Лев Гинзбург - Избранное
Работал он там, говорят, неплохо, но ни лагерное начальство, ни товарищи по заключению не знали, конечно, что покладистый и болезненный Скрипкин - величайший злодей, на счету у которого много сотен, а может быть, и тысячи загубленных человеческих жизней.
Один только Скрипкин знал о себе все.
И вот в феврале 1963 года в Краснодаре, на допросе, я вижу Скрипкина.
У него длинные руки, косой нос, весь он какой-то складной, как нож, можно, кажется, сложить пополам его ноги, руки, длинное туловище...
...Его ввели сонного, заспанного; синий свитер, серый потертый пиджак, волосы зачесаны гладко назад. Уселся за столик, скрестив длинные, в кирзовых сапогах ноги. Я смотрю на его скучающее лицо, на то, как больничными, чистыми пальцами он вертит спичечную коробку, выслушивает вопросы следователя и отвечает покладисто, односложно.
В Краснодаре, в тюрьме, его лечат, возят в городской тубдиспансер на "поддувание" (пневмоторакс), следователь ведет допрос беззлобно:
- Так давайте уточним, Валентин Михайлович...
И он уточняет:
- Во время расстрела я помню такой случай. Среди арестованных находилась молодая женщина, с нее сорвали нижнюю рубашку, затем, с целью поглумиться, - и трусы. Не выдержав надругательств, она бросилась на карателей, среди которых стояли я и Еськов. Мы от неожиданности отпрыгнули в сторону. Женщина была сбита с ног немцами, а мы с Еськовым схватили ее, голую, за ноги и за руки, подтащили к окопу и сбросили туда. Там она была убита немцами...
Обо всем этом он рассказывает медленно, сонно. Сидит, подперев длинную, вытянутую голову костлявым кулаком, курит, экономя папиросы и спички...
Перед тем как присутствовать на допросе Скрипкина, я прочел его дело, протоколы его показаний и заготовил несколько вопросов, которые мне разрешили ему задать.
Теперь я сам понимаю, насколько эти вопросы были наивными, но о чем было спрашивать?
1. Сколько времени вы при немцах прожили в Таганроге до вступления в полицию?..
- Октяберь, нояберь, декаберь... Время было тяжелое, особенно с материальной стороны. Ходил в села, менял барахло на продукты, семья голодала, и сам был голодный. Так шло месяца три-четыре, пока не познакомился с художником Константином Федоровым. Он говорит: "Дурак, хочешь, я тебя устрою, приходи завтра ко мне..." Скандалы были у меня с женой и тещей, ругали меня сильно за то, что связался с полицией...
2. Отношение к вам со стороны бывших товарищей, соседей по работе (в Таганроге)?
- Относились с презрением, чуждались...
3. Почему вы стали убийцей?
- Попал в свиное стадо, вот и сам стал свиньей...
4. Что вы делали после расстрелов?
- Кушали, газету читали, играли - в домино, в карты. Или разучивали немецкие строевые песни...
5. Кристман?
- Кристман - это фигура, все его боялись...
6. Вот вы доставляли арестованных в Бухенвальд и бывали в Веймаре. Какое Веймар на вас произвел впечатление?
Я вспоминаю Веймар, дом Гёте, дом Шиллера, брусчатку перед театром, замок герцога - Скрипкин в Веймаре?! - но, не обращая внимания на мою "литературщину" и не зная, кто я такой, Скрипкин без раздражения и недоумения говорит:
- Ничего не нашел там, в Веймаре, достопримечательного: небольшой такой городок. Материальная сторона тяжелая. Зашел пива выпить - и то искусственное.
7. А знали ли вы, что в Бухенвальде сидел Тельман? И кто такой Тельман, вы знаете?..
Он все так же рассудительно отвечает на этом странном экзамене:
- Тельман - вождь компартии Германии. А что он сидел там, не знал...
8. Книги вы читали?
- Как же не читать? Много читал: русских классиков, иностранную литературу.
Теперь мы с ним беседуем, я узнаю, что в Таганроге, незадолго до ареста, он познакомился и чуть ли не подружился с человеком, который "вернулся из Дахау с татуировкой-номером. Рассказывал, что был там и спасся от смерти". С этим человеком Скрипкин коротал вечера за бутылочкой, слушал его рассказы и вздыхал, словно удивляясь тому, что человеку пришлось пережить и какие на свете бывали злодейства. И вся эта история существовала как бы отдельно от него самого, и он ее не связывал с собой никак. И они сидели за бутылочкой в Таганроге и качали головами.
И там, в Таганроге, он ужасно не хотел, чтобы его арестовали, потому что считал, что ничего все равно не исправишь, а жизнь доживать как-то надо. У него два сына; старший, который сейчас во флоте, родился как раз во время войны, в то самое время, когда Скрипкин служил в зондеркоманде, а младший теперешний, уже после возвращения из лагеря, и этому сыну пять лет...
