Ирина Головкина - Побеждённые (Часть 2)
- Это... это совсем другое! Это... за Родину!
- А у нас - за рабоче-крестьянское государство, первое и единственное в мире. Какая же разница?
- Большая, очень большая разница. Нет, не могу.
- Заладили одно и то же. Ну, не можете, так сидите здесь еще три часа, еще подумайте.
- Я больше не могу оставаться здесь, не могу. Я пришла к вам в одиннадцать, а сейчас четыре. Меня ждет мать, она будет беспокоиться, она не знает, где я.
- Вы что, смеетесь, гражданка? Какое нам дело до какой-то вашей матери? Для нас существуют лишь интересы государства. Сидите. Часа через три я приду, если успею. А то так завтра.
- Что вы? Как завтра? Разве можно не вернуться домой на ночь? Я не могу, уверяю вас, не могу! Отпустите меня, пожалуйста.
- Вы что же, не понимаете, где находитесь, гражданка? Тут ваши "пожалуйста" и "мамаша беспокоится" не помогут. Подпишите соглашение сотрудничать - тогда будем говорить как добрые друзья, а не желаете пеняйте на себя. Я рад помочь вам и вашей матери, вы сами этому препятствуете.
- Но вы предлагаете мне подлость, я не могу пойти на это.
- Скажите, какая самоуверенность! Говорит, словно полноправная гражданка! Как будто мы не знаем, что вы за птичка: перепёлочка недострелянная; ну, да ничего, дострелим! Видите эту бумагу? Это приказ о вашем аресте. Мне начальник давно велит вас задержать, но я вас жалею за молодость - все жду, что одумаетесь. Ну, а нет - дам ход приказу. Сколько мне еще с вами валандаться? Запрячу вас куда Макар телят не гонял - огепеу может все! Штрафной концлагерь! Под конвоем копать землю! Ходить будете под номером! Руки назад! А мать вашу в другой такой же! Поняли, наконец? Согласны теперь?
- Не знаю... не знаю... Боже мой, какая я несчастная!
- От вас зависит. Можете даже очень счастливой стать. Вы молодая, интересная, оденетесь, с нашими ребятами на вечера ходить будете, на курорт поедете, службу получите. - Он сладко улыбнулся.
- От вашей службы лучше повеситься.
- Будете работать по специальности. Я вам уже присмотрел место рентгенотехника.
- Место рентгенотехника? Да как же? Ничего не выйдет - меня даже на биржу не берут.
- Коли я говорю, значит, будет место. Никакой биржи нам не надо. Завтра же получите направление. Валяйте, подписывайте! Чего вы боитесь? Я вам самые легкие, безвредные обязательства подберу. Вынуждать показания у вас никто не собирается. Клеветать на людей вас не заставят. Вы можете десять раз прийти с известием, что ни за кем ничего не заметили. Нет так нет - только и всего. По рукам, что ли?
Лицо его сияло доброй улыбкой, будто он уговаривал ее пойти с ним в кино. Она молчала.
- Есть такое? Согласны? Опять молчите? Решайте, черт возьми! В лагерь или на работу? Ну?
Добрая улыбка спрыгнула с его лица, как лягушка. Леля закрыла лицо руками.
- Устраивайте на работу, согласна. С тем только, чтоб без вымогательства. И еще условие: за близкими я следить отказываюсь предупреждаю. А впрочем, за ними заметить нечего. Я на работе только буду следить и если что замечу, сама приду и скажу, вы меня не вызывайте.
- Ладно, договоримся. Вы увидите сами, как с нами хорошо работать, надо только начать. Еще как довольны будете! Мы вам конспиративную кличку придумаем, что-нибудь изящное, экзотическое... Гвоздика, или тубероза, или олеандра. Лучше всего гвоздика. Так вы и подписы-вать свои сообщения будете. До свидания, товарищ Гвоздика... чуть не сказал мадемуазель Гвоздика. И помните: никому ни слова, если не желаете попасть в лагерь.
Зинаида Глебовна уже больше полутора часов стояла на лестнице и, увидев наконец дочь, бросилась ей навстречу с тревожными восклицаниями.
- Оставь, мама, не расспрашивай, потом объясню. Я очень устала.
Она вошла в комнату и бросилась в постель. Зинаида Глебовна несколько минут постояла над ней.
- Девочка моя, скажи мне только... - робко начала она.
- Ах, мама, не расспрашивай! Ну, один раз в жизни не расспрашивай! Накрой меня, мне холодно.
Зинаида Глебовна укутала ее пледом и присела на край постели на кованом сундуке.
- У тебя не болит ли головка, Стригунчик?
- Да, да, болит, очень болит. Не разговаривай со мной, мама, не расспрашивай.
- Дорогая моя! Как могу я не расспрашивать? Ты вернулась измученная, на тебе лица нет; тебя не было шесть часов, и ты хочешь, чтобы я тебя не расспрашивала? Не сердись на свою маму... Скажи мне только, где ты была? Может быть, что-нибудь случилось? Может быть, тебя... мужчина...
