Николай Лейкин - В родном углу
XLIII
Широкія сани съ откосами около полозьевъ покрытыя персидскими коврами и запряженныя тройкой лошадей, подкатили Сухумова и Раису къ воротамъ доктора Кладбищенскаго. Былъ часъ второй свѣтлаго, солнечнаго, морознаго дня. Занесенные снѣжной пылью сѣдоки вышли изъ саней и черезъ калитку направились на дворъ, въ подъѣздъ доктора. Раиса была уже не въ скромной заячьей шубкѣ, крытой сукномъ, съ бѣличьимъ воротникомъ, а въ куньей, крытой темнозеленымъ плюшемъ, ротондѣ бабушки Сухумова Клеопатры Андреевны. Опять деревянная скрыпучая лѣстница. Опять пахнуло на нихъ какимъ-то вкуснымъ чадомъ отъ пригорѣлаго мяса, лука и масла, когда они поднялись во второй этажъ въ квартиру доктора. Въ кухнѣ ихъ встрѣтилъ самъ докторъ въ кожаной курткѣ нараспашку и высокихъ сапогахъ.
— Ну, что? Вижу, что со щитомъ, а не на щитѣ, - проговорилъ онъ, улыбаясь и расчесывая пальцами свою громадную бороду. — Поздравляю!
Онъ растопырилъ свои объятія, крѣпко прижалъ къ груди Сухумова и поцѣловалъ его. То-же самое продѣлалъ онъ и съ Раисой.
Въ кухнѣ находилась и докторша Лукерья Савишна. Она стояла около плиты въ ситцевомъ передникѣ, поверхъ блузы, съ засученными по локоть рукавами и жарила что-то на сковородкѣ.
— Поздравляю, поздравляю! Дай Богъ… Очень рада… Замолила себѣ Ларисочка счастье… — заговорила она и, отирая о передникъ руки, прибавила:- Ужъ извините, что въ такомъ видѣ, - и тоже чмокмула въ губы сначала Сухумова, а потомъ Раису.
Тотъ поцѣловалъ у ней руку.
— Что вы! Что вы дѣлаете! Рука-то вѣдь въ маслѣ и мясо рѣзала. Видите, вѣдь я стряпаю! — воскликнула она, вырвавъ свою руку.
— Ничего… «съѣдобное»… — весело отвѣчалъ Сухумовъ.
Сухумова и Раису провели въ прихожую, гдѣ они и начали снимать съ себя шубы. Прислуга доктора старалась стащить съ Раисы ея теплыя калоши, но Раиса не давала ей этого сдѣлать. Лариса была въ черной шерстяной юбкѣ и въ своей парадной голубой камаусовой кофточкѣ, но докторъ успѣлъ замѣтить, что черный бантъ на ея груди былъ уже зашпиленъ не скромной булавочкой съ головкой изъ фальшивой бирюзы, а брилліантовой ящерицей, которую онъ когда-то видѣлъ въ Пасху во время христосованія послѣ свѣтлой заутрени на груди бабушки Сухумова Клеопатры Андреевны.
«Началъ задаривать дѣвку брилліантами и испортитъ ея собственный душевный брилліантъ», мелькнуло у него въ головѣ.
Замѣтилъ онъ на рукѣ Раисы и сверкнувшее брилліантовое кольцо, очевидно, тоже старухи Сухумовой, когда ввелъ жениха и невѣсту въ свою столовую, въ которой уже былъ накрытъ столъ и стояли бутылки съ наливками.
— А вы кстати пріѣхали. Совсѣмъ кстати… — заговорилъ докторъ. — Пойдемте въ кабинетъ. У меня въ кабинетѣ сидитъ пріѣхавшій посмотрѣть мою убогую амбулаторію нашъ предсѣдатель уѣздной земской управы Сергѣй Владимірычъ Родимцевъ.
Сухумовъ поморщился и остановился.
— Что вы?.. Вѣдь вы, кажется, хотѣли съ нимъ познакомиться и даже собирались ѣхать къ нему съ визитомъ? — спросилъ докторъ.
— Да… Но теперь… знаете… нельзя-ли какъ-нибудь безъ оффиціальностей, чтобы не знакомить насъ, какъ жениха и невѣсту, — сказалъ Сухумовъ.
