Александр Солженицын - Желябугские выселки
По ленте центрального прибора для каждого звукоприёмника течёт своя чернильная прямая. Там, на посту, колыханье мембраны отдаётся здесь, на ленте, вздрогами записи. По разнице соответственных вздрогов у соседних приёмников и рассчитывается направленье луча на планшете. И в идеальных условиях, как ночью и в холодную сырость, эти три-четыре луча все сходятся в одну точку: то и есть - место вражеского орудия, диктуй его на наши огневые!
Но когда много звуковых помех да ещё эта, от зноя, отгибающая звук инверсия - то всё звуковое колебание расплывчато, искажено или слабо выражено, момент вздрога нечёткий, откуда считать? А не так угадаешь отсчёты - не так пойдут и лучи на планшете. И желанной точки - нету, растянулась в длинный треугольник. Ищи-свищи.
Кажется, так и сейчас. Ботнев нависает над Накапкиным, хмурится.
С Ботневым - тоже у нас немало за плечами. Шли, как обычно, на двух машинах. К назначенному месту не проехать иначе, как по этому просёлку на Белоусово. Но стоп: воткнут у дороги шестик с надписью: "Возможны мины". Да блекло и написано как-то. А на боковые дороги переезжать - далеко отводят, даже прочь. Э-э-эх, была не была, русский авось. На полуторке Пашанина - рву вперёд! Ногами давишь в пол - как бы удержать, чтоб мина не взметнулась, глазами сверлишь дорогу вперёд: вот не под этой кочкой? вот не в этой разрыхлёнке? Прокатили метров триста - слышим сзади взрыв. Остановились, выскочили, противотанковая пешему не опасна, смотрим назад: у ляховской машины сорвало правое колесо, крыло, но остальное цело, и Ляхов, и в кузове бойцы только Ботнев, с его стороны взорвалось, - тоже цел, но куда-то бежит, бежит по холмику вверх. И там очнулся в одичалом непонимании, полуконтуженный. (Но первая машина и дальше прошла, достигла места; остальное, что надо, донесли на руках.)
Не-ет, треугольник порядочный. Где-то, где-то там 415я, а не даётся. А она явно - ста-пятидесяти, и не одиночное орудие. И - дальше надо ловить, но и из записей, взятых, суметь же высосать. Утыкаюсь в ленты 415й.
По размытым началам - отсчётов не взять, но искать какой другой - пичок, изгиб? - и взять отсчёты по ним?
На местных тут, в подвале, мы даже не смотрим, иногда прикрикнем, чтоб не галдели. А вот мальчишка, лет десяти, опять к ступенькам пробирается.
- Ты куда?
- Смотреть. - Лицо решительное.
- А огневой налёт, знаешь такой? Не успеешь оглянуться - осколком тебя продырявит. В каком ты классе?
- Ни в каком, - втянул воздух носом.
- А почему?
Война - нечего и объяснять, пустой вопрос. Но мальчик хмуро объясняет:
- Когда немцы пришли - я все свои учебники в землю закопал. - Отчаянное лицо. - И не хочу при них учиться.
И видно: как ненавидит их.
- И все два года так?
Шморгнул:
- Теперь выкопаю.
Чуть отвернулись от него - а он по полу, на четвереньках, под столиком вычислителя пролез - и выскочил в свою деревню.
Меня - к телефону. Помощник начальника штаба бригады нетерпеливо:
- Какая цель от Золотарёва бьёт, дайте цель!
Да я же её и ищу, дайте подумать. Мне бы легче - ткнуть иглой в планшет, они десяток снарядов сбросят и успокоятся. А при новом обстреле сказать - это, мол, новая цель. Но не буду ж я так.
Который раз объясняю ему про помехи, про самолёты, про инверсию. Потерпите, работаем.
А меня - к другому телефону. Из 3го дивизиона, начальник штаба. Тот же вопрос и с тем же нетерпением.
Этого, капитана Лавриненку, я хорошо узнал. Хитрый хохол. Один раз зовёт пристреливать: кладём первый снаряд, корректируйте. - Сообщаю им разрыв: теперь надо левей двести метров и дальше полтораста. - Кладём второй, засекайте. - Нету разрыва. - Как может быть нету? мы выстрелили. - Ах, вон что: записали мы разрыв, но на полкилометра правей. Куда ж это? Вы там пьяные, что ли? - Ворчит: - Да, тут ошиблись немножко, ну засекайте дальше. - И с одного же раза не поверил. Другой раз скрытно дал связь и к 1й звукобатарее, моя 2я, и обеим сепаратно: засекайте пристрелку! И - опять же сошлось у двух батарей. Теперь-то верит. Но вот теребит: когда ж координаты?
Да, кладёт тяжёлая, ста-пятидесяти, разрывы левее нас, между штабом бригады и штабом 3го - она и есть, наверно, 415я, но такой бой гудит, и по переднему краю и от двух артиллерий - не возьмёшь: при каждой засечке цель на планшете ускользает куда-то, треугольник расплывается по-новому.
То и дело предупредитель запускает ленту. Одной неудачной сброшенной ленты ворох покрыл Дугину все ноги по колена. Уже большую катушку сменили.
А надо - кому-то поспать в черёд. Федя, иди в избу, поспи. А я пока буду здесь, догрызать 415ю.
