Федор Сологуб - Мелкий бес
Сашу встретили еще в передней все три сестры. Они же любили сидеть у окна, глядючи на улицу, а потому завидели его издали. Веселые, нарядные, звонко щебечущие, окружили они его буйною вьюгою веселья, — и ему сразу стало приятно и легко с ними.
— Вот он, молодой таинственный человек! — радостно воскликнула Людмила.
Саша поцеловал ей руку и сделал это ловко и с большим удовольствием. Поцеловал уж заодно руки и Дарье с Валериею, — нельзя же их обойти, — и нашел, что это тоже весьма приятно. Тем более что они все три поцеловали его в щеку, — Дарья звонко, но равнодушно, как доску, — Валерия нежно, — опустила глаза — лукавые глазки, — легонько хихикнула и тихохонько прикоснулась легкими, радостными губами, — как нежный цвет яблони, благоуханный, упал на щеку, — а Людмила чмокнула радостно, весело и крепко.
— Это — мой гость, — решительно объявила она, взяла Сашу за плечи и повела к себе.
Дарья сейчас же и рассердилась.
— А твой, так и целуйся с ним! — сердито крикнула она. — Нашла сокровище! Никто не отнимет.
Валерия ничего не сказала, только усмехнулась, — очень любопытно с мальчишкою разговаривать! Что он понимает?
В Людмилиной горнице было просторно, весело и светло от двух больших окон в сад, слегка призадернутых легким желтоватым тюлем. Пахло сладко. Все вещи стояли нарядные и светлые. Стулья и кресла были обиты золотисто-желтою тканью с белым, едва различаемым узором. Виднелись разнообразные скляночки с духами, с душистыми водами, баночки, коробочки, веера и несколько русских и французских книжек.
— А я тебя сегодня ночью во сне видела, — хохоча, рассказывала Людмила, — ты, будто бы, у городского моста плавал, а я на мосту сидела, и тебя на удочку выудила.
— И в баночку положили? — смешливо спросил Саша.
— Зачем в баночку?
— А куда же?
— Куда? Нарвала за уши да назад в речку кинула.
И Людмила звонко и долго хохотала.
— Ишь вы какая! — сказал Саша. — А что вы мне сегодня хотели сказать?
Людмила смеялась и не отвечала.
— Обманули, видно, — догадался Саша. — А еще обещали показать что-то, — укоризненно сказал он.
— Я тебе покажу! хочешь есть? — спросила Людмила.
— Я обедал, — сказал Саша. — Экая вы обманщица!
— Нужно очень мне тебя обманывать. Да никак от тебя помадой разит? — вдруг спросила Людмила.
Саша покраснел.
— Терпеть не могу помады! — досадливо говорила Людмила. — Барышня помаженая!
Она провела рукою по его волосам, замаслила руку и хлопнула его ладонью по щеке.
— Пожалуйста, не смей помадиться! — сказала она.
Саша смутился.
— Ну ладно, не буду, — сказал он. — Строгости какие! Душитесь же вы духами!
— То духи, а то помада, глупый! нашел сравнить, — убеждающим голосом сказала Людмила. — Я никогда не помажусь. Зачем волосы склеивать! Духи совсем не то. Дай-ка я тебя надушу. Желаешь? Сиренькой надушу, — желаешь?
— Желаю, — сказал Саша, улыбаясь.
Ему приятно было думать, что он принесет домой аромат и опять удивит Коковкину.
— Кто желает? — переспросила Людмила, взяла в руки скляночку с серингою и вопросительно и лукаво смотрела на Сашу.
— Я желаю, — повторил Саша.
— Ты же лаешь? лаешь? вот как! лаешь! — весело дразнилась Людмила.
Саша и Людмила весело хохотали.
— Уж не боишься, что задушу? — спросила Людмила, — помнишь, как вчера струсил?
— И ничего не струсил, — вспыхнув, горячо отвечал Саша.
Людмила, посмеиваясь и дразня мальчика, принялась душить его серингою. Саша поблагодарил и опять поцеловал ей руку.
— И, пожалуйста, остригись! — строго сказала Людмила, — что хорошего локоны носить, лошадей прическою пугать.
— Ну ладно, остригусь, — согласился Саша, — ужасные строгости! У меня еще коротенькие волосы, в полдюйма, еще инспектор ничего мне о волосах не говорил.
— Я люблю остриженных молодых людей, заметь это, — важно сказала Людмила и погрозила ему пальцем. — И я тебе не инспектор, меня надо слушаться.
С тех пор Людмила повадилась все чаще ходить к Коковкиной, для Саши. Она старалась, особенно вначале, приходить, когда Коковкина не бывала дома. Иногда пускалась даже на хитрости, — выманивала старуху из дому. Дарья сказала ей однажды:
— Эх ты, трусиха! Старухи боишься. А ты при ней приди, да его и уведи, — погулять.
Людмила послушалась, — и уже стала приходить когда попало. Если заставала Коковкину дома, то, посидев с нею недолго, уводила Сашу погулять, но при этом задерживала его только на короткое время.
