Игорь Свинаренко - Наши люди
Он рассказывает:
-- Меня мучит желание снимать кино. Мне хочется делать одно и то же. Возможно, это болезнь мозга, болезнь параноидальная... Я как бы немножечко придумал себе такую паранойю -- постоянно изобретаю кино, без конца выстраиваю композиции... Откуда это? "Летят журавли" родили во мне такое.
Никогда я не буду заниматься реализмом! Я не могу снимать бытовые фильмы в духе театра "Современник". Там, условно говоря, Неелова приходит куда-то с сумкой, пьет кофе, звонит Зинке, а Петька в школу не пошел и т. д. Я не могу снять коридор школы, где мальчики плюются -- кто дальше. Мне гораздо интереснее, чтоб они плевались, к примеру, странно накрашенные и под музыку Шуберта... Я выдумаю какую-то историю. Может, это будет эпос. Тогда сто артистов надо будет одеть во что-то. Я сам придумаю эти костюмы, это будет haut couture. Я хочу моду и кино делать одновременно. Это будет фильм-стиль. Понятно?
"Триумф"-2
(очередное признание при жизни)
Вдруг пару лет назад ему дали премию "Триумф". Официальная часть -- в Большом, банкет -- в "Метрополе". Что такое? Рустам встревожился:
-- Это ломает мой имидж!
-- Ну а сама-то премия неужели неприятна?
-- Мама была рада, эта премия была для нее. Ей в Ташкенте соседка, которые полы моет, сказала: "Ты знаешь, по радио говорили, в Москве какой-то партсъезд идет, так там твоему сыну орден дали". А мне это ничего не дало!
Ну, не в буквальном смысле не дало. На самом деле он на премию купил маленькую квартиру. Но, как гений, не обратил на такую земную практичную покупку внимания. У него потребности другого уровня, иного рода:
-- Мне бы найти денег, мне бы выкупить "Анну..." А после, когда все образуется, я опять закрою двери.
-- И что там будет происходить, за закрытой-то дверью?
-- Я буду там сидеть один, писать картины. Мне бы какую-нибудь маленькую пенсию, чтоб закрыть дверь и все, не видеть этого всего никогда в жизни.
-- Не видеть -- чего?
-- Этой страшной жизни, ужаса, этого хаоса кругом, грязевого потока, этого абсолютного антиискусства. Заколдованный круг! При коммунистах ничего нельзя было, но вкус был. Сейчас все можно -- вкуса нет: посмотрите хоть на телевидение! Видеоклип -- это абсолютная профанация киноязыка, безнравственное падение, истязание моих нервов.
Меня пугают эти нувориши, эти гадкие люди... Выскочки! Им только "Cartier", только "Rollex"! Деньги большие, а люди мелкие. Не знаешь, куда бежать. Не спастись...
О, если б я был монахом! Как здорово -- живешь в монастыре, ничего тебе не надо...
1997
HHHH Игорь Малашенко HHHH "Важно понять, что мы -- Азия"
Малашенко помнит, что в молодости считал должность посла невыносимо и недостижимо высокой. Самый со стороны яркий звездный час Малашенко -- это когда в 1996 году он давал советы Ельцину насчет выборов. Ельцин, если вы помните, победил, в тот раз.
Сын фронтовика, профессионального военного, Малашенко провел детство в скитаниях по СССР, в среднем раз в два года меняя школу. Он бывший ученый -исследовал политику в поэме Данте и в стране США. Служил в ЦК. Оттуда послал статью в "Тайм" -- о скором распаде Советского Союза. Ее, как ни странно, напечатали. Прогноз, как ни удивительно, сбылся.
Он не приемлет русского православия, предпочитая ему восточную мудрость, к примеру даосизм. Если мерить по знаменитости и по стажу, то Малашенко -- второй после Винни-Пуха даосист России.
Ведя скрытную, частную, малопубличную жизнь, он все равно себя корит за слишком активное участие в тусовке и жалеет, что редко бывает наедине с собой.
У него, рассказывает он, нет друзей. Но это не жалоба, поскольку он, говорит, про это не жалеет.
Женат по второму разу, отец двух дочек: одна старшеклассница в Англии, вторая совсем маленькая (рожать пришлось за границей, русские врачи боятся рожениц за тридцать).
Он живет в серьезном дорогом Подмосковье. Жена руководила галереей, а после бросила.
Для Малашенко очень важно зарабатывать много денег, потому что он любит успех, который меряется теперь деньгами, и привык к вкусу его плодов. Начало
-- Говорят, у вас нет друзей. Неужели это правда?
-- Чистая правда. Я действительно не привязан ни к местам, ни к людям. Я в душе перекати-поле, и за исключением своей семьи я ни с кем... Никаких прочных человеческих связей у меня нет.
-- Ну что, все по науке. Есть статистика (ваши любимые американцы это исследовали), что дети из кочевых семей вырастают одинокими, замкнутыми (название той работы было -- "Shyness", что значит "застенчивость")...
