Юрий Олеша - Воспоминания о Юрии Олеше
- Это новая легенда! - И оживляется, вскидывает голову. - Теперь вы поняли, в чем наше преимущество?..
Сегодня новобранцы, завтра молодые туркменские литераторы, газетчики, и всякий день ходьба по жарким улицам, базарам и садам. Он уже свой человек в Союзе писателей, думает о работе, делает заметки, в беседах с новыми друзьями делится планами. Планы еще не сама реальность, в сущности, день за днем все еще он знакомится с краем, вглядывается в его обитателей, в обстановку.
К Олеше между тем приехала жена, верный друг, спутница всей его жизни Ольга Густавовна. Теперь они вместе, вот только комната в караван-сарае очень неуютная, тесная, плохо приспособленная для работы. Отсутствие нормального жилья тяготило писателя, выбивало из колеи, и хотя он прямо не жаловался, никого ни о чем не просил, настроение у него было неважное.
Вскоре Б. M. Кербабаев специально послал меня к нему,
- Пригласи Юрия Карловича, кое-какие новости есть для него.
В тот вечер мы перетащили имущество наших друзей в лучшую гостиницу города - на улице Гоголя.
Не помню уже, кто из туркменских друзей принес на новоселье челек деревянный бочонок - домашнего вина. Нашлись поздние персики, гранаты. Хозяин нового дома совсем повеселел.
В кругах ашхабадской интеллигенции скоро он стал своим. Не командированный, не заезжая знаменитость, а во всех отношениях свой человек. Хлебные карточки - по общему списку; выступления у призывников, у молодых офицеров, в госпиталях - в одной культ-бригаде; общественные поручения местного союза - он выполняет их, как положено. Но писатель привык писать, и это остается главным, хотя печататься почти негде.
По утрам он обычно отправляется из шумного гостиничного улья в союз, где давно облюбовал себе стол в тихой комнате. Стол называется "Олешиным", можно оставлять рукописи на ночь - никто не потревожит. Сосредоточенный, задумчивый, остро отточенным карандашом он набрасывает строку за строкой на большом листе бумаги, зачеркивает и вновь стремительно пишет. Киностудия заказала короткометражный сценарий на военную тему. Дали соавтора, но работа не движется, и его часто видят понурым или улыбающимся чужой, неестественной улыбкой.
...Зима 1941 года. Сводки по радио очень тревожные. Есть и проблески радости, но война затягивается, напряжение и здесь, в тылу, все нагнетается. Базары выглядят уныло: куда девались горы овощей, бараньи туши, - как метлой все смело. Город без света. Хлебные карточки кормят скудно.
Сценарий дописан, но Олеша им недоволен. Фильм ставить не будут. Позднее, под названием "Маленький лейтенант", сценарий был опубликован в коллективном сборнике - первая ашхабадская публикация Олеши.
Единственно, что согревает душу и позволяет Юрию Карловичу сохранять равновесие, - это исключительная приязнь со стороны новых товарищей туркмен, братское их отношение к Олеше. Он не ищет выгодных связей, не стремится к благополучию или хотя бы к малейшим жизненным удобствам. Существует подобно дервишу. На службе нигде не состоит, об издательских, театральных договорах нет и речи. Заработки случайные, да еще и характер такой - подарить, одолжить ему никто ничего не смеет. Он даже простое угощение не всегда примет, может обидеться. Но его любят все - от сторожей и уборщиц гостиницы до республиканского руководства. Прокурор, министр, секретарь ЦК первыми идут к нему, дружески приветствуют, непременно осведомляются, не надо ли чем помочь. Нет, ради бога, нет, ни в чем он не нуждается.
Даже близким товарищам нелегко поддержать его. Законное, заработанное им порою не знаешь, как передать.
На такие вещи легко смотреть как на чудачество, и оно сошло бы за чудачество, если бы не общая нужда и беда, если бы за номер в гостинице не требовали платы, да на рынке продукты не шли бы по таким бешеным ценам.
Некоторое время я работал в литературной редакции туркменского радио, и тут у нас с Олешей установились наилучшие деловые отношения.
Вот я иду к нему с просьбой выступить у микрофона. Когда бы он смог дать нам передачу?
- Планируйте смело, - лихо заявляет он. Называет тему, излагает содержание, гремит метафорами. - Моя ораторская проза, в сущности, уже готова, осталось чуточку додумать и перенести все на бумагу.
Но тут-то и начинаются муки. Ждешь его прозы, ждешь не дождешься. Назначенные дни пропущены дважды и трижды. Начальство грозит "санкциями". Утешает одно: автор упорно трудится. И передача действительно почти готова. Не хватает лишь заключительной фразы, да еще там мелочь - выверить интонацию в самом зачине. Ждем фразы, интонации, наконец совсем уж руки опускаются - проваливаем передачу!..
И вот когда срыв представляется неминуемым, остаются считанные минуты до истечений критического срока, в комнате литературной редакции приоткрывается дверь. Никто не входит. Слышен шорох, в щель просовываются огромные, слегка колышущиеся листы. Конечно, он. Никто другой на таких простынях не пишет.
