Георгий Чулков - Автоматические записи Вл. Соловьева
На оборотной стороне каракули и буквы карандашом, а по ним пером кривая линия и отдельные слова: Жди меня – Σοφια +++ Σοφια 3 (нрзб.). Еще 3 (нрзб.) Еще 3 часа. Еще 3 часа. Еще 3 часа должен еще ты ждать меня + Σοφια.
* * *Девять автографов, подлежащих нашему рассмотрению, к сожалению, не датированы. Мы только можем с уверенностью сказать, что первый автограф не может быть отнесен ко времени ранее 1877 г., ибо бумага помечена водяными знаками этого года, а второй автограф датируется каким-нибудь сроком более поздним, чем 1885 г., ибо этим годом помечена печатно тетрадь, в которой вел свои записи философ. С другой стороны автограф II не может быть отнесен к сроку более позднему, чем конец 1888 г. Об этом свидетельствует текст его: «Мы будем вместе жить с января 1889». Все прочие автографы (III–IX) вовсе не поддаются датировке.
Содержание всех автографов, несмотря на то что они относятся, быть может, к разным периодам жизни Соловьева, аналогичны. Красною нитью проходит тема Софии. Оставляя пока открытым вопрос о том, кто это действующее лицо, эта собеседница Соловьева, т. е. принадлежит ли голос, диктующий эти записи Соловьеву, его болезненному воображению, или этот голос в самом деле имеет за собою некоторую реальность, а в случае этой возможной реальности, кому он принадлежит – истинной Софии или недостойной самозванке, или, наконец, конкретному живому лицу, обратимся к объективному рассмотрению текста.
По-видимому, за исключением автографа II, во всех записях диктующий голос принадлежит только этой одной мнимой или подлинной Софии, хотя она именует себя таковою лишь в автографе I, II, VIII, IX. Анонимные выступления, вероятно, принадлежат ей же, судя по содержанию фраз и, так сказать, интонации подлинника. Кроме Софии на иные голоса имеются указания лишь в автографе II. Здесь есть определенное имя John (Иоанн). Ему принадлежит таинственная английская фраза, дважды повторенная: «My dear friend. Mary and I go to help you. Do not be sorry» (Мой дорогой друг, Мария и я идем к тебе на помощь. Не печалься).
Рассмотрим каждый автограф в том условном порядке, который нами предложен. Автограф I мы нашли на фрагменте рукописи, посвященной как раз вопросу о душе мира, о становящемся абсолютном. На это намекает фраза «абсолютное всеединство как сущая истина (Бог) и мировая рознь как необходимый процесс». Еще определеннее говорит об этом запись на четвертой странице листа: «Мировой процесс есть воплощение божества в мире. Это воплощение обусловливается мировою душою»… и т. д. Общеизвестна мысль Соловьева о том, что София является как бы небесным аспектом мировой души. По-видимому, начатая работа философско-теософического характера была прервана вмешательством «подсознательного» начала, и тогда Соловьев записал в медиумическом трансе: «Sophie. Ну что же милый мой? Как ты теперь себя чувствуешь? Милый, я люблю тебя. Sophie…» и т. д. В этой записи, как и во всех прочих, примечателен интимный, фамильярный тон, каким ведется беседа. Очевидно, что загадочная собеседница в медиумическом представлении Соловьева являлась как некое конкретное существо.
Автограф II начинается с греческой фразы Αορατος, δωρα ορατα διδοται (Незримый дает зримые дары). Очевидно, и эта фраза принадлежит тому же таинственному лицу, ибо ей предшествует, как в автографе I, название этого действующего «лица», – на этот раз по-гречески: Σοφια. После фразы: «Мы будем завтра одни» – следует фраза: «Медведь обращается в лилию». Эта фраза становится понятной в связи с темою шуточной пьесы Владимира Соловьева «Белая Лилия, или Сон в ночь на Покрова». Там в третьем действии, во второй сцене, когда кавалер де-Мортемир стоит «в позе отчаяния» над могилой медведя, появляется Белая Лилия, и между нею и кавалером происходит такой диалог:
МортемирТвои черты небесно хороши!
Но где же он, медведь моей души?
Медведь живет, – лишь нет медвежьей шкуры.
Но не скорби, мой друг! Здесь таинство натуры.
В медведе я была, теперь во мне медведь.
Как некогда его, меня люби ты впредь.
Невидима тогда
Была я, а теперь —
Невидим навсегда
Во мне сокрытый зверь.{15}
По сообщению С. М. Соловьева, «Белая Лилия» была написана в Москве и в Пустынке{16} в период от 78 до 80 г. (Впервые эта пьеса была напечатана при жизни автора в художественно-литературном сборнике «На память», изд. Т. И. Гагена, ред. Ф. А. Духовицкого. М., 1893.) Перепечатывалась эта пьеса дважды: во-первых, в третьем томе «Писем Вл. С. Соловьева» под ред. Э. Л. Радлова. СПб., 1911. С. 299–335; во-вторых, в отдельном издании – «Шуточные пьесы». Ред. и пред. С. М. Соловьева. Изд. «Задруга». М., 1922. С. 29–74).
