О Куваев - Тройной полярный сюжет
Сашка по водосточной трубе лез на второй этаж. Труба была ржавая. Она скрипела и колебалась. Куски ржавчины, известки и выкрошенного кирпича падали на траву.
- Слазь! Слазь обратно, - отчаянным шепотом умолял его Валька.
Перед карнизом Сашка передохнул. Теперь было главное: по узкому, в ладонь, карнизу пройти к окну.
- Упрямый же! - облегченно и - с завистью вздохнул Абдул, когда Сашка исчез в раскрытом окне. В это время Петька вырвался из Абдуловых рук и с оглушительным ревом кинулся на бабкин голос.
Сашка ощупью крался по темным и от темноты гулким и длинным коридорам школы. А на улице бабка Авдотья выслушала Петьку-демона, отвесила ему подзатыльник и заполошно кинулась к школе, нашаривая в юбке ключи.
- Это не ученики, это хыщники, - сформулировала бабка, отпирая школьную дверь.
И она же на другой день вела Сашку по коридорам школы к директору. Сашка шел с опущенной головой. День был солнечный, коридоры теперь были ярко освещены и совсем не страшны. Бабка Авдотья небольно стукала Сашку в затылок сухоньким кулачком и ругала, потом подвела его к двери со стеклянной табличкой "директор", ткнула последний раз кулачком ("идол ты недисциплинированный") и, оглянувшись, перекрестила понурую Сашкину спину.
Директор сидел один. Был он однорук и одет в потертый военный китель, и худое лицо его не обрело педагогического выражения. Директор смотрел в окно, откуда падал солнечный свет и кружились в этом свете пылинки.
На директорском столе грудой лежали самодельные пацанячьи пистолеты "поджиги".
Сашка переминался у двери, а директор смотрел в окно.
- В окно вчера ты залезал? - не оборачиваясь, спросил директор.
- Я.
- Где порох берете?
- Из спичек.
- Стреляет?
- Ага!
Директор повернулся к Сашке.
- Ведь искалечить же может.
- Мы для игры.
- Дурачье! Боже, какие вы... дети! - И задумался, облокотившись на руку, недавний "человек из окопа". Сашка молча переминался.
- Возьми это и выбрось все сам. Так, чтобы никто не нашел. Ты понял?
- Понял.
Сашка стал рассовывать по карманам самодельное оружие. И директор обрубком руки придвинул к нему остальное.
- Я твои сочинения читал. Не по теме ты пишешь, Ивакин. Орлы у тебя летают. Моря. Ты орлов видел когда-нибудь?
- Нет, - признался Сашка.
...Вечером Валька и Сашка сидели в старом сарае на куче сена. Сквозь прохудившуюся крышу падал закатный свет.
- ...Он сказал, если хулиганить не буду, море увижу, орлов, и горы, и все.
- У нас дома шкатулка такая есть из кожи и круглая. Там бумаги про одного путешественника. Их отец велел вывезти.
- Может, там тайна какая? Или секрет. Может, хребты-какие неизвестные или племена. Ты читал?
- Отец книжку собрался писать до войны. Там про птицу.
- Принеси.
- Мать запрещает. Она знаешь как бережет.
- Подожди. - Саша прошел в угол сарая. Отгреб сено и долго возился там, гремя железом, досками. - Иди сюда, - приглушенно позвал он.
В углу сарая была выкопана яма, горела свечка, и стоял на дне деревенский плотницкий сундучок.
- Смотри, - Саша Ивакин повозился с замком и открыл его. Крышка сундучка была оклеена переводными картинками, а на дне лежала потрепанная книга: Д. Ливингстон "Путешествия по Южной Африке". Буйвол, обнаженный негр и крокодил были изображены на обложке.
- Мать на учебники деньги дала. А я увидел и... Сказал, что потерял деньги.
- Били?
- Не очень. Только книжку прятать пришлось.
- Ладно. Принесу, - пообещал Валька. - Я сейчас.
Пусто, холодно было в сарае, но озябший Сашка смотрел на обложку с буйволом, негром и крокодилом и улыбался неизвестно чему.
...Скрипнула дверь. Валька нес в руках старинную кожаную шкатулку с медным замочком.
- Шкатулку надо на место, чтобы мать не заметила, - прошептал он.
Они сели друг возле друга, и Валька открыл шкатулку. В ней были свернутые трубочкой тонкие тетра^ ди в клеенчатых переплетах.
- Подожди, - сказал Сашка. - Не видно же ничего.
Он снова повозился в своем углу и извлек из тайника еще свечку. Зажег ее.
- Давай.
...Шевеля губами, Сашка читал вслух... "...С детства мое внимание было приковано к легенде об удивительной птице - розовой чайке арктических стран. Люди, видевшие ее, навсегда заболевали двумя болезнями: противоестественной тягой к полярной стуже и отвращением к суете обыденной жизни. Нечто подобное случилось со мной. Я решил стать путешественником и найти розовую чайку".
