Борис Можаев - Падение лесного короля
Коньков хлопал себя по шее, обмахивался фуражкой и ругался. Он досадовал на себя за то, что доверился леснику и отпустил глиссер. Мог бы сгонять на глиссере к перекату; часа полтора потеряли бы доктор с больным, не более. Чай, за это время ничего бы с ним не случилось, качка не бог весть какая, потерпел бы бригадир. А теперь сиди вот и жди у моря погоды.
Капитан смутно догадывался, что драка случилась неспроста, тут не одно соперничество да оплошность с плотами. Загвоздка в чем-то другом. Да и лес цел ли? Не растащили ли плоты-то?
Несколько раз заводил он разговор с лесником, но тот ничего определенного не знал или просто отговаривался.
- Из-за чего ж они все-таки подрались? - допытывался капитан.
- Я не видел, - отвечал лесник. - Дрались они где-то на перекате.
- А как же у тебя очутились?
- Бригадира с Дарьей удэгейцы привезли. Говорят: половина лесорубов на запань ушла, а двое сюда приехали, на катере.
- Ну что-то они говорили? Слыхал, поди?
- Вроде бы бригадир с Боборыкиным не поладили.
- Да что ему этот Боборыкин? Он же заведующий лесным складом! Какие могут быть у них трения?
- Тот лесом заведует, а этот лес заготовлял. Вот и столкнулись.
- На чем? На каких шишах?
- Обыкновенных. Боборыкин, к примеру, продал лес, а Чубатов купил.
- Как это продал? У него не частная лавочка, а государственный склад. Запань! Лес на учете.
- Кто его там учтет? Вон сколько тонет леса при сплаве. Тысячи кубов! Речное дно стало деревянным. Рыбе негде нереститься. А ты - учет.
- Ну, то потери при сплаве. Они списываются по закону.
- А кто проверит - сколь списывают на топляк, а сколь идет на сторону в загашник?
- Дак есть же инспектора, ревизоры.
- А ревизоры тожеть люди живые. Вот, к примеру, наша река - нерестовая. По ней нельзя сплавлять лес молем. Но его сплавляют. Все ревизоры видят такое дело. Ну и что?
- Погоди! Значит, вы говорите, что на лесном складе у Боборыкина есть неоприходованные излишки?
- Я ничего такого не говорил, - ответил Голованов, глядя прищуркой на Конькова.
- Но ты же сказал, что Боборыкин мог продать неоприходованный лес, а Чубатов купить.
- Мало ли кто что мог сделать. Могли вон ухлопать Чубатова, а он живой.
- Кто ж его пощадил?
- Бог.
- А вы шутник! - Капитан во все глаза глядел на прищуренного лесника и даже головой покачал.
- Шутник медведь - всю зиму не умывается, да его люди боятся. - Лесник был невозмутим.
Коньков положил ему руку на колено и сказал, вроде бы извиняясь:
- Я ж вас не пытаю как следователь. У меня другая задача: помочь уладить это дело миром. А главное - лес разыскать да двинуть его куда надо. Я не могу понять, как ухитрились плоты посадить? Вроде бы Чубатов человек опытный?
- Одно дело опыт, а другое азарт, зарасть. Погнался за кубиками и перегрузился. Да ведь и то сказать - для вашего Уйгуна каждая щепка золото. На голом месте живете.
- Как думаете, не подымется вода в реке?
- Нет, - уверенно ответил лесник. - По моим приметам, осень будет сухая.
- Что за приметы?
- Ондатра гнездо делает у самого приплеска. Значит, вода зимой будет низкая.
- А у нас, в Уйгуне, дожди льют.
- У вас низменность. А мы на высоте живем - притяжения нет. Вот и гонит к вам тучи.
Далеко за синим перевалом поднялся в небо высокий столб дыма. Капитан присвистнул.
- Что бы это могло значить? Уж не тайга ли загорелась?
- Все может быть, - спокойно отозвался Голованов. - Дым светлый, значит, дерево горит. Не солярка.
- Ехать надо, тушить! - забеспокоился Коньков.
- А на чем? На собаках?! - усмехнулся лесник.
- Ну, есть же у тебя лодки?
- Лодки есть, мотора нет. А на шестах туда и до утра не доберешься. Это ж где-то у Красного переката горит. Верст за сорок. Река обмелела, быстрая. Напор такой, что с ног валит.
- Лесник называется! Тайга горит, а он сидит и рассуждает.
- Говорят тебе - мотор у меня угнали.
- Зачем отдал?
- Не умирать же людям с голоду!
- А если лодка не придет? Что ж, мы так и будем тут сидеть?
- Приде-от. Куда она денется?
Однако моторная лодка появилась совсем не с той стороны, откуда ее ждали, - она шла сверху, оттуда, где в полнеба растекалось огромное облако дыма. В длинной долбленой лодке с поперечными распорками, называемой по-удэгейски батом, сидели два паренька удэгейца - один на корме, возле мотора, правил, другой, поднявшись в рост, махал кепкой.
