KnigaRead.com/

Вера Панова - Кружилиха

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Вера Панова, "Кружилиха" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

- Через наши трупы, - сказал маленький Вася Суриков: он еще не читал, его очередь была следующая.

В конце концов Корольков рассудил так: пускай переболеют, что поделаешь - эпидемия вроде скарлатины.

- Только давайте читайте проворнее, - сказал он. - На пять частей, что ли, ее поделите, будь она трижды проклята.

Если остаться на выходной день дома, то пошлют за хлебом, за керосином, в аптеку, Федор скажет: "Ну-ка, пошли дрова пилить", Валька и Олька будут реветь и приставать, мать будет охать, - никакого отдыха рабочему человеку.

И Толька, чуть проснувшись, удирает к Сережке, испытанному другу.

У Сережки не житье, а малина. Отец его жив-здоров, он теперь подполковник и служит в Таллине. Прислал письмо, чтобы мать приехала, посмотрела: если понравится - пусть переезжают всей семьей. Мать поехала в Таллин, а Сережка и Генька остались дома полными хозяевами. Жизнь!

Толька приносит "Графа Монте-Кристо", завернутого в газету. Сережка на электрической плитке варит манную кашу для Геньки. Он обещал матери, что будет заботиться о Геньке, и свято держит слово.

- Принес? - спрашивает он у Тольки.

- Принес. Кончай эту муру.

- Сейчас. Надо позавтракать.

Каша тяжело пыхтит, пузыри вздуваются на ней и лопаются с треском. Сережка сыплет в кашу сахар, размешивает и выключает плитку:

- Готово!

И облизывает ложку.

Генька на полу вырезывает фигуры из карточной колоды. Королей и валетов он уже вырезал, остались дамы. С дамами большая возня: надо пририсовать каждой усы и бороду, иначе взвод будет неполный.

- Генька, завтракать! - говорит Сережка.

Генька лениво съедает несколько ложек и возвращается к картам. Кашу доедают Сережа и Толька. После каши они чувствуют себя недостаточно сытыми и едят кислую капусту с постным маслом. После капусты им хочется пить, они пьют сначала холодную воду из-под крана, а потом теплое кипяченое молоко.

- Я очень удачно устроился с молоком, - говорит Сережка. - Не надо ходить на рынок: молочница приносит мне на дом. Понимаешь, Геньке необходимо молоко.

- Сами пейте эту отраву, - говорит Генька, лежа на полу и орудуя ножницами, - а мне купите газированной воды с сиропом.

- Он страшно обнаглел за последнее время, - говорит Сережка. - Прямо не знаю, что с ним делать.

Толька достает деньги и говорит:

- Генька, а Тенька! Пойди купи себе воды с сиропом. И мороженого.

- Мороженого близко нет, - говорит Генька, принимая деньги.

- Мороженое около рынка продают, - говорит Сережка. - Знаешь, немного не доходя до рынка, там мороженщица всегда стоит. Только смотри, не попади под машину.

- Хорошо, - говорит Генька, одевается и уходит.

Толька и Сережка остаются одни в квартире. Толька разворачивает "Графа Монте-Кристо".

Лукашин сидел на диване и умирал от скуки и злости.

Комната была убрана по-воскресному: на столе богатая скатерть с разводами и в вазе свежие бумажные цветы - пышные розы и маки... Марийка это умела - создать уют. Вымыла полы, нарядилась в розовую кофточку, велела и Лукашину надеть праздничный костюм; он послушался, сбрил щетину с лица, вычистил ботинки и челюсть и теперь сидит, как дурак, один против вазы с цветами. А Марийка застряла у Уздечкина.

Он сидел и строил планы страшной мести: пожалуйста, будьте любезны, я вас не связываю. Но позвольте мне в таком случае и себя считать свободным человеком. Она придет, я ее встречу равнодушно и скажу: наконец-то ты, Марийка. Я тебя жду для серьезного разговора. Не сошлись мы с тобой, как хочешь, не сошлись. Неосновательный ты человек. Какая из тебя жена. Ставлю тебя в известность, что я сейчас же переезжаю к твоим старикам. И пожалуйста, без слез, Марийка. Достань мне, будь добра, мое белье, я не хотел без тебя копаться в комоде, теперь это уже не мой комод...

Тут Марийка зарыдает и станет уговаривать его остаться. Но он возьмет свои вещи и пойдет ночевать к Никите Трофимычу. С неделю придется там пожить... Нет, недели много: дня три. Каждый день после работы Марийка будет прибегать к нему в цех и молить, чтобы он вернулся. Два дня он будет неумолим, а на третий смягчится. Только он поставит жесткие условия: по чужим квартирам не бегать, если кому нужен бачок - пусть сами приходят за бачком... Второе условие - проявлять тактичность: если у твоего мужа вставная челюсть, то хвалить зубы холостого соседа - просто бессовестно. Скажете: мелочь, и нечего на нее так болезненно реагировать? Я бы посмотрел, как бы вы реагировали, будь у вас вставная челюсть...

