KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская классическая проза » Николай Наседкин - Самоубийство Достоевского (Тема суицида в жизни и творчестве)

Николай Наседкин - Самоубийство Достоевского (Тема суицида в жизни и творчестве)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Николай Наседкин, "Самоубийство Достоевского (Тема суицида в жизни и творчестве)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Здесь возникает резонный вопрос: это кому же Фёдор Михайлович объясняет-оправдывает поведение Марии Дмитриевны - Врангелю или себе? Далее он начинает упорно твердить, опять же пытаясь, скорее всего, уверить самого себя, что она только его одного и любит, что решение её о замужестве в Кузнецке находится ещё только в проекте и что всё ещё, вероятно, можно переменить... Но успокоить-утешить себя никак не получается, и Достоевский вновь выплёскивает на бумагу всё своё запредельное горе-отчаяние:

"(...) Теперь что мне делать! Никогда в жизни я не выносил такого отчаяния... Сердце сосёт тоска смертельная, ночью сны, вскрикиванья, горловые спазмы душат меня, слёзы то запрутся упорно, то хлынут ручьём. Посудите же и моё положение. Я человек честный. Я знаю, что она меня любит. Но что если я противлюсь её счастью? (...) Отказаться мне от неё невозможно никак, ни в каком случае. Любовь в мои лета не блажь, она продолжается два года, слышите, два года, в 10 месяцев разлуки она не только не ослабела, но дошла до нелепости. Я погибну, если потеряю своего ангела: или с ума сойду, или в Иртыш! (снова выделим-подчеркнём чрезвычайно многознаменательные для нашего разговора признания! - Н. Н.)

(...) я готов жизнь мою за неё отдать и отказался бы от всех надежд моих в её пользу. (...) Поймите же, что это для неё смерть и гибель выйти там замуж! (...) Она в положении моей героини в "Бедных людях", которая выходит за Быкова (напророчил же я себе!)..."

Между жалобами и стенаниями письмо заполнено прожектами страдающего влюблённого солдата о кардинальном переустройстве своего статус-кво: как вырваться с помощью петербургских влиятельных знакомых из солдатчины, как начать печататься хотя бы инкогнито (а ни одного законченного произведения ещё и в помине нет!), как раздобыть денег, дабы "откупить" бедствующую Марию Дмитриевну от вынужденного брака... И все надежды опального писателя в связи с этими планами-прожектами связаны в первую очередь с ним, дорогим его другом и наперсником, Александром Егоровичем. (К слову, вот ещё одна странность: несмотря на крепкую, казалось бы, дружбу, полную доверительность и порой запредельную откровенность в отношениях, Достоевский с Врангелем обращались друг к другу только на "вы". И вообще, во всю свою жизнь Фёдор Михайлович общался на "ты", за исключением родных и близких, если судить по сохранившимся письмам, только с А. Н. Плещеевым, Ч. Ч. Валихановым, А. А. Григорьевым, да ещё, вероятно, с Д. В. Григоровичем. Можно вполне согласиться с И. Л. Волгиным, что у Достоевского всю его жизнь и особенно в последние годы практически не было "близких и сокровенных друзей"123.) Но продолжим, вернее - закончим, наконец, чтение письма-исповеди:

"(...) Голубчик мой! пишу Вам всё это для того, чтоб Вы действовали всем сердцем и всей душой в мою пользу. Как на брата надеюсь на Вас! Иначе я дойду до отчаяния! К чему мне жизнь тогда! Клянусь Вам, что я сделаю тогда что-нибудь решительное! (снова стоит подчеркнуть! - Н. Н.) (...) Спасите меня от отчаяния!

(...) Не оставляйте меня! Ведь такие обстоятельства как мои только раз в жизни бывают. (...) С сожалением кончаю письмо; теперь опять я один с моими слезами, сомнениями и отчаянием..." (281, 211-219)

Очевидно, Достоевскому в эти мрачные дни и бессонные ночи, в бесконечные часы раздумий, отчаяния до слёз и глубочайшей тоски (а обстановка-то: неують нищей тёмной комнаты, могильная тишина, тараканы!..) не раз и не два залетала в разламывающуюся от дум и боли голову мысль о самоубийстве. По крайней мере, настойчивые недвусмысленные восклицания в его письме явно об этом свидетельствуют: "Я умру!..", "Я погибну!..", "К чему мне жизнь тогда!..", "Или с ума сойду, или в Иртыш!.." можно только догадываться, что и как об этом он писал в письмах самой Марии Дмитриевне. И ещё: сам Фёдор Михайлович в этом послании Врангелю несколько раз подчёркивает, что он уже не мальчик, что ему уже 35 лет, поэтому любовь его не блажь, любит он не как юнец и у него "благоразумия хватит на 10-х". И опять же возникает убеждение, что это Достоевский не Врангелю разъясняет, а самому себе, пытаясь вновь и вновь как бы вспомнить о своём имидже не мальчика, но мужа. И не исключено (уж позволим себе реалистически пофантазировать!), что если бы Достоевскому судьба послала такую напряжённую любовную драму ещё до эшафота, до каторги, в дни его юности, когда он всего лишь из-за предполагаемой неудачи с первым своим произведением готов был броситься в Неву (письмо Михаилу от 4 мая 1845 г.), то дело могло бы кончиться крайне трагически для самого Достоевского, для русской и всей мировой литературы.

Кто-нибудь может представить себе всемирную литературу без "Преступления и наказания", "Идиота", "Бесов" и "Братьев Карамазовых"?!