-- Но во всем есть и позитивная сторона! За счет этого я очень адаптивен. Попадал в новую школу (а это всегда агрессивная среда -- новичков не любят нигде) и как-то выживал. Становился первым-вторым в классе, и все с этим фактом мирились. Хотя бывали, конечно, очень тяжелые школы...
-- Вы там, тогда дрались или вас просто били?
-- Нет, без драк обходилось, драться я не умел абсолютно.
-- Зачем вы пошли на философский?
-- Это было с моей стороны... э-э... длительное помешательство. На первом курсе я всерьез стал изучать предмет "Научная сущность марксизма". Прочитал всю литературу вокруг этого и пришел к ужасному выводу -- научная сущность марксизма ниоткуда не следует! Это было для меня тяжелым потрясением... Тогда я стал заниматься историей средневековой философии, потому что всем было наплевать, что там происходило. Тема диссертации у меня была такая: "Политическая философия Данте".
-- Дальше Институт США и Канады. Что вы там делали?
-- Изучал страны, вынесенные в название института, как-то три месяца провел в Вашингтоне на стажировке. Сочинял всякие бумаги, например о том, как в Америке относятся к исламу. Писал книжки. Одна была про ядерное сдерживание, другая -- про общественное мнение. И мне за них сейчас не стыдно: там все правда.
-- Когда и при каких обстоятельствах вы вступили в ряды КПСС?
-- А как подоспела разнарядка в институт, так и вступил. Это была данность, часть неизбежности. Родители мои были консерваторы, сам я был далек от диссидентства.
-- Про вас говорят, что вы чуть ли не образцовый русский интеллигент!
-- Нет, я ни в коем случае не интеллигент. Не люблю я интеллигентов. Гершензон замечательно написал: "Сонмище больных, изолированных в своей стране -- вот что такое русская интеллигенция". Я с колоссальным удовольствием это цитирую.
К тому же я не русский. По крови я украинец, а по самоощущению космополит. Если бы я стал себе давать определение... Я мог бы к себе применить хорошее американское слово intellectual.
-- Вот видите, какая пропасть между вами и русской интеллигенцией! Это все у вас потому, что вы, как известно, не любите выпивать... А мы, русские интеллигенты, пьем. Что же вы забыли Веню Ерофеева? Что, дескать, русский интеллигент не может не пить, видя страдания народа.
-- Да, по-хорошему я должен был полжизни провести на кухне, пить чай, водку, курить и говорить о смысле жизни... Тогда б я был интеллигентом...
-- Да, очень может быть. Но вместо этого вы пошли служить в ЦК КПСС. А что вы детям объясняете про интеллигентность?
-- Я сделал все, чтоб своей старшей дочери (про младшую рано еще говорить) привить антиинтеллигентность. Я позаботился о том, чтоб она не читала книг. В этом я, может, даже перестарался.
Книги... У меня ушло пятнадцать лет на то, чтоб избавиться от того шлака, который я из них почерпнул! Без всякой бравады и эпатажа хочу сказать -- не надо читать книг. Массой всякой дряни и абсурда в себе я обязан книгам. Более извращенного представления о действительности, чем в книгах, невозможно найти. Россия
-- Для вас ведь это реально -- накопить денег, подготовить базу -- и поехать жить на Запад. Так?
-- Нет, мне страшно интересно именно здесь! Хотя, конечно, стоял передо мной этот искус -- уехать по контракту в американский университет. Но для меня статус и роль, которую я могу сыграть в своей стране, неизмеримо важнее. При том что я ведь тогда не знал, что смогу и здесь зарабатывать деньги! И потом, я человек с кризисным, военным сознанием, мне нужна атмосфера боевых действий. А если я буду приживалкой и человеком второго сорта, то утрачу самоуважение, у меня произойдет чахотка, рак, инсульт, и я умру.
На Западе скучно! Я это говорю без всякой рисовки. Мне интересней путешествовать по своей стране, чем по чужой. Но у меня от этих путешествий остается иногда жуткое впечатление, приходят тяжелые мысли о природе режима, который все довел до такого состояния.
Взять, к примеру, Сибирь. Люди живут в бараках, в хибарах, без зарплаты. А рядом -- Томск-7 или Красноярск-26. Там построены такие города в скале, против которых Московское метро, по объему работ, просто шутка, скромная поделка! В подземных городах чудеса, там заводы, склады ядерного топлива, хранилища отходов, великолепная техника...
Меня раздражают разговоры, что вот пришли нехорошие коммунисты и устроили революцию и тот режим. Как будто большевики были марсиане, прилетели на космических кораблях и изнасиловали бедную хорошую страну! На самом деле половина наших сограждан была готова посадить и содержать в лагерях другую половину -- или вовсе расстрелять. Сколько было истрачено и промотано за десятилетия! А из ямы выбраться до сих пор не можем.
