Павел Лукницкий - Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы)
3.11.1925. Вторник
В 11 1/2 часов утра звонил Пунину. Говорили о Когане и хлопотах по переводу АА в IV категорию. Пунин говорит, что он потерял всякую надежду, но предпринять еще что-нибудь - нужно, потому что если б это удалось - это очень окрылило бы АА. Об АА сказал, что она уже ушла только что в Мрам. дворец.
Нет. АА еще вчера ушла к Шилейко. Сегодня я пришел к ней.
Пунин был дома. Чертовски хотел спать, но решил заниматься. Пошел в спальню, а я с АА остался в столовой, где теплее, чем в кабинете. Сели у стола, рядом.
Я разложил свои бумаги. АА сказала, что читала Banvill'я, которого я ей дал (Th odore de Banville. Les exil s, Paris 1912). Плохой поэт. АА совершенно явственно убедилась в том, что он эпигон - может быть, и хороший (как его хвалят), но эпигон совершенно определенный Рабское подражание Готье и Бодлеру (?). Поэтому "не интересненько". Сходств с творчеством Николая Степановича не нашла. Николай Степанович знал Банвилля с самого раннего времени. Но, по-видимому, его влияния не себе не испытал.
Обратила внимание по помещенную в конце книги статью Т. Готье о Т. Банвилле. По поводу этой книги АА заговорила о романтизме, об отношениях между литературой и живописью того времени и т. д. Французы знают, что романтизм к ним занесен из-за Рейна, а отсюда - АА делала выводы о романтизме. Разговор ее показывал полную осведомленность во французской литературе, а главное - уменье в ней критически-тонко разбираться.
Потом - просматривали листки первых воспоминаний. Дошли до конца сегодня. Все места, касающиеся ее, АА вычеркнула. Все фразы, переданные с beau-mots и т. д. - тоже... Я ей заметил, что она сейчас тала гораздо строже относиться ко всему, что я записываю. Что многого из того, что она вычеркнула теперь, она бы не вычеркнула раньше. В ответ на это АА сказала, что это действительно так, и именно потому, что она теперь совершенно иначе относится к работе, чем относилась весной. Гораздо серьезнее относится... Это случилось с того времени, как она стала летом заниматься Бодлером...
Она поняла, что собрание анекдотов личной биографии не может принести пользы. Что биография - настолько важное и ответственное дело, что к ней нельзя относиться с легким сердцем. При этом АА сказала, что включение в биографию анекдотов допустимо только по отношению к Крылову; объяснила причины и заметила, что Крылов и сам старался т а к создать свой облик.
Когда разговоры о работе кончились, я остался просто беседовать. АА дала мне прочесть полученное ею письмо. Конверт - со штампом редакции "Красной газеты". Длинное письмо, на целом писчем листе. Некая Кан, неизвестная, служащая в редакции "Красной газеты" изливается в своих чувствах к АА. Пишет, что она счастлива, что она благодарит Бога за то, что АА родилась, и что она благоговеет перед АА. Что совершенно непостижимое счастье она испытала, когда в первый раз прочитала стихи АА ("Четки"), и с тех пор - все ее думы только о ней. Кан ни о чем не просит в письме. Только говорит о своей любви к ее стихам, о своем благоговении перед ней. Просит только позвонить ей по телефону. Письмо она принесла сама - АА не застала и передала его Шилейко. Я улыбнулся: "Видите, как вас любят!"... Спросил: "Будете звонить?" И АА ответила, что будет, потому что письмо, по-видимому, искреннее. Конечно, к письму приложены ее стихи. "Стихи можете не читать", улыбнулась АА.
"Жизнь искусства". Рецензия на "Яд", констатирующая провал пьесы и говорящая о "высоком положении автора"... АА дала мне рецензию прочесть. И говорила по поводу нее. Конечно - это не всерьез написано. Эта чья-то проделка... Показала мне рецензию Крученых о Казине, рецензию ругательную. Говорила о футуристах, о том, какую они заняли позицию, о том, что они, враждуя со всеми втайне враждуют и с пролетарскими поэтами и рады случаю унизить одного из них, а делают это с видом людей, которые знают в с е, и то, что есть, и то, что нужно, прикрываясь якобы правительственной точкой зрения, В данном случае... Казин, конечно, невероятно слаб сам по себе. И АА прочла мне те стихи, которые приведены в рецензии. Последнее из них - смесь Блока и Гумилева.
Это - все - уже в кабинете, в который мы перешли, окончив работу по Николаю Степановичу. За столом.
По телефону Пунин был предупрежден, что сейчас к нему придет Софья Исак. Дымшиц-Толстая. Я уже хотел уходить, но остался для того, чтобы записать ее воспоминания. Она пришла. Пунин ее принял в столовой. О присутствии в доме АА она не была осведомлена. Пунин поговорил с ней, она согласилась, и я в столовой расспрашивал ее, записывал.
