живется мне сейчас вполне сносно, я ни черта не делаю, читаю и толстею. Но иногда бывает так скверно на душе, что хочется самому себе набить морду.
До свидания, тоненькая.
1 июля 63 г. Сергей Довлатов
5В прошлом письме, Тамара, я пообещал написать о себе, подробно и правдиво, без самоуничижения и без бахвальства. Дело было так.
Когда я был толстое добродушное дитя, вокруг меня хлопотали многочисленные дяди и тети. Поскольку дитя было задумчивое, дяди и тети провозгласили, что оно мудрое дитя. Кроме того, дитя рисовало, лепило, сочиняло стишки. Дяди и тети решили: «Вундеркинд». Потом мальчик учился в школе, учился прилично, но без блеска. Последние три года учился в художественной школе. Одновременно в «Ленинских искрах» печатали стишки, довольно-таки дрянные. Мальчик привык к тому, что он вундеркинд. Это было приятно. Потом он поступил в университет. Поступил без особого труда, и опять учился прилично и опять без блеску. Но помнил, что вундеркинд. Оказалось, что это чепуха. Я действительно многое могу делать, может быть, просто потому, что за многое брался. Настоящей склонности у меня нет ни к чему. Есть так называемые общие способности. Однажды на одном из университетских шумных сборищ я выскочил с какой-то бредовой мыслью, насчет того, что любое великое чувство без труда разлагается на чувства, ничтожно мелкие. Ну скажем, самоотверженность складывается из тщеславия, бахвальства, физической храбрости (а это самый низкий вид храбрости) и т. д. И вот после этого ко мне подошел умнейший человек Е. И. Наумов и сказал: «Все, что вы говорите, забавно, но хочу вас предупредить: вы всю жизнь рискуете оставаться способным мальчиком. Потому что вы — дилетант». Но я как-то не обратил внимания на его слова. И еще года полтора жил довольно благополучно. Путался с компанией подпольных поэтов, но они очень быстро осточертели своим нытьем, злобой и внутренней хилостью. Потом долго болтался на Невском проспекте, дрался, даже позволял себе шутить с уголовным кодексом, не зная того, что уголовный кодекс совершенно не понимает шуток. Я думал, что хожу по краю пропасти, а оказалось, что это не пропасть, а помойная яма. Кроме того, было многое, о чем не хочу рассказывать. К тому времени мы уже были знакомы с Грубиным, относились друг к другу с неприязнью и за глаза всячески обливали друг друга грязью. О нем я вам, Тамара, обязательно напишу специальное длинное письмо, потому что это замечательная личность. Мы совсем разные люди и любим разное, но ненавидим, кажется, одно и то же. А это гораздо важнее. Мы оба больше всего ненавидим и презираем шарлатанов. Попробую объяснить, что это такое. Понимаете, 90 % людей стараются выдавать себя не за тех, кем они являются. Отсюда появляются рисовка, поза, самодовольство, кривляние и пр. И вообще, Тамара, если Вы видите, что человек смеется над собой, можете быть совершенно уверены, что он не дурак, так как способность подшучивать над собой — это явный и бесспорный признак ума. Шарлатаны этого никогда не делают. Барбой, например, ни за что не улыбнется по собственному адресу. Зато над ним смеются другие.
