О Куваев - Тройной полярный сюжет
Обзор книги О Куваев - Тройной полярный сюжет
Куваев О
Тройной полярный сюжет
О.Куваев
Тройной полярный сюжет
I УПРЯМЫЙ КАПИТАН РОСС
КАТАСТРОФА
На заснеженном горном склоне, который под мартовским солнцем был так ослепителен, что временами казался черным, шли горнолыжные соревнования. Фанерная доска с фамилиями участников, номерами и секундами против них извещала, что шел третий и последний пункт горнолыжной программы скоростной спуск.
Трасса была прорублена в соснах. Могучие горные сосны в торжественной зелени и бронзе стволов придавали происходящему почти ритуальный оттенок. Выше по склону сосны исчезали, и вдали, совеем уж торжественно четких, выступали снеговые вершины и пики.
Внизу была суета. Цветными пятнами разместились здесь кучки болельщиком: коричневых от солнцу парней и девиц в немыслимой расцветки свитерах, невероятных фасонов темных очках, с горными лыжами, украшенными всей геральдикой мира, - околоспортивная публика.
И совсем одиноко на фоне горных вершин стоял при двух костылях и одной лыже, ибо другая нога была в гипсе, сожженный солнцем до черноты, сухопарый ас горнолыжников.
Далеко вверху, где трасса исчезала в поднебесье, показывалась облачной мошкой летящая вниз фигурка.
Сжимая костыли, ас смотрел на фигурку, бормотал с акцентом:
- Идош, да?
Фигурка исчезала на мгновение и вылетала из-за склона: поджатые руки и колени, шлем, темные очки и воздушный свист - человек уносился вниз, в расплывчатые цветные пятна.
Ас снова смотрел вверх, где следующий уже мчался в смертельную неизвестность и чего сегодня был лишен он, корифей скоростного спуска.
...На вершине горы, где был старт, уже не стояли торжественные сосны. Среди темных скал здесь посвистывала поземка. Лыжники с номерами на груди и спине, их осталось немного, нервно разминались, ждали своей минуты. По четкому интервалу стартов, по тому, что не было затяжек и перебоев, все знали, что пока никто еще не "гремел", что, значит, трасса в порядке. Но... всякое может быть за три стремительные и бесконечно длинные минуты спуска.
- Номер сорок семь. Ивакин. РСФСР, - сказал в телефонную трубку помощник арбитра. В шубе, валенках, лохматой шапке выглядел он странно среди обожженных высотным солнцем, затянутых в эластик парней.
Сашка Ивакин в это время говорил о чем-то с тренером, как и все кругом, демонстрируя беззаботность. Это ему почти удавалось, так как спорт еще не успел огрубить мальчишескую мягкость его лица.
- После средины "плечо", за "плечом" - "пупок", - тренер машинально присел, спружинил ногами.
- Знаю. Все знаю, Никодимыч, - сказал Сашка. Он нагнулся и одну за другой защелкнул на ботинках сверкающие "лягушки". Вначале суеверно на правом, потом на левом. В щиколотках сразу возникла уверенная тяжесть, лыжи стали продолжением ног.
- Эй, Русь! - поторопил судья. Сашка подмигнул тренеру. В тот же миг лицо как бы стянулось на жестких пружинах, морщины легли в углах рта. Когда он выкатил к старту, было уже не лицо - рубленная топором маска. Сашка надвинул шлем, очки и преобразился еще раз - не человек, механизм для смертельного испытания.
- Пшел! - судья сделал отмашку красным флажком.
Сашка толкнулся палками, еще толкнулся, чтобы набрать скорость, сдвинул лыжи, согнул колесом спину, вынес руки с палками под подбородок, и стремительно засвистела трасса, мягко начали пофыркивать лыжи. В бешеном вираже, окутавшись облаком снежной пыли, Сашка прошел поворот трассы, но тут правая Сашкина лыжа на что-то наткнулась, он сбился, выровнялся, и в это время резко исчез под ногами склон, и он с нелепо задранной лыжей так и летел в воздухе. Голова, шлем, лыжи, руки, снежная пыль - катился Сашка Ивакин по склону и наконец замер, врезавшись в могучий сосновый ствол.
Взвыла на дальней дороге сирена "скорой помощи". Тревожно вздохнула и заговорила толпа разноцветных болельщиков.
Прокатилась к финишу одинокая лыжа, сорванная с ноги Сашки Ивакина, и толпа расступалась перед ней.
Ловко балансируя костылями, скатился к нему на одной лыже покалеченный ас.
- Друга, а? Живой, а? - выпрямил спину и загадочно гаркнул вниз: Тоббоган!
Какие-то бодрые юноши уже тащили алюминиевое корыто с красным крестом: санитарные нарты тоббоганьего типа.
Разноцветная толпа облепила сосну, и метеором врезался в толпу примчавшийся сверху седоголовый тренер.
Сашка лежал у сосны. Ремень шлема лопнул под подбородком, шлем сбился набок, струйка крови текла по лицу.
