Борис Можаев - Полюшко-поле
Огненно-бурая, косматая амурская лайка, вскинув острую морду, требовательно смотрела на подходившего Песцова.
- Селину тут не видели? - спросил Песцов.
- Там, - указал старик трубкой в сторону прибрежного дубняка.
Собака вскочила, поглядела в ту сторону, залаяла и стала пружинисто раскидывать траву короткими сильными ногами.
- Замолчь! - Один парнишка выхватил головешку и запустил ее в собаку. Та взвизгнула, мгновенно улеглась, но сердито и напряженно провожала Песцова своими желтыми немигающими глазами.
- Ступайте, ступайте! Во-он к той рощице! - кричал ему вслед старик.
Зеленая кипень невысокого дубнячка подступала к самому озеру. По-над берегом вилась, прижатая к воде, узенькая тропка. На обочинах ее в густой и высокой траве мельтешили красные в черных точках саранки, откуда-то снизу доносилось тихое неясное пение.
Песцов спрыгнул с обрывистого берега к озеру, за ним посыпались комья в воду. Здесь он увидел певиц; они сидели под берегом в лодке, возле высокой стенки камыша. Одной из них оказалась Надя, второй - приемщица молока, грузная пожилая украинка в расшитой полотняной кофточке с широкими рукавами.
- Здравствуйте, Матвей Ильич! - сказала Надя.
- А мы туточки спиваемо. Сидайте до нас! - Приемщица приветливо смотрела на Песцова, который нерешительно переминался с ноги на ногу. Эх, дура я, дура старая! - всполошилась она вдруг. - Мени ж молоко принимать пора. - Она неожиданно легко выпрыгнула из лодки. - Ну, до побачення! - И скрылась в кустарнике.
- Прошу, Матвей Ильич!
Надю нисколько не удивило неожиданное появление Песцова; она смотрела на него чуть насмешливо, как будто знала заранее, что он придет. На ней была красная в крапинку, под стать саранкам, косынка и пестренький сарафан, открывавший ее прямые плечи.
"Даже не спрашивает, как нашел ее... Неужели ждала?" Песцов прыгнул в лодку, потянулся к веслам.
Но Надя перехватила их:
- Помните, как вы меня катали на "газике"! А теперь моя очередь. Садитесь, прокачу!
Песцов сел на корму и тихонько запел, весело поглядывая на Надю:
Поедем, красотка, кататься!
Я долго тебя поджидал.
- И часто вам приходится поджидать? - насмешливо спросила Надя. Она гребла с замахом, резко выбрасывая весла, отчего лодка шла рывками.
- Увы... А чего это вы на меня злитесь?
- А вы не догадываетесь?
- Понятно... Неосторожно поступаю. Но, помилуйте, господа присяжные! Песцов посмотрел в небо и вскинул руки. - Кроме всего прочего, я еще и человек. И представьте себе, у меня могут быть даже настроения...
Надя засмеялась.
- Значит, вы пришли по настроению?
- Скорее по необходимости. Почему вы не появляетесь в селе?
- Необходимо отвечать?
- Как хотите.
- Не думала, что вы приедете сюда.
- Вы меня осуждаете?
- Нет, благодарю...
- Спасибо. К тому же у меня небольшое дело к вам. Сегодня начали жать ячмень на Косачевском мысу...
- Знаю.
- Черноземов с Бутусовым поссорился. Требует, чтоб с того удержали за потери зерна. Вам надо подсчитать потери... Завтра утром. Я им обещал.
- А где Волгин?
- В район уехал. Оставил меня за себя. Догадываюсь, что с целью. Проверить хотят, как я хозяйствую...
- И вы на радостях сразу на отгоны подались... На лодке кататься? Хорош борец за народную справедливость!..
Песцов извинительно развел руками:
- Во-первых, у меня дело...
- Да, конечно. Я завтра утром съезжу на Косачевский мыс, определю потери.
- А во-вторых, вам нужно быть в селе.
Надя положила весла и вопросительно смотрела на него. Лодка врезалась в камышовые заросли и остановилась.
- Да, да!.. Нужно! Наверно, вслед за Волгиным приедет Стогов. В любую минуту я должен быть готов к собранию. А мне и посоветоваться не с кем. Мой главный советчик сбежал из села... Вы не смейтесь! Даже на заседание правления не пришли. А ведь я говорил там о закреплении земли...
- Об этом уж все село толкует... Еще о том, что вы хотите огороды отобрать у колхозников.
- Но это неправда! Придирка... Я сказал, что, если закрепить землю, урожаи станут высокими, как у Егора Ивановича, - тогда и огороды не нужны будут. Сады рассадим.
- Если бы да кабы... Поймите же, люди сыты по горло этими "если"...
- Но вы же сами говорили о необходимости закреплять земли!
- На одном закреплении земли далеко не уедешь.
- И то правда...
- Видали на Косачевском мысу ячмень?
- Хороший!
- Черноземов его вырастил... А убирать послали Петра Бутусова. И половина зерна на стерне осталась. Зато косят быстро, Семаков сводку даст - рекорд!
- За такой рекорд да по мягкому месту...
- Учтите и другое - за этот ячмень мы обещали премиальные выплатить Черноземову. Но мы не то что премии, трудодни оплачиваем с грехом пополам.