— Батюшка! Да онъ самъ, пріѣхавъ сегодня ко мнѣ, первымъ дѣломъ сталъ разсказывать, что вотъ такъ и такъ: помѣщикъ Сухумовъ-Подгрудскій женится на племянницѣ священника Тиховздохова. А Раису онъ знаетъ отлично. Она замѣщала у насъ земскую учительницу Христофорову, когда та лежала больная тифомъ. Пойдемте, пойдемте! Вѣсть о вашей помолвкѣ облетѣла ужъ весь уѣздъ, — прибавилъ докторъ. — У насъ въ уѣздѣ печатныхъ газетъ нѣтъ, а устныхъ — о, сколько хотите!
— И это въ три-то дня! — вздохнулъ Сухумовъ, дивясь.
— На другой день къ вечеру по всему уѣзду было все извѣстно! — махнулъ рукой докторъ. — Мнѣ первое извѣстіе вашъ урядникъ привезъ. Родимцевъ самъ васъ первый поздравитъ. Мы объ этомъ событіи сегодня уже говорили съ нимъ.
Докторъ потащилъ Сухумова и Раису въ кабинетъ.
Въ кабинетѣ съ боку письменнаго стола сидѣлъ коренастый полный, пожилой брюнетъ съ короткой шеей, небольшой лысиной и начинавшей уже сѣдѣть подстриженной бородой. Это былъ предсѣдатель Родимцевъ. Густыя брови дугой и носъ съ небольшой горбинкой дѣлали его нѣсколько похожимъ на восточнаго человѣка, но онъ былъ чисто русскій дворянинъ, мѣстный помѣщикъ, изъ рода, давно уже засѣвшаго въ уѣздѣ. Родимцевъ сейчасъ-же, какъ вошла Раиса, ласково подалъ ей руку, а когда докторъ отрекомендовалъ ему Сухумова, то послѣ обычныхъ привѣтствій сказалъ Сухумову:
— Простите за нескромность… Но я слышалъ… Да и докторъ это подтверждаетъ… Васъ можно поздравить?
Онъ взглянулъ на Раису. Сухумовъ покраснѣлъ и съ легкимъ наклоненіемъ головы отвѣчалъ:
— Да… Можете…
— Въ такомъ случаѣ, примите мой привѣтъ и сердечное поздравленіе. Барышня, и васъ поздравляю, — обратился къ Раисѣ Родимцевъ.
Они вторично пожали другъ другу руки. Разговоръ завязался о земствѣ. Родимцевъ жаловался, что некого выбирать въ гласные.
— У насъ тутъ слухи, что вы къ намъ въ уѣздъ на постоянное житье… — обратился къ Сухумову Родимцевъ, — Глубоко радуюсь, если это только не слухи. Вѣрите-ли, у насъ такъ мало въ уѣздѣ интеллигентныхъ помѣщиковъ. Да что мало! Они совсѣмъ у насъ вывелись. Добрая половина имѣній въ уѣздѣ скуплена купцами. Да какими купцами! Теперь есть купцы интеллигентные… Этимъ я всегда скажу: добро пожаловать въ нашъ уѣздъ. А у насъ купцы сѣрые — лѣсники, кабатчики бывшіе, мальчики такіе, которые слово купецъ пишутъ черезъ «ѣ» и доказываютъ, что увеличеніе школъ въ уѣздѣ вредно. Вотъ какіе купцы! Молодежь ихъ также не старается учиться, стало-быть и для будущаго ничего нѣтъ. А помѣщики-дворяне не живутъ въ имѣніяхъ, бросили ихъ на произволъ судьбы или сдали въ аренду хищникамъ. Будетъ очень утѣшительно, если вы, выздоровѣвъ теперь, останетесь у насъ на житье. Мнѣ отъ доктора извѣстно, что вѣдь вы сюда для поправленія здоровья пріѣхали?
— Да… Я былъ очень нездоровъ и врачи мнѣ посовѣтовали уѣхать изъ Петербурга на чистый воздухъ, — отвѣчалъ кратко Сухумовъ.
— И вполнѣ поправились. Радуюсь за нашъ; уѣздъ, за его цѣлительныя свойства. Вы смотрите молодцомъ, оттого я такъ и говорю.
— Ну, не совсѣмъ еще… — пробормоталъ Сухумовъ.
