Сергей Мстиславский - Откровенные рассказы полковника Платова о знакомых и даже родственниках
— От генерал-лейтенанта Гиппиуса? Начальника артиллерии Гренадерского корпуса?
— Так точно, господин полковник.
Мин дернул шеей и распустил накинутый на плечи заиндевелый от мороза башлык.
— Вы мне сорвали штурм! Вам приказано было подготовить атаку огнем по Прохоровской мануфактуре — главному оплоту мятежников, а вы что?
— Мы открыли огонь в назначенное время. 1-я и 9-я батареи… под личным моим командованием…
— Легкие орудия? Пукалки! — почти выкрикнул Мин. — По каменному редюиту![1] Они только посмеивались над вашим огнем. Ваш… салют только придал им смелости. По агентурным донесениям, все снаряды — в насыпь. Ни потерь, ни разрушений.
— Адмирал Дубасов приказал щадить здания: фабрикант Прохоров особенно ходатайствовал об этом. Мин отвел глаза и сказал спокойнее:
— Кроме того, вы раньше времени снялись с позиции. Вы были предупреждены о положении дел?..
— Так точно, — поспешно подтвердил артиллерист и шевельнул усами, прикрыв улыбку. — Как только мы получили по телефону из штаба округа сообщение, что ваша колонна несет тяжелые потери, есть раненые штаб- и обер-офицеры, штурмующие колонны не могут продвинуться и успех зависит исключительно от нашей артиллерии…
Мин побагровел.
— То есть как? "Исключительно от вашей артиллерии"? Так передали из штаба?
— "Исключительно", — подтвердил артиллерист с нескрываемой уже явно злорадной улыбкой. — Мы немедленно вернули легкие батареи на позицию и приступили к подготовке двух батарейных. Завтра можно будет ввести в дело первую, ко второй нет снарядов: налицо всего восемьдесят батарейных гранат.
— При умелом действии этого достаточно, чтобы смести пол-Москвы, а не пару фабрик, — сердито сказал Мин и кивнул адъютанту. — Чаю, Брюммер. Я озяб. Можете идти, подполковник. И подтвердите генералу Гиппиусу, что назавтра я ожидаю действительной поддержки. Я повторю штурм, и на этот раз мы должны взять на штык очаг бунтовщиков. Именно так: на штык. В час тридцать вы откроете огонь. Вести его ровно час по фабрикам Прохорова и Мамонтова. Сколько снарядов сможете вы за этот срок выпустить?
— Четыреста, — ответил артиллерист.
Мин улыбнулся и протянул руку для пожатия:
— Вполне достаточно. Тем более что вас поддержит артиллерия штурмовых колонн. Ровно через час вы прекратите стрельбу. Мне незачем напоминать, что, поскольку ваши батареи по ту сторону Пресни, насупротив нас, я не смогу двинуться на штурм, пока вы не замолчите: иначе вы будете бить по своим. О подробностях договоритесь с начальником штаба. Еще раз: передайте артиллеристам, что семеновцы ждут доблестного содействия их как братьев по оружию. Честь имею.
Он дал знак Грабову подойти.
— Донесение от Римана?
— Так точно. — Грабов подал пакет. Мин вскрыл и стал читать, морщась.
— Только еще в Люберцах?.. Я ожидал более быстрого движения. И почему он пишет: "Пробился до Люберец"? Разве вы шли с боем? Нет? Ну, конечно… Отчего так мало взято оружия? Какие-то там топорики… три бульдога… два ножа из напильников… шашек жандармских две… кистень резиновый…
Он бросил листок на стол.
— А ты что там… набедокурил? Почему Риман тебя отчислил? Пришелся не ко двору?
— Так точно, — ответил Грабов.
Мин помолчал.
— Быть по сему. Останешься при штабе.
Грабов вздрогнул.
— Разрешите просить назначить в действующую часть. Для участия в штурме.
Мин улыбнулся ласково:
— Сбой поправкою красен? Хорошо. Можешь идти с правой колонной. Эттер, возьми поручика к себе и дай поработать.
— Слушаюсь, — отозвался плечистый полковник у стола. — Приткнись пока здесь где-нибудь на ночевку, Грабов… Но осторожней. Клопов здесь тьма. Можно, впрочем, и не ложиться: в четыре тридцать мы выступаем.
Артиллерийский подполковник закончил тем временем разговор с начальником штаба и, откозыряв еще раз Мину, садившемуся пить чай со своими офицерами, вышел в соседнюю комнату. Там поджидали его еще двое артиллеристов: капитан и поручик. Они сошлись и огляделись, как заговорщики. Комната была пуста, двери прикрыты.
— Ну как? Очень злобился? — спросил поручик.
Подполковник весело тряхнул головой:
— Расфуфырился сначала, а потом сошел на минор. На сантимент играет: "братья по оружию"! А им, по-видимому, в самом деле — наклали.
