Елена Ткач - Проша
Дед Шура старался переключить внимание зятя на что-то хорошее, чтобы тот, не дай Бог, не подумал, что старикан сейчас примется пилить его и злорадствовать, доказывая свою правоту: мол, вот, говорил ведь я — и оказался прав! Нет, это было вовсе не в характере дела — с дедом Сене крупно повезло. Впрочем, как и с отцом! Только теперь она начала кое-что понимать — например то, что только человек с чистым сердцем, может быть, даже немного наивный, принимает за чистую монету все, что ему говорят… друзья. Папа ведь считал Валета своим другом. Пусть он не так хорошо, как дедушка, умел разбираться в людях, ну так что ж? Пройдут годы, и папа тоже научится мудрости — на то и долгая жизнь!
Зато Сеня знала: у неё самый лучший на свете брат! Сразу понял, что дело нечисто, что отец с сестрой влипли в историю и отправился следом за ними… Влез на забор, увидел, как Сеню с Мамукой сцапали какие-то мерзкие дядьки бандитского вида и помчался ночью на станцию — в милицию заявить… В общем, если б не Костя, неизвестно, чем бы все кончилось… Какой он все-таки молодец!
Сеня с гордостью поглядывала на брата, стараясь не показать виду, как им гордится — это таяли в ней остатки былой враждебности. Дед пригласил всех к столу — на пир в честь их счастливого избавления, который устроил в саду, расстелив на траве праздничную, привезенную из города скатерть! И когда Сеня увидела все это великолепие — знак обретенной свободы! — с визгом кинулась брату на шею. А потом бросилась к дедушке и к отцу — и они застыли, как равные, крепко обнимая друг друга… и тут Сеня впервые почувствовала себя взрослой!
Да, она повзрослела в эти дни не на шутку… И главным виновником этого нешуточного события был тот, кого сейчас с ними не было. Маленький домовой по имени Проша.
Прошенька, где же ты?
Глава 16
ЗАВТРАК НА ТРАВЕ
Каждому хотелось столько всего рассказать и столько повыспросить, что было не до еды. Дедушка сетовал, что никто не ест, хотя попотчевать ему весьма и весьма было чем — скатерть-самобранка радовала глаз яркими красками лета! Розовая ветчина, белоснежная брынза, молодая разварная картошечка, крепкие стебли зеленого лука, деревенские яички с ярко-оранжевыми желтками — не в пример городским! — дед порезал их ровненькиеми кружочками и полил майонезом. А сверху на каждый кружочек положил щепотку мелко нарезанного укропа — объедение, да и только! Тут были и сочные спелые помидоры, и свеженькие огурчики прямо с грядки, и чуть желтоватые малосольные — узнав об их приключении, весть о котором в мгновение ока облетела поселок, к деду поспешил Валентин Трофимович со своими дарами. Костя смеялся, что он, верно, прямо-таки опустошил свои знаменитые теплицы — столько всего принес!
Тонкие ломтики «Маасдама» — любимого Сеней дырявого сыра были разложены веером, рядом красовались влажные кусочки копченой лососины, оказывается, дед раскошелился и накупил этого деликатесного яства едва ли не на треть своей пенсии и тайком хранил в дальнем уголке холодильника, тщательно завернув в газетку сверху промасленной вощеной бумаги, чтобы никто до поры не догадался, что за чудо тут прячется! Дед хотел сделать домашним сюрприз в один из ненастных дней — поднять настроение. И теперь сетовал, что эту радость с ними не разделяют Леля и бабушка. До сих пор они пребывали в блаженном неведении о событиях минувшей ночи…
Ранним утром, когда в сторожке наконец появился сторож, дед проник в эту «святая святых» всех дачников, где на круглом столике стоял желтый старенький телефон с заклеенной изолентой трубкой. Этот телефон был в поселке единственным источником связи с окружающим миром, и чтобы дозвониться в Москву, в очереди иной раз приходилось выстаивать целый вечер. Местные отдыхающие просто замучили сторожа бесконечными телефонными разговорами, расспросами: «как дела?» и «что привезти?»! Однако, когда ему говорили, что дело касается чьего-то здоровья, он безропотно отпирал сторожку и позволял звонить в самый неурочный час: ранним утром или посреди ночи…
Результатом дедушкиного проникновения в «святая святых» явилась новость: бабушке гораздо лучше, она уже лежит в общей палате, а не в интенсивной терапии, куда её поместили, диагноз «инфаркт» не подтвердился, и скоро, если дела совсем пойдут на поправку, её отпустят домой. А там и на дачу перевезут. Оживать!