Ему не хотѣлось разговаривать. Онъ досадовалъ, что засталъ у доктора Родимцева. Онъ стремился къ доктору съ Раисой, разсчитывая застать его дома безъ постороннихъ, поговорить съ нимъ по душѣ, а теперь Родимцевъ мѣшалъ ему это дѣлать и засыпалъ его разговоромъ.
— Вѣдь я почему такъ васъ объ этомъ разспрашиваю? — продолжалъ онъ, — Я убѣжденный земецъ. Я влюбленъ въ земское дѣло, а у насъ некого выбирать на должности. Рѣшительно некого. Весь уѣздъ клиномъ сошелся. Начнешь соображать при выборахъ — и нѣтъ никого. Достаточно вамъ сказать, что у насъ членомъ управы волостной старшина сидитъ, такой старшина, который едва по печатному разбираетъ, еле-еле можетъ подписать свою фамилію. А вѣдь у насъ все-таки три больнички есть въ хозяйственномъ завѣдываніи, шестьдесятъ школъ. Я это всё къ тому клоню, что вотъ если вы у насъ поселитесь въ уѣздѣ, то я крѣпко буду разсчитывать на васъ, чтобъ затащить къ намъ васъ въ земство.
— Да, да… Пожалуйста, Сергѣй Владимірычъ — заговорилъ вошедшій въ кабинетъ докторъ, услышавшій послѣднія слова Родимцева. — Я ужъ васъ просилъ за Леонида Платоныча и опять прошу.
— Непремѣнно. Была-бы только охота съ его стороны, — отвѣчалъ Родимцевъ. — А мы его, такого крупнаго помѣщика единогласно… Какъ говорится, на блюдѣ бѣлые шары поднесемъ. А выборы у насъ нынѣшнимъ лѣтомъ. Сначала выберемъ въ гласные, а тамъ пожалуйте и въ члены управы… въ почетные мировые судьи.
Докторъ подошелъ къ Сухумову, ласково взялъ его сзади за плечи и сказалъ:
— Леониду Платонычу для упроченія его здоровья надо какую-нибудь дѣятельность въ деревнѣ, непремѣнно надо. И онъ самъ хорошо понимаетъ это, не будетъ отказываться отъ земской работы. Онъ знаетъ, что интеллигентные люди нужны для деревни, что онъ съ большой пользой можетъ примѣнить всю ту эрудицію, которая у него есть. А ея у него много.
Сухумову сдѣлалось совсѣмъ неловко, что о немъ такъ говорятъ въ его присутствіи. Онъ слегка покраснѣлъ, потупился и отвѣчалъ:
— Уживусь въ деревнѣ, такъ я не прочь… Но я все еще сомнѣваюсь.
— Вздоръ! Вздоръ! — закричалъ докторъ. — Ваше мѣсто здѣсь. Вамъ уѣхать въ Петербургъ — опять заболѣть. Пожалуйте, господа, закусить въ столовую. Леонидъ Платонычъ… Сергѣй Владимирычъ… Раиса Петровна… Жена проситъ… У нея все готово… За трапезой лучше разговаривать, — прибавилъ онъ.
Гости направились въ столовую.
XLIV
А столомъ сидѣли недолго. Поданы были только домашнія закуски въ видѣ маринованныхъ и соленыхъ грибовъ, заливное изъ рыбы и всего одно только горячее блюдо — жареная ломтиками свинина, при чемъ докторъ объяснилъ, что это ни завтракъ, ни обѣдъ, ни ужинъ, а просто ѣда, такъ какъ семья его уже пообѣдала, до ужина еще далеко, а дорогого гостя Сергѣя Владиміровича Родимцева, заѣхавшаго часа на два, чтобы осмотрѣть разрушающуюся отъ отсутствія ремонта амбулаторію, нельзя-же было отпустить домой не закусивши. Это былъ актъ русскаго деревенскаго гостепріимства. Родимцевъ, выпивъ двѣ рюмки водки, ѣлъ мало. Сухумовъ, позавтракавшій дома, совсѣмъ ничего не ѣлъ, кромѣ двухъ груздей, на которые долго любовался, положивъ ихъ себѣ на тарелку, до того они были красивы. Хозяева тоже уже пообѣдали, и «ѣдѣ» отдала должное только Раиса, покушавшая съ большимъ аппетитомъ и закусокъ, и рыбы, и свинины.