КОЛЬКА СИЛИМА
На залитом солнцем желтом песке, под ослепительно ярким июльским солнцем, на берегу реки, лежал, уткнувшись в учебники, почти взрослый Сашка Ивакин. В стороне ковырял пальцем ноги песок облупленный солнцем беловолосый деревенский пацан.
- Горизонт - воображаемая линия, которая... - бубнил Сашка. - Тебя как зовут? - спросил он, не отрываясь от книги.
- Колька, - сиплым шепотом ответил пацан.
- А прозвище?
- Силима, - и пацан потрогал рукой действительно соломенной белизны волосы.
- А чего ты здесь?
- Я к Момке пришел, - застенчиво ответил пацан.
- Это кто такой?
- В этом омуте Момко живет.
- Какой Момко?
- Живет, - убежденно ответил пацан. И уставился в воду круглыми немигающими глазами. _- А ты чего здесь? -спросил, не отрываясь отводы.
- К экзаменам готовлюсь. Вот посмотри картинки, - Саша вытащил из-под груды учебников книжку Д. Ливингстона "Путешествия по Южной Африке".
...Они лежали на берегу, занятые каждый своим делом. Колька Силима сосредоточенно листал книжку, разглядывая заставки и рисунки со сценами африканской жизни.
- Момко! - заорал вдруг Колька Силима, тыча пальцем в рисунок гиппопотама, высунувшего пучеглазую морду из экваториальных вод.
"БЕЛЫЕ ЗВЕЗДЫ"
- Рискуешь, Иван Никодимыч.
- А ты бы на моем месте не рисковал?
Трое мужчин сидели в увешанной спортивными плакатами комнате. Три видавших виды спортивных бойца со значками заслуженных мастеров спорта, теперь уже седоголовых и грузных. На плакатах мчались по склонам коричневые горнолыжники, девицы в купальниках стояли на берегах неизвестных вод, и улыбались изящные теннисистки.
- И все-таки риск.
- Ивакина надо оставить в сборной. Настаиваю, - сказал Никодимыч.
Один из мужчин повертел в руках листок бумаги.
- Вычеркнул я его. Вычеркнул сразу, как получил телеграмму.
- Значит, впиши. Под номером первым.
- Так прямо первым?
- До закрытия сезона три месяца. Я его подыму. К соревнованиям на приз закрытия сезона будет Ивакин.
- А если не сможет?
- Близорук ты, Федор Панкратьич. Кто Ивакин? Будущий чемпион Союза. А может, и больше. Не одни австрийцы умеют. Чемпионов надо растить. А как? Сами знаете!
Двое мужчин переглянулись. Кивнули друг другу. Сидевший за столом взял авторучку.
- Итак, оставляем Ивакина в сборной. Чемпионов надо растить, а, товарищи?
- Я не кончил еще, - нахмурился Никодимыч.- Что у тебя из хороших лыж есть в заначке? Стимул парню нужен.
- Есть одна пара, - уклончиво сказал человек за столом. - Я ее обещал, Никодимыч. "Белые звезды" все-таки.
- Кому?
- Полезному человеку. Стадион начинаем строить. Его подпись из главных.
- Перебьется, - решил Никодимыч. - Дашь ему польские "Металлы". Крепления сам поставлю. Пиши записку на эту пару.
Мужчина глянул на Никодимыча, взъерошенно и твердо взиравшего на него, и вдруг засмеялся. Засмеялся и Никодимыч.
- Золото парень, - растроганно говорил Никодимыч. - Мышечная реакция как у зверя. А умница! Я его бред трое суток слушал. Словно книжку читал. И все про эту самую птицу. Капитаны там у него, елки зеленые, священник какой-то, птица неизвестной породы... И все так печально... Значит, что? Значит, мечта в голове. Быть ему чемпионом. Пиши записку.
ЛЕНА
По белому больничному коридору шла девушка, постукивая каблуками, посматривая кругом с беспечной снисходительной полуулыбкой. Коридор был пуст. И она шла, высокая, тонкая, и казалось, что в пустоте этой позади остается легкий звон, как от прикосновения к натянутой до предела струне. Она на ходу сняла больничный халат, перекинула через руку. Тотчас же, точно этого ждали, сбоку открылась белая дверь, и оттуда выглянул молодой "очкарик" в докторской шапочке.
- Нехорошо, - шепотом сказал он.
- Что именно?
- Халат снимать нехорошо. Бактерии, знаете, вирусы.
- Нет на мне никаких бактерий.
- Помилуй бог! - в комическом ужасе сказал "очкарик". - Я не о больных, я о вас беспокоюсь.
Никодимыч сидел рядом с койкой Сашки Ивакина. Сашка не мог поворачивать голову в своем гипсовом "скафандре" и только изредка скашивал на тренера глаза.
Тренер натужно изображал беззаботный тон.
- Залег ты, Саня, не вовремя. А я тебе сюрприз приготовил.
Тренер исчез, но тут же появился снова, торжественный и загадочный. В руках у него рояльным лаком, отсветом клейм и надписей сверкали горные лыжи.