Так он рассказывает о себе. Вечер, в следовательском кабинете почти уютно, и я задаю Скрипкину вопрос, почему же он, если не в 45-м, так в 62-м году, сам не признался во всем, и он отвечает:
- Тогда не хватило мужества, боялся, а теперь рассказываю всю правду, ничего не скрываю...
Только что, еще не видя Скрипкина, я читал его показания и думал, что увижу чудовище, наглого и развязного бандита, но вот он сидит передо мной вялый, угасший, и я слушаю его сонную речь и никак не могу представить себе, что это и есть тот самый Скрипкин. Как их связать между собой, совместить воедино - того, кто в "деле", и этого, сидящего за столиком?
И вдруг следователь как бы невзначай спрашивает, за что ему немцы дали медаль, и Скрипкин устало поднимает глаза (не знал, что это известно следствию) и говорит:
- За выслугу лет, за что же еще могли дать?
Следователь - так учитель говорит с провинившимся учеником укоризненно качает головой:
- Нет, нет, Валентин Михайлович, как же так, какая там была выслуга? Давайте прикинем, медаль-то вы получили когда?..
И Скрипкин тоже усмехается, слегка даже довольный, - вот, мол, какой у меня следователь молодец, не дурак парень, такого не обманешь, - и уступает:
- Ну, не за выслугу, так за хорошую службу.
Следователю этого мало, наседает на Скрипкина:
- За какую же такую хорошую службу, Валентин Михайлович, попробуем уточнить? - Встал, подошел к Скрипкину вплотную. - В чем хорошая служба-то выражалась?
Теперь Скрипкин замыкается - взгляд уполз. Сипло, погасшим голосом:
- Что у меня, генеральские мозги, что я все должен знать?..
Следователь:
- Ранили-то вас когда, Валентин Михайлович? Летом 1943 года? Вот-вот! В боях с партизанами. За эту операцию вы и получили медаль. Что же там было, расскажите.
- Ну, что было? Ничего не было. Выезжали мы в село Александровку, в Черные леса, на операцию против партизан, человек двадцать группа. Приехали в лес, а там, в лесу, на горе, церковь была. Эту гору мы окружили, послали наверх разведку, а потом начался бой. Это против Калашникова-партизана была операция: он под видом немецкого офицера увез двадцать наших полицейских...
Я стоял в оцеплении, стрелял, был ранен в ногу. Бой шел долго, часть партизан ушла, часть погибла. Вообще в том бою много было жертв с немецкой стороны и с нашей...
- С какой нашей?
- С советской.
- А вы на какой стороне были?
- На немецкой...
Когда Скрипкина уводили, следователь отдал ему свои папиросы "Беломора" полпачки.
- Ну, как вам Скрипкин? - Следователь смеется, потом - уже серьезно, как бы размышляя вслух: - Ну, медаль-то, положим, он получил не только за ранение. Тут еще бухенвальдский эпизод замешан. Во время этапирования, после побега четырех заключенных из вагона, он лично расстрелял несколько человек "в назидание другим", Но этот эпизод еще придется с ним уточнять. Завтра...
ЕСЬКОВ
СОБСТВЕННОРУЧНЫЕ ПОКАЗАНИЯ ЕСЬКОВА МИХАИЛА ТРОФИМОВИЧА
(Выдержки)
...Я это увидел впервые так близко, поэтому потерял самообладание, кидал лопатой землю, но не видел, куда она летит. Немцам казалось, что мы работаем медленно, они все время кричали: "Шнель, шнель!"
После того как трупы были прикрыты землей, мы сели отдохнуть, доктор Герц шутил, смеялся (как будто это была обычная земляная работа).
Вечером командир взвода собрал нас всех, кто был в этой операции, и сделал выговор, что "доктор" недоволен нашим поведением и трусостью. Он предупредил меня, что я должен взять себя в руки и быть мужчиной...
...Когда мы въехали во двор, я услышал крик женщины. Немец с погонами унтер-офицера вырвал из рук женщины ребенка 4-х-5-ти лет и забросил в машину. Один из полицейских толкнул женщину, которая бежала следом за немцем; она упала. Потом мы подъехали уже к другому дому, на другой улице, и вчетвером зашли в квартиру. Впереди шли вахмистр и переводчик с адресами...
...Как только Ганс открыл дверь душегубки, а переводчик приказал всем раздеваться, нам тоже была дана команда подойти ближе. Двое из наших стали с двух сторон душегубки, охраняя выход во двор, а я и еще трое начали заставлять арестованных быстрее раздеваться. Они уже поняли свой приговор. Некоторые оказывали сопротивление, их приходилось заталкивать силой, другие не могли раздеться - тогда мы срывали с них одежду и вталкивали в душегубку. Многие проклинали нас, плевали в лицо. Но никто не просил о пощаде.
![Лидия Гинзбург - Агентство Пинкертона [Сборник]](/uploads/posts/books/13908/13908.jpg)