Голованов и Коньков в сопровождении двух пестрых собак сбежали по берегу к самому приплеску.
- Что там стряслось?! - кричал Голованов.
- Дядь Фома, лесной склад горит! - ответил из лодки стоявший паренек.
- Чей склад? Боборыкина? - спросил Коньков.
- Его, - ответил сидевший за рулем.
- На тайгу огонь не перекинулся? - спросил Голованов.
- Немножко прихватило, - кричали из лодки. - С метеостанции дали сигнал. Может, самолеты прилетят.
- Ну да, прилетят самолеты - завтра об эту пору, - ворчал Голованов, ловя за нос подходившую лодку. - Не глуши мотор! - и первым прыгнул в лодку.
- Надо бы лопаты прихватить да топоры! - сказал Коньков.
- Давай, прыгай! - гаркнул Голованов. - Найдется там это добро.
Собаки, обгоняя капитана, попрыгали с разбегу в бат, потом, придерживаясь за борт, влез в лодку и Коньков.
- Оттолкните шестом бат! - крикнул Голованов, берясь за руль. - Та-ак. А теперь - сидеть по местам!
Взревел мотор, запенилась, закипела бурунами вода за кормой, и длинная, как торпеда, черная посудина пошла на разворот к речной стремнине.
4
Тревожный запах гари летел над рекой, загодя опережая дым; еще отдаленно полыхало, растекаясь по небу лиловыми языками, зарево пожара, окаймленное бушующими сизыми клубами дыма, еще темен и чист был речной фарватер от огненных бликов и дымной завесы, а встречный ветерок с верховья уже горчил на языке и пощипывал в носу.
"Крепко горит", - подумал Коньков. Ему не терпелось поскорее прибыть на пожарище, поглядеть на этого Боборыкина - как он мечется теперь по складу? "Что это за разгильдяйство? Среди бела дня склад загорелся! За чем же он смотрит, сукин сын? Ну, я ему сказану..." - горячил себя Коньков.
Лодка хоть и летела, словно ласточка, над волнами, высоко задрав нос, но река то и дело петляла между сопок, и каждый кривун, оставляя за собой очередные отроги сопок, выводил все на новые заслоны, и казалось, нет им числа.
Дым над рекой появился неожиданно; как только лодка свернула за гранитный выступ высокой отвесной сопки, над острыми гольцами закурчавился дымный гриб, спадая жидкими клочьями на темную воду, кипящую на перекате мелкими рваными волнами. Далее по речному плесу все заволакивало до самых берегов белесой дымовой завесой. И там, где-то неподалеку, за очередным кривуном, угадывался пожар, - оттуда несло, высоко вздымая в небо, как черные перья, истлевающие на лету, щепки, листья и секретки сосновой коры.
Лодка вдруг развернулась и пошла по неширокой, заросшей водяным лютиком и тростником, речной протоке.
- Куда ты? - крикнул Коньков. - По реке давай! На лесной склад!
- Лесному складу мы теперь не поможем, - спокойно сказал Голованов. Чем ты его, штанами потушишь?
- Мне Боборыкин нужен!
- А мне тайгу надо спасать! - повысил голос Голованов. - Боборыкин никуда не денется. А тайгу можем отстоять, пока не поздно.
- Что ж мы, вдвоем тайгу потушим? - спросил Коньков.
- Люди уже на месте, - заверил Голованов.
И в самом деле - в горящей тайге было множество народу, все нанайцы да удэгейцы из таежного поселка Арму. Они были с лопатами, топорами и даже с пилами.
Длинный и неширокий ров извилистой змейкой опоясывал горящий участок леса от остальной тайги; здесь, словно на переднем крае обороны, вдоль этого рва бегали и суетились люди, - глядели за тем, чтобы перелетевшие через ров искры не заронили огонь в новом месте.
Лесной пожар еще только начинался: кое-где факелом истаивали вершинки неокрепших сосенок, свечками оплывали в несильном жаре сухостойны, да трещал, как лучины, корежился и разваливался в угли валежник. Жидкие космы дыма повсюду просачивались откуда-то из-под земли, и лишь местами из сухих корневищ вырывались косые и неверные язычки пламени. Но ясень, ильмы, маньчжурский орех, бархат и темная кипень подлеска держались стойко.
Фома Голованов, крича и размахивая топором, увлекая за собой удэгейцев, бросился рубить охваченные огнем деревья. От каждого удара горящее дерево, вздрагивая, осыпало лесорубов летучим роем искр и, заваливаясь с треском и гулом, обдавало всех жаром и головешками.
- Штаны затяни потуже! - кричал Голованов. - Не то вернешься домой с головешкой вместо этого самого. Баба прогонит.
Ему отвечали нанайцы:
- У тебе, наверно, все усохло. Бояться не надо.
- Га-га! Вот это по-нашему, - довольный собой, гоготал Голованов и снова покрикивал: - Лопатами шуруйте, ребятки! Главное, корневища подрубайте, где горит! Чтоб огонь низом не пошел.