Мама всю ночь провела в больнице, куда дозвонился дед Шура. Но к вечеру, если лечащий врач подтвердит, что беспокоиться не о чем, она вернется домой. Еще с недельку побудет в городе, каждый день навещая бабушку, а там, глядишь, и на дачу пожалует. Ведь здесь её поджидали муж, дети, отец, неоконченный перевод и все радости жизни… И ещё фотоаппарат, потому что, кажется, мама всерьез решила научиться снимать, чтобы увековечить житье-бытье своих любимых мучителей, как она, смеясь, говорила.
А пока… пока к мужской половине семьи спешила подмога: бабушка Дина с тетей Маргошей — папина мама с его же сестрой. Они грозились приехать ещё в конце мая, но дела в Москве задержали. Ужас от сознанья того, что дети брошены на мужчин, которые ничего не смыслят в хозяйстве, подстегнул бабу Дину, они должны появиться вот-вот, с минуты на минуту…
Сеня сама себе удивлялась — она всему радовалась! И приезду бабушки с теткой, и тому, что сейчас они сидят вот таким малым кругом — с дедом, отцом и братом, и тому, что у неё появился друг — Мамука, не говоря уж о том, что бабушка выздоравливает! Теперь она постарается быть к ней внимательней, она ведь знает уже, что такое, когда смерть совсем близко…
Нет, нет, нет, никакой смерти у них не будет — она минует её семью, как миновала сейчас. И они будут жить долго-долго и счастливо! И она, Сеня, больше не станет откладывать жизнь «на потом»! Не станет ждать, когда кто-нибудь принесет ей счастливую жизнь на блюдечке — интересную, распрекрасную, лишенную неудач, ошибок и огорчений… Похоже, такой жизни просто-напросто не бывает, а значит надо принять и любить её, такую как есть!
Она неожиданно поняла, что взрослым, оказывается, быть очень трудно. Что жизнь — вовсе не сплошное веселье и удовольствия! Ну так что ж — и пускай! Не надо из-за этого от неё прятаться. И уж очень жалеть себя тоже не стоит, ведь теперь она знала: тот, кто себя жалеет, жизни боится! Нельзя сказать, чтобы это открытие Сеню порадовало, но и не огорчило. Что ж, она постарается жить по-взрослому. Всерьез.
Когда она глубоко задумывалась, перебирая в памяти все эти невероятные события, кто-то её обязательно отвлекал: или дед просил передать солонку, или папа спрашивал, куда им бы с Костей хотелось отправиться путешествовать, или Костик начинал рассказывать анекдот… Мужчины, точно сговорившись, улавливали в ней малейшую тень грусти и всеми силами пытались развлечь.
Она про себя улыбнулась: «Милые вы мои! Я теперь тоже буду стараться быть чуткой, чтоб не впускать уныние и печаль в наш тесный семейный круг…»
Хотя… хотя, порой, конечно, хотелось расплакаться. Нет, все было хорошо, просто замечательно, жить бы, да радоваться, вот только… Проша. Неужели надежды рухнули, и он никогда с ними не поселится? Он явился ей, воспрянул духом, начал строить планы, чтобы вернуться к людям, в семью… а потом оказывается, семья эта прекрасно себя чувствует и без его помощи и нисколько в нем не нуждается…
«Небось, глядит на нас откуда-нибудь из-за куста и думает: и зачем я только все это затеял? — думала Сеня. — Вон какая дружная семья и вовсе не непутевая… Эх, если б он только знал, что все это благодаря ему, ведь это именно он раскрыл мне глаза, помог во всем разобраться. И прежде всего в себе! Теперь я, кажется, понимаю, что такое учиться любви… И вообще без Проши не сидели мы бы вот так, радуясь жизни, пропали б наверное…»
Милый Проша! Сеня вздохнула.
— Ой! — отшатнулся вдруг Костя. — Тут только что помидоры были… — он в растерянности оглядывал скатерть.
Действительно, в самом центре буквально секунду назад красовалось блюдо с помидорами, а теперь его не было.
— Дед, сознавайся, шалишь? — лукаво принялся подначивать деда Костик.
— Ну ты, воще-е-е-е! — поддел внука дед его же излюбленной фразочкой. — Что я, поехал, что ли?!
Сидящие за столом покатились со смеху — так похоже дедушка передразнил Костю. Тот тоже развеселился, вскочил, начал выкидывать коленца оказывается, Слон научил его выбивать чечетку.
А когда, завершив свою «цыганочку с выходом», Костя, отдуваясь и хохоча, бухнулся на траву… улыбка мгновенно сползла с его лица. Он медленно приподнялся, стараясь не делать резких движений, и изогнув шею, попытался углядеть, на что же он сел…
Непосредственно под его пятой точкой пребывало блюдо с исчезнувшими со стола помидорами, которые, само собой разумеется, превратились в пюре!
— Кисет, твои проделки? — с деланной суровостью поинтересовался Костя.