3

А между тем, социальный статус бывшего петрашевца начинает повышаться.

И это внушает ему уже конкретные надежды на возможность повести Марию Дмитриевну под венец. Он уже унтер-офицер, в кругах высшего военного начальства рассматривается - и вполне благожелательно - вопрос о производстве его в прапорщики, а это, в свою очередь, даст-подарит возможность опальному писателю, во-первых, вновь свободно печататься и, во-вторых, уже реально хлопотать о выходе в статскую жизнь. Казалось бы, надо только ждать и радоваться...

Но вот в этот-то время и обрушивается на Достоевского со стороны его возлюбленной жестокий удар. В начале июня 1856 года он нелегально вырывается в Кузнецк, встречается с Исаевой, и она признаётся ему в своём "увлечении" учителем Вергуновым. И опять же мы все эти сцены разыгравшейся реальной любовной драмы, все переживаемые Достоевским чувства, можем легко представить, вчитываясь в соответствующие страницы "Униженных и оскорблённых". Вот, к примеру:

"- Как! Сам же и сказал тебе, что может другую любить, а от тебя потребовал теперь такой жертвы?

- (...) Что ж? Лучше, что ль, если б он лгал? А что он увлекся, так ведь стоит только мне неделю с ним не видаться, он и забудет меня и полюбит другую, а потом как увидит меня, то и опять у ног моих будет. Нет! Это ещё и хорошо, что я знаю, что не скрыто от меня это; а то бы я умерла от подозрений. Да, Ваня! Я уж решилась: если я не буду при нем всегда, постоянно, каждое мгновение, он разлюбит меня, забудет и бросит. Уж он такой; его всякая другая за собой увлечь может. А что же я тогда буду делать? Я тогда умру... да что умереть! Я бы и рада теперь умереть! А вот каково жить-то мне без него? Вот что хуже самой смерти, хуже всех мук!.." (-4, 41)

Можно подумать, что здесь с примером что-то напутано, но это не так. Да, Ивану Петровичу автор, само собой, подарил и черты автобиографичности-автопортретности, и свой литературный талант, и своё поведение периода первой влюблённости... Но самый интерес как раз в том и состоит, что свои личные мысли-чувства-переживания без памяти любящего, но сомневающегося во взаимности человека, готового безропотно добиваться благосклонности предмета любви вновь и вновь, Фёдор Михайлович доверил как раз Наташе Ихменевой. Это очень наглядно видно, если сопоставить данный отрывок из романа с письмом Достоевского всё тому же Врангелю от 14 июля 1856 года:

"...Я увидел её! Что за благородная, что за ангельская душа! Она плакала, целовала мои руки, но она любит другого. Я там провел два дня. В эти два дня она вспомнила прошлое, и её сердце опять обратилось ко мне. (...) Я провел не знаю какие два дня, это было блаженство и мученье нестерпимые! К концу второго дня я уехал с полной надеждой. Но вполне вероятная вещь, что отсутствующие всегда виноваты. Так и случилось! Письмо за письмом, и опять я вижу, что она тоскует, плачет и опять любит его более меня! (...) Я не знаю ещё, что будет со мной без неё. Я пропал, но и она тоже..."

Далее Достоевский пересказывает другу-товарищу все резоны против брака Марии Дмитриевны с Вергуновым, каковые он перед этим высказывал горячо и ей, и своему сопернику тоже в письме, посланное на имя обоих сразу после тайной поездки в Кузнецк и которое, увы, тоже не сохранилось. Он попытался внушить Вергунову и любимой, чуть ли не отечески, что-де ему, Николаю Борисовичу, в его 24 года, с учительским жалованием, с безрадостной перспективой так навсегда и застрять в глухоманной Сибири, не следует губить судьбу женщины старше его, образованной, видавшей свет, больной, да ещё и имеющей на руках ребёнка. Между прочим, Фёдор Михайлович за эти два дня в Кузнецке "сошёлся" со своим молодым соперником-разлучником, который даже у него "плакал" (видимо, - на плече). Но, вероятно, вновь вспыхнувшие чувства к нему, учителю, со стороны Марии Дмитриевны и вновь удалённость конкурента иссушили сентиментальность Вергунова, и он не только написал Достоевскому "ответ ругательный", но и сумел "вооружить" Исаеву против него. "Я как помешанный в полном смысле слова всё это время...", вырывается из-под пера Фёдора Михайловича.

И что же, в конце концов, делает этот "помешанный", униженный, вновь отставленный и теряющий последние надежды на взаимность любимой женщины и совместное счастье с нею человек? Можно было бы догадаться, помня-зная содержание "Униженных и оскорблённых", но проще и нагляднее дочитать данное письмо Врангелю до конца и узнать, что: 1) Достоевский продолжает активно хлопотать об устройстве сына Исаевой, Паши, воспитанником в Сибирский кадетский корпус (и хлопоты эти позже увенчаются успехом); 2) хлопочет также о выделении денежного пособия вдове Исаевой и 3) просит-умоляет Александра Егоровича подыскать новое, более денежное место... Вергунову! Да, да! Уж такие, видимо, Фёдор Михайлович испытывал "куричьи чувства", что ради любимой женщины взялся-решился хлопотать об устройстве судьбы своего более счастливого соперника. "Она не должна страдать. Если уж выйдет за него, то пусть хоть бы деньги были. (...) Это всё для неё, для неё одной. Хоть бы в бедности-то она не была, вот что!.." (281, 235-238)

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*