А если мы не выдадим обещанных премий, тот же Черноземов или Егор Иванович в глаза нам наплюют. И работать в будущем году не станут. А где взять деньги?
- Все же как вы оказались в таком безденежье?
- Мы?! А кто нам планировал озимую рожь? Вы!.. Планировали и знали, что она вымерзнет. Кто запланировал нам кукурузу? Семьсот гектаров! Знали, что нам не под силу и половина этого. Знали и планировали сеять. Да еще в пойме, на лучших землях. А свеклу?
- Общая установочка, - усмехнулся Песцов.
- Во-во! Вы общую установку выполняете, а мы разоряемся. Поглядите на того же Волгина. Он же задерган этими установками да планами, как старый конь удилами. И все исполняй и докладывай. Он усвоил одну истину: угодишь секретарю - все в порядке, а мужик стерпит. Вот и старается. Но трудно стало угождать - годы не те и возможности обрезаны. Раньше он приторговывал - то луком, то ранними огурцами, то рисом... Изворачивался, покрывал неразумные расходы. А теперь и торговлю обрезали - как хочешь, так и живи.
- Что и говорить, советчик вы не веселый.
- Порадовать, извините, нечем. - Надя взяла весла.
Лодка стояла в затончике, укрытая камышовой стеной от озерного плеса.
- Дайте-ка я сяду на весла! Давно уж я не занимался этим флотским ремеслом.
- Ага! И порезвимся на озере. Благо, что и покрасоваться есть перед кем: доярки как раз возвратились на станы. - Надя загребала одним веслом, другим табанила, поворачивала лодку к берегу.
Песцов привстал, потянулся к веслам.
- Не надо, Матвей Ильич...
- Подвиньтесь!
- Не надо, - она крепко держала весло, которое пытался отобрать Песцов.
Вдруг он покачнулся, выпустил весло и, потеряв равновесие, схватил Надю за плечи. Она откинулась на локти и смотрела на него настороженно и пытливо. Потом быстро и крепко обняла его за шею...
- Эх ты, горе мое! - прошептала она наконец.
Потом как-то выскользнула из его объятий и спрыгнула на берег.
- Куда же ты?
- Не вздумайте бежать за мной... Ухажер.
- Ладно, ладно... Перестраховщица, - Песцов шутливо погрозил ей пальцем.
Она оттолкнула от берега лодку и быстро пошла к станам.
Песцов появился на станах позже, доярки встретили его привычными шутками:
- Говорят, вы к нам в подпаски нанимаетесь, Матвей Ильич?
- Кнут таскать... А то дед Якуша обессилел.
- Вот я вам, просмешницы... Кнутищем вдоль спин-то, - сердито ворчал от костра дед Якуша.
- Молчи, старый тарантас!.. Взял бы хоть одного мужчину на весь стан... Для духу. А то у нас моль развелась.
Доярки покатывались со смеху, они расселись вокруг непокрытого дощатого стола шагах в десяти от костра - кто ужинал, кто вязал, кто гадал на картах.
Надя смеялась вместе со всеми и часто поглядывала на Песцова. На этот раз и он не смущался от шуток, вступал охотно в словесную перепалку:
- Я бы пошел приглядывать не за телятами, а за доярками...
- Дед Якуша, принимай нас к себе в стадо!..
- Девчата, кто переходит на телячье положение, поднимай руки!
- Пусть он своих подпасков, то бишь подсосков, уберет... А то они мешать будут.
- Ха-ха-ха!
- Сами вы подсоски! Кобылы необъезженные, - огрызались подпаски.
- Ах, срамницы!.. Вот я вас кнутищем-то...
Постелили Песцову в плетневом пристрое; на деревянный топчан положили охапку сена и покрыли одеялом. Подушка была тоже набита сеном. От сена исходил сухой душный запах мяты. Песцов с наслаждением вытянулся на постели, закрыл глаза и только теперь почувствовал, как он устал... Ноги тяжело гудели, ломило спину, и гулко стучала кровь в висках.
26
Проснулся он от какой-то протяжной, заунывной песни, - низкий женский голос звучал глухо и тоскливо, словно из подземелья просился наружу:
Счастливые подружки,
Вам счастья, а мне нет...
Не лучше ли мне будет
Живой в могилу лечь...
Песцов щурился от яркой солнечной ряби, пробивавшейся сквозь плетневую стену, и сначала не мог понять, где он находится. Вдруг с резким, дребезжащим звоном упало где-то ведро. И Песцов сразу очнулся от полусна. Закинув руки за голову, он прислушался к тому, как доярки на станах погромыхивали ведрами. Он живо представил себе, как они вяло, словно сонные куры, разбредаются сейчас по загону к своим коровам и уже через несколько минут весело зазвенят молочные струйки, а потом зальются песенные девичьи голоса. Потом они с шутками, с хохотом сойдутся возле приемного молочного пункта; косы, ловко перехваченные белыми, строгими, как у сестер милосердия, косынками, высоко закатанные рукава, тугие, округлые руки и бойкие, смешливые, вездесущие девичьи глаза. Здесь уж им не попадайся, - засмеют. С таким народом горы можно ворочать, думал Песцов. А что они видят, кроме коров? От скуки с дедом Якушей побранятся. Да молоковоза ради шутки столкнут в озеро. Иль, может, помарьяжат за картами с заезжими рыбаками.