Леля приподнялась.
- Я безжалостна к тебе, как всегда. Ничего такого, мама, не случилось, я - цела. А только... видишь ли... опять неудача: я ходила условиться в одну больницу... надеялась... прождала заведующего... и ничего не вышло. И вот от всего этого у меня голова разболелась.
Зинаида Глебовна перекрестилась.
- Ну, слава Богу, слава Богу, Стригунчик, что только это! Спи. А я пойду простирну твою блузку.
Она вышла было, но через несколько минут снова приоткрыла дверь.
- Что ты, мама?
- Еще не спишь, Стригунчик? Пришел Олег Андреевич: я сказала ему, что у тебя болит головка, но он просил все-таки передать тебе, что пришел.
Леля несколько минут молчала.
- Попроси его войти, мама, и оставь нас. Нам надо обсудить один план, это - сюрприз... попроси, мама.
Она села на кровати, поджав ноги и зябко кутаясь в плед. Вошел Дашков.
- Олег Андреевич, я высидели у следователя шесть часов. Я держалась сколько могла. Я не хочу лукавить с вами: в конце концов, я не устояла. Он пригрозил мне штрафным концлагерем и разлукой с мамой. Я слишком была запугана и... согласилась сообщать... не о своих, о чужих, конечно. Согласилась только на словах, разумеется, я не погублю ни одного человека. Я хочу вас просить никому не говорить об этом и самому не смотреть на меня как на шпионку. Неужели мне надо доказывать, что я скорее умру, чем перескажу хотя бы одно слово Аси, ваше или Натальи Павловны! Надеюсь, вы во мне не сомневаетесь?
Он смотрел на неё, кусая губы.
- Олег Андреевич, вы презираете меня теперь?
- Нет, нет, Елена Львовна! У них в лапах устоять нелегко. Я только бесконечно вас жалею. Вы сейчас попали в очень трудное положение.
- А может быть, не так уж страшно? Я согласилась работать на очень определенных условиях: следить я буду только на службе...
- Как на службе?
- Ах, да! Я еще не сказала: он обещал мне место рентгенотехника, у меня будет работа в больнице, настоящая честная служба, только дают ее мне с условием, что я буду... буду сообщать. Но, поскольку мне обещано не вымогать показаний, я могу отвечать, что ни за кем ничего не заметила. А как-нибудь однажды, чтоб отвязаться, выберу кого-нибудь из их же среды, махрового партийца или гепеушника, и на него наплету - на такого, которому ничего за это не будет. Другого выхода у меня не было!
- Елена Львовна, вы все еще не поняли, с кем вы будете теперь иметь дело - для них не существует условий, вам снова и снова будут грозить все тем же концлагерем. Вы показали свою слабость, и теперь вас в покое уже не оставят, я ведь вас предупреждал! Они, конечно, будут требовать показаний о всех тех людях, с которыми вы встречаетесь. Из вас, как клешнями, будут вытягивать эти показания. Вас будут проверять, вам будут подкидывать разговоры... Знаете поговорку: "Коготок увяз - и всей птичке пропасть"?
- Птичке? Он тоже назвал меня птичкой, недострелянной перепелкой. "Дострелим", - сказал он.
- Бедное ты дитя! - произнес Олег с глубокой мягкостью в голосе и взял ее руку.
- Олег Андреевич, ведь вы верите, не правда ли, верите, что никогда ни вас, ни Асю... что я неспособна на это... верите? Вы не будете остерегаться меня? Если я это замечу, я... я...
Он никогда не слышал таких нот в ее голосе, таких усталых, безнадежных, безрадостных...
- Я верю в чистоту ваших намерений, Леля. Верю, что вы всей душой постараетесь этого избежать, но... Чем дальше, тем труднее!
Зинаида Глебовна, которая вошла в комнату, положила конец этому разговору. Они простились.
- Стригунчик, ты с утра не ела, принести тебе супцу?
- Нет, мама, спасибо. Я устала, я так устала! Я, кажется, буду больна. Ночь такая длинная, длинная... Дай мне заснуть.
Глава двадцатая
- Товарищ Казаринов, у меня к вам дельце. Не войдете ли ко мне на минуту? - Вячеслав окликнул Олега, выходившего из комнаты Нины.
Молодые люди сели друг против друга.
- Какое же дело? Располагайте мной, Вячеслав. - И, видя, что юноша мнется, Олег прибавил: - Я не болтлив. Никому ничего не передам. И сам не имею привычки задавать вопросы.
Вячеслав сконфуженно пробормотал:
- Бегает сюда с вашей женой подружка... И снова умолк, теребя свою всегда всклокочен-ную шевелюру.
- Совершенно верно, Леля Нелидова. Она и Ася - двоюродные сестры.
- Стало быть, и она из господ? Так я и подумал. Эх, жаль! Девушка очень уж располагаю-щая, стройненькая, что твоя осинка, и кудрявая, и бойкости этой чрезмерной нет, вот как теперь у многих...