Упомянутая выше английская фраза с обозначением действующего лица именем John (Иоанн) не поддается точному разъяснению. Возможно, что внушающий голос не случайно присвоил себе имя апостола любви, на что намекает также указание на некую Марию. Как известно, Евангельское сказание свидетельствует о духовно-сыновних отношениях Иоанна к Богоматери, заботиться о коей поручено было ему самим Христом на Голгофе (Ев. от Иоанна, гл. 19, ст. 26 и 27).
Упоминаемый в автографе Соллогуб – гр. Федор Львович Соллогуб (1848–1890), племянник автора «Тарантаса», талантливый дилетант, стихотворец и рисовальщик; Вл. С. Соловьев считал его «самым своеобразным и привлекательным из всех людей, каких он только знал» (О гр. Ф. Л. Соллогубе см.: Н. В. Давыдов. Из прошлого, изд. 2-е. М., 1914. С. 278–317. О нем же в монографии С. М. Лукьянова. «О Вл. С. Соловьеве в его молодые годы». Журн. Мин. Нар. Просв. 1911. Июль. С. 75–78.). Понятна психологическая реминисценция Соловьева, понудившая его написать имя гр. Соллогуба рядом с фразами, имеющими связь с темой Софии. Гр. Ф. Л. Соллогуб написал шуточную «мистерию» – «Соловьев в Фиваиде». В Египте, как известно, состоялось третье знаменательное свидание философа-поэта с Бессмертною Возлюбленною. Текст мистерии «Соловьев в Фиваиде» напечатан С. М. Лукьяновым в его материалах к биографии B. C. Соловьева (кн. III, вып. 1. Пг., 1921. С. 283–308).
Прозаическое и слишком земное признание «у меня болит голова» или точное указание на «Румынию» как на место, «навсегда» покинутое загадочной собеседницей, должны внушить мистикам немалое сомнение в чистоте и подлинности того «духовного» источника, откуда звучал голос, внушавший Соловьеву медиумические эти двусмысленные записи.
Шесть следующих автографов (III–VIII) не заключают в себе ничего нового и не требуют комментарий. И тема, и тон их аналогичны предыдущим. Это все беседа о каком-то возможном свидании. Остается только невыясненным имя Рюрик в автографе VI[6].
В автографе IX («Еще три часа должен ты ждать меня…») имеется одно немаловажное указание. Диктующий голос говорит: «Услужливый бес дал мне против своей воли возможность сократить назначенный срок…» Впервые мы встречаем точное указание на т е м н у ю с и л у, правда, почему-то действующую будто бы «против своей воли», однако едва ли подходящую для высоких духовных целей. Оставляя открытым вопрос о субъективности или объективности этого голоса, мы только отмечаем это указание на беса, как на нечто, свидетельствующее явно об известном психологическом ущербе, всегда свойственном человеку, когда он находится в медиумическом состоянии. Одна особа, заслуживающая глубокого доверия, сообщала нам, что она видела подобный же соловьевский автограф, где подпись была совершенно точной и недвусмысленной: Черт.
Медиумические записи Соловьева, нами публикуемые, суть психопатологические факты с точки зрения психиатрической науки, и, в другом плане, – «соблазн», «прелесть», «искушение» с точки зрения верующего христианина. Этот болезненный ущербный психологизм не умаляет, однако, значительности той мистической темы, под знаком которой прошла вся духовная жизнь Соловьева. Поэтому мы считаем нелишним напомнить основные идеи, определяющие эту тему.
Что такое София? По определению Владимира Соловьева, «она есть полнота или абсолютная всеобщность бытия, предшествующая всякому частичному существованию и превосходящая оное. Это универсальная субстанция, это абсолютное единство есть существенная Премудрость Божия (χόχμά, Σοφια)» (Влад. Соловьев. Россия и Вселенская Церковь. М., 1911. С. 326). Ее тварный антитип – Душа Мира (ψυχή) του κοσμου, anima mundi. Weltseele). Идея мировой души существенна для миросозерцания Платона («Тимей»), она же занимала видное место в учении гностиков, Платона{17}и неоплатоников. Аналогичную идею можно найти у Якова Беме. Она определительна для теософско-философской концепции Шеллинга. Вся поэзия нового времени развивается под знаком этой идеи – достаточно указать на Данте и Гете.
Идея Софии не противоречит христианской догматике. Еще в Ветхом Завете утверждается эта идея с достаточной очевидностью. Книга Бытия открывается словами, не совсем точно переведенными на русский язык: «В начале сотворил Бог небо и землю». По-еврейски: Берешит бара элогим'ет гашшамайм ве'ет га'арэи (Быт. I. 1). Соловьев настаивает на том, что слово «Берешит» (εν αρχῆ или ενκεφαλαιψ, in principio, seu potius in capitulo) нельзя понимать как наречие. Слово «решит» есть существительное женского рода (соответствующий мужской род – рош, caput{18}, глава). В главе VIII Притчей Соломоновых Премудрость χόχμά говорит о себе: «Ягве канани решит дарко – Иегова обладал мною как основанием (женский род) пути своего». «Таким образом, – поясняет Соловьев, – Вечная Премудрость и есть решит, женское начало или глава всякого существования, как Иегова, Ягве Елогим, Триединый Бог, есть рош, его активное начало или глава»{19}.