Озабоченно протиснулся врач и открыл коробку со сверкающими инструментами.
Сашкин взгляд был бездумно светел, бездумно прост. И отражались в нем цветные пятна, сосны, горы и снег.
...Втыкая каблуки горных ботинок в склон, тренер сам спускал Сашку Ивакина. Шапку он где-то потерял, и солнце безжалостно высвечивало и седину, и рваный шрам поперек лица, и мертвый безжизненный глаз. Живой тренерский глаз неотрывно смотрел на Сашку.
- Саш! Саша! - тихо позвал тренер. Но бездумен по-прежнему был взгляд Сашки Ивакина. Бездумен и прост.
Утверждают, что в критические минуты перед глазами человека проходит "вся его жизнь". Автор не встречал людей, сказавших бы "со мной это было". Но он встречал тех, которым в смертный миг приходили в голову посторонние мысли.
Взбаламученный мозг Сашки Ивакина занят был не горькими мыслями, не мог он осознать и свое положение. Перед его глазами, вроде бы как в кино, плыли цветные картинки давней мечты, вставали люди, которых он никогда не видел, но знал лучше многих, живущих рядом.
КАБАЧОК "ПЬЮЩИЙ КИТ". ЛОНДОН 1818
Май в Лондоне 1818 года был ветреным и холодным. Туман закрывал стены домов, булыжник на узкой припортовой улочке был мокр, и сквозь этот туман еле мерцал фонарь, укрепленный над вывеской кабачка "Пьющий кит". На вывеске был изображен кит с кружкой.
Кабачок этот был темен, пуст. В голых своих стенах, при голых столах и за пустой стойкой стоял молчаливый хозяин, вперив в пространство ничего не выражающий взор.
В этом мрачноватом заведении нельзя было пить в одиночку. Посетителей же было трое: толстяк в вязаном жилете - явно рыботорговец; обветренный малый с бедовыми, видавшими виды глазами, в матросской суконной куртке, и еще одного рассмотреть было нельзя, потому что он не то спал, положив голову на руки, не то просто задумался о безысходности бытия. Все трое сидели за одним столом, освещенные одним кругом света.
- Император Карл Пятый и ко-ро-лева... - торжественно подняв палец, говорил рыботорговец.
При слове "королева" человек поднял голову. Был он горбонос, смугл, не здешнего, южного облика.
- ...И ко-ро-ле-ва Венгерская, - покосившись, продолжил рыботорговец, ...посетили могильный камень фламандца Вильгельма Бинкельса. Чем заслужил такую честь этот фламандец? Тем, что изобрел новый и прекрасный способ засолки сельди. Весь мир ест сельдей, но способ засолки...
- Ер-ррунда! - Горбоносый снова поднял тяжелую голову. На смуглом худом лице тревожными бляшками белели глаза. - Тр-реска! Венгер-ррская кор-ролева! Посетили могильный камень! В Гудзоновом заливе нас сжало так, - он взял в руки глиняную кружку и сжал ее в грязных ладонях. Кружка треснула.
- Две монеты, - сказал в пространство хозяин, не повернув головы.
- Радуйся, что я жив, грабитель, - отмахнулся матрос. - Я говорю: вначале сжало. Потом отпустило. А когда опять сжало и опять отпустило, то было половина трюма воды. Кто выкидывал сундучки на крошечный лед, кто поносил всех святых, кто ждал, что будет из этого светопреставления. А потом сжало снова. Сжало и понесло, и тут уж все принялись молиться... А Рыжий закричал с бака, что видел Ее.
- Кого? - спросил рыботорговец.
- Розовую чайку, - помедлив, ответил матрос. Обветренный малый покивал головой.
- Когда он крикнул, что видел розовую чайку, все бросили молиться и начали откачивать воду. Мы качали, а нас тащило вместе со льдом на Северный полюс.
- Их подобрал китобоец где-то возле Аляски, - тихо пояснил рыботорговцу обветренный. - Видеть розовую чайку - значит спастись.
- Про эту птичку я слышал раз двадцать, - сказал из-за стойки хозяин. Половина тех, кто терпел крушение во льдах и выжил, говорят, что в самый страшный момент появлялась она. И люди спасались.
- Молчи, убийца, - сказал пьяный матрос. Ты ее видел, а, Себастьян?
- Ее видел Рыжий. Но Рыжий погиб.
- Вот-вот, - насмешливо подхватил хозяин. Все ее видели перед тем, как спастись, и никто из уцелевших не видел. Всегда ее видел кто-то другой,
- Рыжий кричал, что видел. И мы... мы-то спаслись? Против этого спорить не будешь? - Себастьян хотел что-то добавить и осекся.
Дверь кабачка "Пьющий кит" распахнулась с треском. Ветер влетел в тишину и прошелся между столов, как полисмен, посетивший в глубокий ночной час злачное место.
Держась под руки, в дверь медленно ввалились четыре фигуры. Драная одежда, черные, обмороженные, истощенные лица, и на лицах этих горели шальные от пьянки и возбуждения глаза.
