Владимир Шаров - Воскрешение Лазаря
На приезд Коли Катя очень ставила. Увидеть его Ната могла ожидать меньше всего, встреча с Колей должна была сбить ее, лишить уверенности. 28 июля так и получилось. Едва Ната с девочкой вышла из поезда, к ней бросилась Катя, а следом, чуть поотстав, вывихнувший ногу в поезде Коля. Фигурой Коля походил на Феогноста и близорукая Ната, естественно, обозналась, оставив корзинку, она, радостная, что-то крича, к ним побежала и только уже обнявшись с Катей, узнала мужа. К этому готова она не была. В Москве она не сомневалась в своем праве на Феогноста, в том, что как бы ни сопротивлялась Катя, его увезет, но встреча с Колей разбила ее в пух и прах.
На вокзале Катя ей сказала, что они живут в крохотной комнатушке у хозяев, которые относятся к ним с большим подозрением, и появление молодой и красивой женщины окончательно разрушит репутацию Феогноста; дальше Ната, не сопротивляясь, дала увезти себя в гостиницу. Правда, пока они ехали на извозчике в "Ахтубу", где для нее был снят номер, у Наты достало выдержки улыбаться, шутить, делать вид, что она всему поверила.
Ната знала свою силу; еще когда Феогност в первый раз всерьез заговорил о монашестве, она, которая давно колебалась, но на людях поддакивала, видела: если она не захочет, ни в какой монастырь Феогност не пойдет. Однако влечение Феогноста к церкви ее пугало, она никого ни с кем не хотела делить, а еще больше не желала упреков, что вот она, помешав, погубила ему жизнь. Ната была сильнее церкви, но понимала ее плохо и оттого соперничать с ней не хотела. Убедившись, что Феогност и вправду привязан к Богу, она легко его отпустила. Она вообще была плоть от плоти жизни, и идеи, учреждения, от жизни далекие, ее раздражали. Выйдя из детства, она сторонилась их чисто интуитивно, будто боялась заразиться. Поэтому и с Колей, едва увидев, что братья больны чем-то схожим, она рассталась без колебаний.
Бог, коммунизм, другие идеи казались Нате странным смешением детских болезней и детских же игр. Феогност и Коля заигрались и отстали; теперь, узнав из Катиных писем, что Феогност к церкви поостыл и, значит, выздоравливает, она решила, что время его забрать пришло.
В "Ахтубе" то Катя и Коля вдвоем, когда Натина дочка спала, то Коля в одиночку - девочка, ни разу в жизни его не видя, опасалась чужого, незнакомого мужчину, и стоило ему подойти, кидалась в рев, - пять дней подряд непрерывно Нату обрабатывали. Они и на минуту не оставляли ее одну. Катя боялась, что, как разыскал ее и Феогноста Коля, сумеет это сделать и Ната. Или, того проще, их почтовым адресом ее легко мог снабдить Илья. Пару раз Ната и вправду пыталась выйти, но они заперли изнутри дверь и демонстративно выкинули ключ в окно.
В начале, когда еще не было страшно, Ната что-то сказала им про игру, и они оба за ее слова ухватились, принялись убеждать, что нет, детство не кончилось, игра продолжается и им не наскучила. Да, Феогносту сейчас трудно, никто ничего скрывать от нее не собирается, но без того, что она называет игрой, ни он, Коля, ни Феогност своей жизни не мыслят. Если Ната скажет: или я, или игра, - они, конечно, выберут Нату, потому что оба с детства безнадежно в нее влюблены, они успокоят себя, что условие не настоящее, оно как бы понарошку: согласишься - у тебя и Ната и игра, а когда окажется, что пути назад нет, они ей не простят.
Повторяя это раз за разом почти без вариаций и на один голос, они выкручивали ей руки все пять сызранских дней, а на шестой, так и не дав увидеться с Феогностом, снова отвезли на вокзал и отправили обратно в Москву. В "Ахтубе" был какой-то сумасшедший дом, позже, сколько она ни пыталась те дни разделить, хоть что-нибудь восстановить, сумела вспомнить лишь три случая, когда поток прерывался. Два были связаны с Колей. Однажды он - Нате показалось, что явно согласовав с Катей, - на правах мужа вознамерился провести с ней ночь. Возможно, Колина попытка остаться с Натой наедине объяснялась ее собственным письмом, которое он получил полугодом раньше. Среди прочего Ната в нем писала: "Колюша, рыженький мой (в общем и целом), бородатый и очень любимый! Только что получила твое письмо и отвечаю по "горячим следам". Я тебя очень люблю. Прими как данность и запомни - за это не надо бороться. Но и губить тоже не надо. Разводиться с тобой я не хочу. Это тоже данность. И не потому, что ты спасаешь Россию. Конечно, если спасешь, я буду рада, но и тогда твой успех будет для меня приятным дополнением, не больше". Через страницу: "Повторяю, я очень-очень тебя люблю и страшно скучаю. Пишу, а у меня прямо ноги сводит. Я так хочу к тебе прижаться, так всего тебя хочу. Сколько мне еще ждать? Я не могу так долго".