Марийка прилетела, вся розовая, от нее пахло щелоком и теплом. Лукашин бросил короткий, пронзительный взгляд и увидел, что руки у нее красные, кожа разбухла от воды. "Стирала! - ужалило его. - Стирала с Уздечкиным!"

- Семочка, мученик, страдалец, умираешь от голоду, и главное, в потемках, хоть бы свет зажег, - с порога пошла сыпать Марийка, бросаясь к буфету. - Сейчас все будет, щи на плите горячие, чуть не умер мой котик, но вообрази положение Уздечкина: руководящий работник - и живой души нет, чтобы позаботилась... - Марийка духом выбросила на стол тарелки, ложки, рюмки, вылетела в кухню, примчалась обратно, и не успел Лукашин приступить к объяснению, как уже сидел за столом, пил водку и ел пирог.

- Вообрази! - говорила Марийка, тараща добрые глаза. - Такое у него жалованье и снабжение хорошее - и не хватает на жизнь! Что значит мужчина: не умеет жить! Как хочешь, Сема, женщина в доме - это все...

Пирог был с картошкой и грибами. Картошку растила Марийка, грибы сушила Марийка. Лукашин ел и думал, что сегодня он уже не уйдет к Никите Трофимычу: момент для объяснения упущен, в другой раз как-нибудь. Марийка оскорбила его без злого умысла, по глупости. За глупость не следует наказывать так жестоко. Да и лень тащиться после сытного обеда на другой конец поселка, да еще с тяжелым сундуком...

Вошел Мирзоев.

- Приятного аппетита, - сказал он.

- Пирога не съешь ли? - спросила Марийка. - А водку, не взыщи, Сема выпил.

- У меня своя есть, вот, пожалуйста, - сказал Мирзоев и, потянув за горлышки из карманов, показал две бутылки. - Сосед! Уговор не забывать.

- Рано, - сказал Лукашин, жуя. - Попозже. После обеда надо отдохнуть.

- Что это вы затеваете? - спросила Марийка.

- Хотим проведать Федора Иваныча, - отвечал Мирзоев. - А то, понимаете, что у него за жизнь!

- А в кино?! - вскричала Марийка, гневно обернувшись к Лукашину.

- Никакого кино, - сказал Лукашин, очень довольный, что может тут же рассчитаться с Марийкой за ее дурное поведение. - Иди сама, если хочешь. Мы сегодня собираемся мужской компанией.

- Папа, - спрашивает Оля, - у нас правда была мама или же нет?

- Правда, - отвечает Уздечкин. - Была. Вон она, ты ведь знаешь.

Оля в рубашонке лежит на кроватке, а он стрижет ей ногти на ногах. Портрет Нюры висит на стене напротив: волосы, завитые "перманентом", феерически освещены, простенькие глаза под подбритыми бровями подняты с мечтательным выражением...

- Ты - как мама, - говорит Оля, у которой одна щека ушла в подушку, а другая как бы подпухла, и от этого маленькие губы тоже как бы припухли и сдвинулись с места. - Ты все для нас делаешь. Я маму не помню, я только тебя помню.

Это она говорит для того, чтобы подлизаться к нему.

- Я тебя люблю, - говорит она.

- Ты угомонишься или нет? - спрашивает Уздечкин. Он проводит рукой по ее теплой шелковой головке и хочет уйти.

- А конфету? - спрашивает Оля.

- Надоела ты мне, дочка! - говорит Уздечкин и приносит конфету.

Звонок. Пришли Мирзоев и Лукашин. У Мирзоева такой вид, словно он пришел на именины. Лукашин робко держится за его спиной.

- Мы к вам, сосед, - говорит Мирзоев. - Принимаете гостей?

Уздечкин ведет их в комнату. Он уверен, что они пришли по делу, с просьбой или жалобой.

- Добрый вечер, бабушка! - восторженно приветствует Мирзоев Ольгу Матвеевну. - Вы не будете так любезны похлопотать насчет чайника? Знаете, после выпивки стакан горячего чая...

- Какая выпивка? - спрашивает Уздечкин, недоумевая. - Вы что, товарищи?

Лукашин пятится к двери...

- Я надеюсь, - говорит Мирзоев, прикладывая руку к сердцу, - что вы не примете за недостаток уважения или за что-нибудь другое и не побрезгуете нашей компанией.

- Я не пью, - говорит Уздечкин.

- Пьет даже чижик, - говорит Мирзоев, нежно касаясь его локтей. Извиняюсь, конечно, я не в смысле сравнения. Вы понимаете! Мы с товарищем Лукашиным захотели выпить по случаю воскресенья, вдвоем как-то скучновато, я говорю - пойдем к соседу, может, он согласится составить нам компанию...

- Вы ошиблись, товарищи. Я не могу составить вам компанию.

Уздечкин говорит нерешительно. Ему бы и хотелось посидеть с людьми, но он боится: Мирзоев - шофер Листопада; вдруг Листопад потом скажет: "Председатель завкома пьянствует с моим шофером..."

Мирзоев в недоумении: как может человек не принять другого человека, который пришел с открытой душой и со своей выпивкой?! Лукашин говорит уже из-за двери:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*