Людмила и Саша быстро подружились нежною, но беспокойною дружбою. Сама того не замечая, уже Людмила будила в Саше преждевременные, пока еще неясные, стремления да желания. Саша часто целовал Людмилины руки, — тонкие, гибкие пясти, покрытые нежною, упругою кожею, — сквозь ее желтовато-розовую ткань просвечивали извилистые синие жилки. И выше, — длинные, стройные, — до самого локтя легко было целовать, отодвигая широкие рукава.
Саша иногда скрывал от Коковкиной, что приходила Людмила. Не солжет, только промолчит. Да и как бы солгать, — могла же сказать и служанка. И молчать-то о Людмилиных посещениях нелегко было Саше: Людмилин смех так и раял в ушах. Хотелось поговорить о ней. А сказать — неловко с чего-то.
Саша быстро подружился и с другими сестрами. Всем им целовал руки и даже скоро стал девиц называть Дашенька, Людмилочка да Валерочка.
XVIIЛюдмила, встретив Сашу днем на улице, сказала ему:
— Завтра у директорши старшая дочка именинница, — твоя старушка пойдет?
— Не знаю, — сказал Саша.
И уже радостная надежда шевельнулась в его душе, и даже не столько надежда, сколько желание: Коковкина уйдет, а Людмила как раз в это время придет и побудет с ним. Вечером он напомнил Коковкиной о завтрашних именинах.
— Чуть не забыла, — сказала Коковкина. — Схожу. Девушка-то она такая милая.
И впрямь, когда Саша вернулся из гимназии, Коковкина ушла к Хрипачам. Сашу радовала мысль, что на этот раз он помог удалить Коковкину из дому. Уже он был уверен, что Людмила найдет время прийти.
Так и сталось, — Людмила пришла. Она поцеловала Сашу в щеку, дала ему поцеловать руку и весело засмеялась, а он зарделся. От Людмилиных одежд веял аромат влажный, сладкий, цветочный, — розирис, — плотский и сладострастный ирис, растворенный в сладко-мечтающих розах. Людмила принесла узенькую коробку в тонкой бумаге, сквозь которую просвечивал желтоватый рисунок. Села, положила коробку к себе на колени и лукаво поглядела на Сашу.
— Финики любишь? — спросила она.
— Уважаю, — сказал Саша со смешливою гримаскою.
— Ну вот я тебя и угощу, — важно сказала Людмила.
Она развязала коробку и сказала:
— Ешь!
Сама вынимала из коробки по ягодке, вкладывала их Саше в рот и после каждой заставляла целовать ей руку. Саша сказал:
— Да у меня губы стали сладкие.
— Что за беда, что сладкие, целуй себе на здоровье, — весело ответила Людмила, — я не обижусь.
— Уж лучше же я вам сразу отцелую, — сказал Саша, смеючись.
И потянулся было сам за ягодою.
— Обманешь, обманешь! — закричала Людмила, проворно захлопнула коробку и ударила Сашу по пальцам.
— Ну вот еще, я — честный, уж я-то не обману, — уверял Саша.
— Нет, нет, не поверю, — твердила Людмила.
— Ну, хотите, вперед отцелую? — предложил Саша.
— Вот это похоже на дело, — радостно сказала Людмила, — целуй.
Она протянула Саше руку. Саша взял ее тонкие, длинные пальцы, поцеловал один раз и спросил с лукавою усмешкою, не выпуская ее руки:
— А вы не обманете, Людмилочка?
— А нешто я нечестная! — весело ответила Людмила, — небось, не обману, целуй без сомнения.
Саша склонился над ее рукою и стал быстро целовать ее; ровно покрывал руку поцелуями и звучно чмокал широко-раскрываемыми губами, и ему было приятно, что так много можно нацеловать. Людмила внимательно считала поцелуи. Насчитала десять и сказала:
— Тебе неловко, стоя-то на ногах, нагибаться надо.
— Ну, так я удобнее устроюсь, — сказал Саша.
Стал на колени и с усердием продолжал целовать.
Саша любил поесть. Ему нравилось, что Людмила угощает его сладким. За это он еще нежнее любил ее.
Людмила обрызгала Сашу приторно-пахучими духами. И удивил Сашу их запах, сладкий, но странный, кружащий, туманно-светлый, как золотящаяся ранняя, но грешная заря за белою мглою. Саша сказал:
— Какие духи странные!
— А ты на руку попробуй, — посоветовала Людмила.
И дала ему четырехугольную с округленными ребрами некрасивую баночку. Саша поглядел на свет, — ярко-желтая, веселая жидкость. Крупный, пестрый ярлык, французская надпись, — цикламен от Пивера. Саша взялся за плоскую стеклянную пробку, вытащил ее, понюхал духи. Потом сделал так, как любила делать Людмила, — ладонь наложил на горлышко флакона, быстро его опрокинул, и опять повернул на дно, растер на ладони пролившиеся капли цикламена и внимательно понюхал ладонь, — спирт улетучился, остался чистый аромат. Людмила смотрела на него с волнующим ее ожиданием. Саша нерешительно сказал:
