Евгений Дубровин - Столик с видом на трамвай (рассказы)
Ну, после доклада, как это и положено, развернулись страсти. Кричат, ругают, хвалят, восторгаются, проклинают. В общем, как всегда. Только тот, с портфелем, молчит. Ну, когда перекипели все, я и говорю:
- Товарищи, тут вот к нам читатель пришел. Интересно послушать его мнение. Пожалуйста, молодой человек.
Человек с бородкой встал, помолчал, потом хлопнул себя по кудрявой голове и воскликнул:
- Или я нормальный, а вы все сумасшедшие и вам надо серьезно лечиться, или я сумасшедший и мне надо серьезно лечиться, а вы все нормальные. Ведь вы хвалите то, что плохо, и ругаете то, что хорошо!
Что тут началось! Боже мой! Гвалт, вопли! Но парень не сдается, отстаивает свою точку зрения. Оказался он действительно хорошо подкован в вопросах теории, крыл цитатами из классиков, подводил теоретическую базу, строил прочную цепь логических доказательств.
И тут родилась идея. А не взять ли его нам в штат редакции? У нас есть должность - называется "свежая голова", то есть человек, который весь день отдыхает, а потом на свежую голову читает целиком номер, вылавливает ошибки. Не сделать ли антипод "свежей головы", так сказать, "затуманенную голову"? Пусть она копается в номере своими логическими звеньями, может, что и выкопает.
И мы зачислили парня с бородкой в штат. Взялся он за дело горячо. Ругал нас ужасно, обзывал сумасшедшими, но иногда из его набитой теорией головы мы что-нибудь вылавливали для себя, какую-нибудь шальную идею. Поэтому и держали. Звали его Аликом. Вскоре освободилась должность заведующего отделом, подходящей кандидатуры не оказалось, в кабинет пока посадили Алика. А потом как-то привыкли. Сидит в кабинете заведующего, и пусть сидит. Сумасшедшие мы, так сумасшедшие... Газета-то все равно выходит.
Вскоре я перешел на другую работу, потом вышел на пенсию, занялся литературой. Пробую писать рассказы и ношу их в свою бывшую газету. Редактором там сейчас Алик. Видно, зашел как-то в редакторский кабинет случайно, да и привыкли к нему. Пусть себе сидит. Газета-то все равно выходит. Конечно, растолстел, полысел, приобрел бас, но остался прежним.
- Или ты нормальный, а я сумасшедший, и мне надо серьезно лечиться, или ты сумасшедший, а я нормальный, и тебе надо серьезно лечиться,- говорит "затуманенная голова", прочитав мою рукопись.- Где логика? Где законы жанра? Почему у тебя нет завязки, кульминации и развязки? Ты что, бредишь?
Мы спорим час, два, три. Потом я забираю свою рукопись, вздыхаю и кладу на стол "затуманенной головы" два пирожка с капустой, купленных на Тверском бульваре.
"Затуманенная голова" почему-то быстро и сердито съедает их, и в его глазах я читаю жалость к себе.
- Бросил бы ты писать,- говорит бывший мой сотрудник,- да пошел в ночные сторожа. Сторожа везде сейчас нужны. И платят им хорошо.
Я бреду домой огорченный и гоню от себя упорную мысль о сторожах, которым хорошо платят...
А СБОКУ ПРОПЕЛЛЕР
Изобрел я одну штуку. Не велосипед, конечно, но тоже вещь приличная. Понес начальству на утверждение.
- Хорошая штука,- говорит начальство, только сбоку надо приделать пропеллер.
- Зачем пропеллер?-удивился я.
- Чтобы летала.
- Но она рождена ползать.
- Надо будет - так полетит,- говорит начальство и хмурится. Недовольно, значит.
- Нет,- твердо заявил я.- Пропеллер делать не буду.
- Ну, как знаешь,- говорит начальство.- Дело хозяйское.
Вроде бы даже так доброжелательно сказало.
А я через неделю должен вместе с семьей в дом отдыха на Черноморское побережье лететь. Все уже было на мази. Прихожу в местком за путевкой, а мне и говорят:
- Вот вам две путевки: на жену и сына, а ваша - облизнулась.
- На каком это таком основании она облизнулась?- удивился я.
- Передали другому товарищу - с наибольшей производительностью.
Вот как, значит, повернулся пропеллер. Другой бы скандалить стал, жалобы строчить начал, а я плюнул на все и решил отдыхать дома, в четырех стенах. Жена, как узнала,- в слезы. "Пропадешь ты,- говорит,- истощишься, и через месяц тебя местком в казенный гроб положит. И потом, кто тебе посуду мыть будет?"
Сын тоже смотрит на меня, как на потенциального покойника. Но я настоял на своем.
Уехала моя семья с охами и причитаниями, а я первым делом из чулана раскладушку вытащил и на балкон поставил. Давно мне это хотелось сделать, да жена категорически возражала. "Блажь у тебя это,- говорит,- какой это дурак на балконе на раскладушке лежит?"
Установил я раскладушку на самом солнцепеке, намазался кремом для загара, приготовил "Современный французский детектив", затем принес из холодильника бутылку "Рислинга" и приступил к отдыху в четырех стенах. Красотища! Никто на ноги не наступает, не сыплет в глаза песок, не просит присмотреть за его вещами.
Когда идешь в ванную принять душ (кстати, никакой очереди!) - не боишься, что кто-нибудь унесет раскладушку. Единственный недостаток - нельзя кинуться в волну, но где это сказано, что для полного отдыха необходимо кидаться в мутную кишащую головами, мячами, спасательными кругами, спичечными коробками волну?
В общем, до обеда я дотянул вполне нормально. Встал с раскладушки не издерганным, не психованным, а отдохнувшим, бодрым, даже слегка поумневшим (детектив обостряет ум).
Затем я отправился на кухню обедать. Там тоже не было никакой очереди, и я спокойно принялся за приготовление обеда. Первым делом я пожарил себе яичницу с салом, которая была у нас в семье под запретом. Слопал я в свое удовольствие яичницу, выпил крепкого чаю, прилег на диван, взял газету и читаю. Для полного комфорта пластинку с вальсами Штрауса на проигрыватель поставил.
Ничего, жить можно. А тут еще сюрприз. Раздается звонок, и голос моего лучшего приятеля Володьки:
- Старик! Ты чем занимаешься?
- Поел яичницы с салом и читаю газету,- отвечаю я.
- Хандра? - спрашивает Володька.
- Нисколько. Наслаждаюсь,- отвечаю. Володька задумался, потом говорит:
- Ну ничего, сейчас мы тебя расшевелим. Нагрянем к тебе всей компанией.
- Ни в коем случае! - кричу я в трубку.- Кто за вами посуду мыть будет?
Но Володька уже положил трубку.
Через минут сорок действительно нагрянула компания. Танцевали и веселились далеко за полночь. Посуду помыла одна стройная блондинка. Когда мы расставались, блондинка мне сказала:
- Вообще-то ты парень ничего, но плохо одет, не в ногу с веком. И вес твой росту не соответствует.
Очень задели меня ее слова. Я-то считал себя вполне симпатичным мужчиной и думал, что модно одеваюсь.
- В общем,- засмеялась блондинка,- сроку даем тебе неделю. В воскресенье сделаем экзамен на элегантность.
Экзамен на элегантность я сдал.
Через месяц приехала моя семья. Жена увидела меня и заплакала:
- Ты посмотри, кто я и кто ты! Я чучело, а ты словно манекен с выставки.
Мы подошли к зеркалу, и я действительно увидел манекен и, извините, чучело.
- Ничего,- пробормотал я,- как-нибудь устроится.
- Очереди, нервотрепка,- опять заплакала жена.- А у тебя... у тебя даже посуда помыта. Я думала, что хоть на посуде тебя пожалею... Какой ты у меня элегантный...
- Это все мой начальник,- сказал я.
Наутро я явился на работу и зашел к начальнику. Навстречу мне поднялся обгоревший на солнце (тоже только что с юга), с красным затылком и белыми выцветшими волосами хмурый, невыспавшийся человек. Мне стало жалко своего начальника.
- Ладно, рисуйте сбоку пропеллер,- великодушно сказал я.
ГОСТИ СТОЛИЦЫ
Злоключения мои начались, естественно, в понедельник. Встал я пораньше, чтобы дров нарубить и воды в бочку натаскать. Вышел во двор - красотища вокруг невероятная: солнце только что встало, лес вдали камнем зеленым переливается, речка дымится, петухи поют...
Только размахнулся топором, смотрю - почтальон ко мне со всех ног бежит.
- Тебе телеграмма,- говорит.- Распишись вот здесь.
Расписался я, развернул телеграмму и читаю: "Срочно явитесь управление Нечипуренко".
Вывалилась у меня телеграмма из рук и улетела бабочкой. Подпись самого начальника. "Пропал,- думаю.- Наверно, снимать будут или еще какая-нибудь гадость".
Телеграмму не показал ни жене, ни теще, сказал, что еду по обычным делам, и первым же автобусом отбыл в область.
Прихожу в трест, взволнованный, естественно, ожидая всяких неприятностей, а начальник встречает меня стоя, руку трясет и сияет:
- Ну, повезло тебе, Фомин. Ящик коньяка ставь. Отлегло у меня немного от сердца.
- За этим дело никогда не станет, а что случилось? - спрашиваю.
- Да вот,- отвечает Нечипуренко.- Такая оказия, братец. Запросила Москва молодого дизайнера, так сказать, непосредственно от сохи, в смысле от природы. Ты у нас агроном молодой, в красивом месте живешь, а потому чувством красоты с детства пропитан должен быть. И палисадник у тебя, я видел, здорово оформлен.
- То теща оформляла,- говорю.
- Неважно,- отвечает Нечипуренко - Ты же руководил. В общем, собирайся в столицу да нас потом не забудь. Надо же, какой поворот судьбы. Из хутора да в Москву.