Потом прошел в кабинет, где АА, и прочел ей. АА говорит, что Дымшиц-Толстая - умная. И была очень красивой в молодости. Сейчас этого... (Обрыв.)
Софья Дымшиц-Толстая не любит АА. Дымшиц-Толстой кажется, что она имеет на это причины. Тут при чем-то Париж, АА что-то знает такое, по поводу чего С. Дымшиц-Толстая боится, что АА воспользуется своим знанием... Улыбнулась. "Но я не воспользуюсь..." С. Дымшиц-Толстая к Николаю Степановичу относилась недоброжелательно. Была сторонницей Волошина.
4.11.1925. Среда
В трамвае от Ш. д. поехал домой. Доехал до Садовой по Невскому и пошел домой пешком. На углу Садовой и Итальянской увидел АА, разговаривавшую с Евгеньевым-Максимовым. Она стояла спиной ко мне и меня не увидела. Она просила Евгеньева-Максимова дать мне свои воспоминания. Когда через минуту она отошла от него, я подошел к ней. Проводил ее до Мр. дв. Шли по Садовой и по Канавке. На ногах у АА полуразвалившиеся боты. К ней обратилась нищенка, но взглянув на боты, отодвинулась, не решившись просить милостыню. Я рассказывал о своем утреннем визите. Неожиданно в Летнем Саду, на противоположном берегу канавки, АА увидела собаку, привязанную к дереву играющими в футбол мальчишками. АА прервала меня и жалобным голосом заговорила: "Зачем они ее привязали?.. Посмотрите... Бедная собака!..". Я засмеялся: "Пойдите, отвяжите ее, ну пойдите же... Вода неглубокая...". Улыбнулась, и мы заговорили снова...
В половине шестого дня я звонил АА, но ее не было в Ш. д. А в семь - АА мне позвонила. В 9 часов я пошел к АА в Мр. дв. Принес ей воспоминания Черубины де Габриак и черновик стихотворения "И совсем не в мире мы, а где-то...", который я достал сегодня у Арбениной. (Я был у нее сегодня.) Прочел его АА. АА моментально обнаружила сильное влияние Бодлера и одну совершенно совпадающую с бодлеровской строчку. Его книжки "Les fleurs du mal" у нее не было здесь, и она показала мне по русскому, по отвратительному переводу. Стихотворение очень заинтересовало АА, и она сказала, что Николай Степанович сильно его обесценил, совершенно изменив редакцию. Первая была значительней и интересней.
5.11.1925
От шести до половины одиннадцатого вечера я был у АА в Ш. д.
Черновик "Канцоны", который я ей дал вчера, натолкнул ее на целую систему мыслей о Бодлере. Она снова стала "изыскивать" в Бодлере. И сегодня, положив на стол принесенную ею из Мр. дв. книгу "Les fleurs du mal", стала мне рассказывать все свои соображения. А они такие:
В последние годы Николай Степанович снова испытывает влияние Бодлера, но уже другое, гораздо более тонкое. Если в 7-8 году его прельщали в стихах Бодлера экзотика, гиены и прочее; то теперь то, на что тогда он не обращал никакого внимания - более глубокие мысли и образы Бодлера.
Стихотворение "B n diction", никак не повлиявшее на стихи Николая Степановича 7-8 года, в 19-20 году влияет на три стихотворения Николая Степановича: на "Заблудившийся трамвай", на "Канцону" - "И совсем не в мире мы, а где-то..." (и особенно на его черновик) и на "Память".
То, что у Бодлера дается как сравнение, как образ - у Николая Степановича выплывает часто как данность... Это именно и есть влияние поэтическое, а не "эпигонское слизывание"...
По-видимому, в последние годы Николай Степанович читал Бодлера вплотную, как АА читает его сейчас.
И то, что образы Бодлера возникают у Николая Степановича, АА объясняет так:
Или это - насыщенность Бодлером...
Или это... (забыл)...
Или это - тупое совпадение. Что вероятней? Конечно, первое...
Обратить внимание на историю образа - Млечный путь, в котором возникает яркая звезда ("Это Млечный Путь расцвел нежданно / садом ослепительных планет..." и - "Зоологический сад планет" и т. д. - у Николая Степановича).
Часов в 8 я собрался уходить - попрощался, надел уже шубу... Но в передней АА, провожая меня, сказала: "А я думала, что Вы останетесь хоть до прихода Аннушки... Но если Вам очень скучно - уходите...". А я собрался уходить именно потому, что боялся наскучить АА своим присутствием... Снял шубу. Остался. Мы перешли в кабинет. И тут постепенно завязался разговор, оживленный и непрерывный... АА блистала крыльями мысли, интонации переливались всеми цветами радуги... И это - при необычайной простоте слов, фраз и выражений...
Мы начали говорить о работе...
В этот долгий разговор - как сравнения, как уподобления, как образы попадали и другие, мелкие, не развивающиеся дальше темы...