— Так им и надо, — добродушно сказал капитан. — Мы все дело на своих плечах вынесли. Шутка сказать — вторую неделю держимся, а они на готовенькое приехали, когда противник выдохся. Отличия за наш счет хватать.
— Ну, это еще мы посмотрим… Как у них в гвардии говорят, по-парижски: ну веррон ки-ки, — загадочно усмехнулся подполковник. — Я тут одну штучку им назавтра удумал. Будут довольны.
Капитан скосил глаза с некоторым беспокойством:
— Ты все-таки не очень, Василий Федорович. Ну, конечно, карьеристики, белая кость, салонное воинство… Отчего им при случае нос не утереть? Но только… как бы от этого бунтовщикам профиту не получилось.
— Ты что, спятил? — Подполковник искренне возмутился, даже руки сжал. — Завтра батарейные выставим — от Прохоровки следа не останется… Но нашей рукой, понял? А семеновцам штурма я не дам. Атанде! Я тебе говорю: я штучку придумал.
— Идеалист ты, — вздохнул капитан. — Что ни делай, все равно кресты и чины они получать будут, а не мы. Так уж самим Богом установлено. Поехали, что ли…
Они вышли. У подъезда дожидались сани, запряженные парой тяжелых артиллерийских коней. Поодаль стояли конные. Поручик откинул мохнатую медвежью полость.
— А не стукнут нас по дороге господа социалы? Конвою-то всего двенадцать человек.
— Бог не без милости, казак не без счастья, — отозвался капитан. — Ты все же дальним объездом валяй, Родион. Кругом, через Москву-реку… Чтобы около Пресни — ни-ни. Так как, Василий Федорович, насчет штурма? Атанде, сказал Липранди?
За Пресненским мостом курился еще черным мокрым дымом остов сожженного накануне огнем гвардейской артиллерии трехэтажного дома. Но из-за почернелых развалин его сегодня опять щелкали выстрелы, и поперек мостового настила нагромождением столбов, дров, ящиков, всякого деревянного хлама высилась баррикада. Третья рота колонны полковника фон Эттера, рассыпавшись в цепь, стреляла беглым огнем по невидимому противнику. Полковник, укрывшись за углом на перекрестке, нервно курил папиросу. Слева и впереди, за Пресней, гулко, двойными раскатами — выстрела и взрыва — грохотали пушки.
Полевым галопом подъехал драгун, лихо осадил коня, подал Эттеру пакет. Три креста на конверте. Срочно.
— От начальника левой колонны.
— Я разбил пенсне, — морщась, сказал полковник. — Читай, Грабов.
Грабов распечатал:
— "По прибытии к Горбатому мосту отряд встретил его загроможденным. Выслал роту разобрать баррикаду, но по ее разборке на той стороне (на севере) моста была другая баррикада. При разборке последней был открыт огонь из подвала дома Шмита. Не будучи совершенно знаком с местностью и всей фабрикой, я счел невозможным подвергать моих нижних чинов обстрелу и приказал артиллерии разгромить фабрику. Немедленно по прекращении огня перехожу в наступление, которое согласно диспозиции должно быть поддержано наступлением вашей колонны. Капитан Левстрем".
Эттер досадливо свернул переданный ему листок и посмотрел на часы.
— Два двадцать семь. Через три минуты батареи Гиппиуса должны прекратить огонь. Общий штурм, а Левстрем еще не занял исходного положения для атаки… Опять получится камуфлет. Ждать его будет еще хуже, пожалуй. Сломаем всю диспозицию. Черт!
Он подумал и приказал дожидавшемуся драгуну:
— Доложи: ровно в два тридцать я атакую.
— На словах прикажете доложить?
Эттер кивнул. Драгун повернул коня и с места поднял его в галоп. Полковник посмотрел вслед.
— Неплохо ездит. Хоть в Михайловский на конкур, а, Грабов? Он снова посмотрел на часы, нахмурился и пошел к цепи.
— Прекратить огонь! — коротко приказал он подбежавшему ротному. Грабов, передай приказание четвертой роте: наступать вслед за третьей. Атака.
Он положил руку на эфес шашки, но в тот же момент, вздрогнув, юрко спрятал в воротник толстую шею. Рядовой рядом с ним ахнул и сел в снег, на щеке показалась кровь.
— Я, кажется, ранен, — неуверенным голосом сказал полковник и пошарил рукой по спине. Ротный наклонился к шее полковника.
— Воротник пробит, — взволнованно сказал он. — Вот, Бог спас… Ведь на волосок. Очевидно, та самая пуля…
Он показал на солдата, которого подымали санитары. Эттер снял фуражку и перекрестился. Красуясь выправкой, подошел, придерживая шашку, фельдфебель.
— Разрешите поздравить, ваше высокородие, с избавлением. И откуда они пробрались? Во фланг бьют, вон с того…