Енько с двумя трубками на голове, а балагур. Доглядел: там, глубже, какая ж девушка прелестная сидит.
- А тебя, красуля, как звать?
Кудряшки светлые с одного боку на лоб. И живоглазка:
- Искитея.
- Это почему ж такое?
Старуха с ней рядом:
- Какое батюшка дал. А мы её - Искоркой.
- И сколько ж тебе?
- Двадцать, - с задором.
- И не замужем??
- Война-а, - старуха отклоняет за молодую. - Какое замужество.
Енько - чуть из трубки не пропустил, одну с уха отцепляет мне:
- Лейтенант Овсянников.
Сообщает Виктор с предупредителя. Ползком пришлось. Перетащил их назад немного. Тут два камня изрядных, за ними траншейку роем. Но всё равно горячее место.
- А вообще?
- А вообще: справа на Подмаслово, наши танки два раза ходили. Вклинились, но пока стоят. По ним сильно лупят.
- Ну ладно, хватит с тебя. Возвращайся, да отдохни. Ещё ночь какая будет.
- Нет, ещё с ними побуду.
Всё-таки, других целей мал-помалу набирается. Прямо чтобы в точку- ни одной. Но по каким треугольник небольшой - колем в его центр тяжести и диктуем координаты обоим дивизионам. А 415ю - каждый раз по-новому разносит, не даётся.
А эта Искорка - тоже непоседа, пробирается на выход. Платье в поясе узко перехвачено, а выше, ниже - в полноте.
- Ты - куда?
- А посмотреть, чего там у нас разобрато. Всё хозяйство порушат.
- Да кто ж это?
- Ну да! И ваши кур лавят, - глазами стреляет.
- А где ваша изба?
Лёгкой рукой взмахнула, как в танце:
- А по этому порядку крайняя, к лозинам.
- Так это далеко, - удерживаю за локоть.
- А чего ж делать?
- Ну, берегись. Если подлетает - сразу наземь грохайся. Ещё придупроверю, цела ты там?
Порх, порх, вертляночка, по ступенькам - убежала.
Изводим ленту. Слитный гул в небе, наших и ваших. Ах, рычат, извизгивают, на воздушных изворотах, кому достанется. И ещё друг по другу из пулемётов.
Сверху, от входа, истошно:
- Где ваш комбат?
И наш дежурный линейный - сюда, в лестницу:
- Товарищ старший лейтенант! Вас спрашивают.
Поднимаюсь.
Стоит по-штабному чистенький сержант, автомат с плеча дулом вниз, а проворный, и впопыхах:
- Таащ стартенан! Вас - комбриг вызывает! Срочно!
- Где? Куда?
- Срочно! Бежимте, доведу!
И что ж? Бежим. Вприпуск. Пистолет шлёпает по бедру, придерживаю.
Через все ухабы отводка просёлочной к Выселкам. Во-он виллис-козёл стоит на открытой дороге. Подъехать не мог? Или он это мне в проучку? Бежим.
Подбегаем. Сидит жгуче-чёрный полковник Айруметов.
Докладываюсь, рука к виску.
Испепеляя меня чёрным взором:
- Командир батареи! За такую работу отправлю в штрафной батальон!!
Так и обжёг. За что?.. А и - отправит, у нас это быстро.
Руки по швам, бормочу про атмосферную инверсию. (Да никогда им не принять! - и зачем им что понимать?) А на постороннюю стрельбу вздорно и ссылаться: боевой работе - и никогда не миновать всех шумов.
Слегка отпустил от грозности и усмехнулся:
- А бриться - надо, старший лейтенант, даже и в бою.
Ещё б чего сказал? но откуда ни возьмись - вывернулись поверх леска два одномоторных Юнкерса. И как им не увидеть одинокий виллис на дороге, а значит - начальство? Да! Закрутил, пошёл на пикировку!
А тот связной - уже в козле сзади. А зоркий шофер, не дожидаясь комбригова решения - раз-во-рот! раз-во-рот!
Так и не договорил полковник.
А первый Юнкерс - уже в пике. И, всегда у него: передние колёса - как когти, на тебя выпущенные, бомбу - как из клюва каплю выранивает. (А потом, выходя из пике - как спину изогнёт, аж дрожит от восторга.)
Отпущен? - бегу и я к себе. И - хлоп в углубинку.
Позади - взр-р-ыв!! Оглушение!
Высунулся, изогнулся: виллис у-дул! у-драпал, во взмёте дорожной пыли!
Но - второй? Второй Юнкерс - продолжил начатый круг - и прямо же на меня? Да ведь смекает: у виллиса стоял - тоже не рядовой? Или с досады, в отместку?
Думать некогда, бежать поздно - и смотреть кверху сил нет. Хлопнулся опять в углубину, лицом в землю - чем бы голову прикрыть? хоть кистями рук. Неужели ж - вот здесь?.. вот так случайно и глупо?
Гр-р-ро-охот! И - гарь! Гарью - сильно! И - землёй присыпало.
Цел?? Они-таки часто промахиваются. Шум в голове страшный, дурная голова.
Бежать! бежать, спотыкаясь по чёртовым этим ухабинам. Да ещё - на подъём.
Как бы и Выселки не разбомбили, а у нас тут все линии веером. Да и погреб ли выдержит?