- Входите, входите, Юрий Карлович, это же вы там, за дверью!
- Каюсь, ребята! Виноват! Уже не надо? Выбросить в корзину? доносится из-за двери его баритон.
Полчаса спустя мы в студии. Идет запись. Передача отменная. Ее завтра будут обсуждать радиослушатели, ее отметят в приказе как образцовую. Но каково было заполучить эту очаровательную прозу Олеши!
Помнится, уже в сорок третьем году он писал рассказ, читал на досуге страницы, готовые сцены, а в Ашхабаде тогда завершался конкурс на лучший современный рассказ. Заседало жюри, и всем хотелось видеть среди участников конкурса Олешу. Его предупредили, времени было достаточно, но опять эта заколдованная последняя фраза, последняя интонация, бесконечные самоистязания. Так или иначе, рукописи он не давал. Большинство членов жюри почти наизусть знало вещь, радовалось ей. Но ведь существуют неизбежные формальности: регистрация рукописи по всем правилам, обсуждение "наличествующей".
И снова не дни, не часы, а буквально минуты решили судьбу рассказа "Туркмен". Друзья чуть ли не силой взяли рукопись, доставили ее в жюри, вслух прочитали и единодушно одобрили. Так была присуждена первая премия.
Но история с "Туркменом" и написанным тогда же маленьким рассказом "Зеркальце", отмеченным как лучший рассказ года в "Огоньке", относится к более позднему периоду; пока же писатель "врастает" в среду, ищет тему и все еще испытывает внутреннюю неустроенность.
Мысль постоянно обращается к фронту, а оттуда часты вести малоутешительные.
- Вы поглядите, как изгажена карта! - ворчит Олеша, рассматривая огромную, в полстены, испещренную разноцветными флажками карту. - Ельня, Вязьма, Старая Русса - вот где становище ландскнехтов! Ландскнехты в Ельне, Починке, - какая бессмыслица! А мы разгуливаем по Текинскому базару, по ночам читаем Киплинга, Хлебникова, Достоевского, делаем подмалевки к "Забавному случаю" Гольдони. К черту Гольдони, Хлебникова и Киплинга!..
В таком настроении Олеша однажды наведался к Кербабаеву и прямо заговорил с ним о своем желании пойти во фронтовую газету. Как-никак военнообязанный, майор интендантской службы, а его товарищи москвичи, тоже из запаса, сейчас в действующей армии.
- Ваше слово нужно здесь, Юрий Карлович, - отвечал Кербабаев. Очерки, статьи, переводы нужны позарез. Давайте-ка яркий, во всю вашу силу, очерк, товарищ майор!
- А знаете, Берды Мурадович, я ведь пишу сейчас именно очерк, признался Олеша.
- О чем, если не секрет?
- История комсомольского эшелона. В ЦК комсомола мне дали полупудовую папку документов. Верите - полпуда телеграмм, писем от девушек, молодых джигитов...
- Вот вы уже и полковник, аллах свидетель! - перебил Кербабаев. - Вы комиссар, политотделец! Когда я прочитаю очерк в газете? Хотите, переведу на туркменский?
Полмесяца спустя мы слушали историю комсомольского эшелона по радио, а затем читали в книжке. Очерк перепечатывался и недавно, в конце шестидесятых годов. Превосходная писательская работа. А в тот раз, после беседы с аксакалом туркменской литературы, Олеша жаловался на него:
- С ним невозможно! Кроткий - тише воды ниже травы, - а сам жмет и все, что хочет, наверняка выжмет из тебя. Обещал мне привезти откуда-то из Каракумов верблюжатины: целебное мясо, говорит. А я отродясь не ел верблюжатины, не знаю, едят ли ее. Обещал ханского рису привезти мне из Хорезма, такие продолговатые отборные зерна нежно-розового цвета...
От посетителей отбоя нет: молодые дарования, офицеры, побывавшие в сражениях, инвалиды войны со свежеиспеченными мемуарами - все желают лицезреть живого автора "Зависти" и "Трех толстяков", жаждут его слова. А гостиница место доступное, открытое - не спрячешься! К тому же в Ашхабаде теперь целая группа виднейших деятелей культуры из Москвы, Киева, Ленинграда, Одессы - художники, актеры, ученые.
Гостит в Ашхабаде со студией Александр Довженко, он постоянно навещает своего старого приятеля Олешу, они беседуют подолгу, доверительно и душевно. Марк Донской, Наталья Ужвий с ним в самых сердечных отношениях. Весь день в окрестностях столицы они ведут съемки "Радуги" по повести Ванды Василевской, а вечерами рады провести часок-другой в обществе остроумного собеседника. Известный славист, удостоенный докторской степени в Карловом университете Праги, москвич П. Г. Богатырев переводит здесь "Похождения бравого солдата Швейка". И он забегает к Олеше посоветоваться, показать готовые страницы. Музыканты Никита Богословский и Штогаренко, историк-ориенталист Е. Л. Штейнберг, артист Марк Бернес, украинские писатели Юрий Дольд-Михайлик и Агата Турчинская - всем нужны привет и ласка, всех надо выслушать, а иному и помочь советом и делом.