То ее давнее письмо в нем, очевидно, засело, и он думал, что, останься они вдвоем, она о Феогносте забудет. Он часто вставлял в разговор, что вот он впервые видит вместе ее и свою дочь и что, хотя когда-то он дал обет, пока не дойдет до Владивостока, не иметь дело с женщиной, в сущности, его обет никому не нужен, и как было бы хорошо им втроем отпустить друг другу обиды и недельку здесь пожить. Но Ната отвергла его с редкой брезгливостью, и он легко подчинился, сделал вид, что пошутил. Второй раз - они уже собирались ехать на вокзал, и вдруг Коля устроил безобразную сцену, кричал, что он первый раз в жизни увидел собственную дочь и даже ни разу с ней не поиграл, "Ахтубу" он Нате не простит. Но истории с Колей были, конечно, ерундой, милыми чудачествами по сравнению с тем, что сотворила тогда тихая Катя.
Колина мировая была отвергнута на четвертые сутки вечером. Так и так к утру пятого дня стало ясно, что ни Катю, ни Колю Ната не услышит, будет сидеть в Сызрани столько, сколько понадобится. По той уверенности, с какой Ната держалась, и Коля и Катя поняли: где живет Феогност, она знает, если же Катя его перевезет, с помощью ГПУ Ната разыщет его и там.
Рассудив, что ситуация тупиковая, Катя тем же утром надолго ушла из гостиницы. Ната, хоть и была измучена четырьмя сутками непрерывного выяснения отношений, еще когда Катя надевала кофту, почему-то насторожилась и потом все время, пока ее не было, буквально не находила себе места. Возможно, дело было в том, что раньше сдуру Катя проговорилась, что и в Сызрани ее с Феогностом таскают на допросы. Конечно, не столь активно, как в Нижнем, но ходить приходится. ГПУ и сейчас не прочь Феогноста посадить, однако весь последний год они почти ни с кем не общаются, Феогност живет анахоретом, по месяцу и больше не выходит из дома, и добыть на него показания не удается.
Кати не было до позднего вечера. Вернулась она совсем бледной и сказала, что Феогност арестован. Кто-то из их старых знакомых на него донес. У отца Феогноста нынешний арест - второй, следователь считает его закоренелым рецидивистом и уверен, что добьется расстрельного приговора.
Услышав, что сказала Катя, Ната растерялась, села на стул, который стоял рядом, и принялась громко, будто ребенок, рыдать. Они все, все трое, были этим известием ошарашены, но Катя не плакала, просто стояла бледная у окна и смотрела на улицу. А потом слезы у Наты кончились, она вдруг вскочила и бросилась к Кате, крича: а ведь это ты, ты, сука, дала на него показания. Это ты решила, пусть лучше его расстреляют, только бы мне не отдать. Катя принялась клясться, что нет, что Ната несет бред, но даже на взгляд Коли, который очень хотел ей верить, защищалась суетливо и неубедительно. Еще хуже, что скоро она решила, что на ругань надо отвечать руганью, и стала кричать Нате: так будет мучеником, святым, а то год в твоей койке побарахтается, чекистская проблядушка, и руки на себя наложит!
Новый довод лишь подтвердил Натины подозрения, и Коля понял, что сестры вот-вот друг в друга вцепятся. Надо было их как-то остановить, и тут его осенило: бросьте, крикнул он обеим, тебе здесь, Катя, делать больше нечего, ну и иди себе с Богом, дала ты на Феогноста показания или не дала, разницы уже нет, а ты, повернулся он к Нате, первым же поездом езжай в Москву, кидайся к своему Илье в ноги, вдруг он и поможет?
Его слова их угомонили, Ната сразу уверилась, что не тем, так другим способом призвана спасти Феогноста, в свою очередь и Катя тоже теперь смотрела на нее молитвенными глазами. Вообще, если вспомнить, что и он, Коля, спасая брату жизнь, собственную жену подкладывал под ненавистного любовника, сцена была, конечно, карикатурная. Все они были перед Феогностом виноваты, все считали, что его предали, раньше, как Коля и Ната, сейчас, как Катя, а тут нашлось, чем покрыть грех. Будто играющие дети, они решили начать заново.
Следующим утром Ната уехала в Москву, и если исходить из обвинения, приговор, спустя месяц вынесенный в Сызрани, оказался мягким. (Годом позже была еще одна попытка добиться для Феогноста расстрела, но и она не удалась.) Прокурор был происшедшим откровенно недоволен, и ясно, что без вмешательства Ильи здесь не обошлось. Коля через пять дней возвратился в Гутарово, где был прерван его агитпоход по России, и пошел дальше к Владивостоку. Даже Натина переписка с Катей возобновилась немного погодя.
