Дмитрий Мамин-Сибиряк - Ната
Через полчаса с Валежного по дороге к Талым Ключам помчались два всадника. Борис Борисыч держался в седле молодцом и только сдерживал свою горячившуюся лошадь; Агап Терентьич галопировал рядом с ним на какой-то отчаянной кляче, подогнув коленки и смешно болтая локтями в воздухе. По сторонам широким махом неслась Ильза, обнюхивая по пути все кусты и кочки. Дорога шла по берегу болота, минуя большой лес; попадались гривки молодых березняков, одиноко торчавшие сосны, кусты жимолости и купы рябины. Во многих местах дорога шла по голому камню, и лошади выбивали подковами синие искорки. Солнце палило нещадно, но Борис Борисыч, увлеченный этой импровизированной поездкой, ничего не замечал, — через полчаса, самое большее, они должны были быть на месте, и он несколько раз хватался за свою дорожную сумку, в которой лежала аптечка.
— Я ведь купил Незабвенный с аукциона… — задыхаясь и распустив поводья, несколько раз повторял Агап Терентьич. — Ух, какая проклятая дорога! Если бы знал, ни за какие деньги не поехал бы в такую трущобу… Нужно работать, а тут припадок!
— Извините нескромный вопрос: эта дама как вам будет? — спрашивал Борис Борисыч, занятый своим рядом мыслей.
— Это вы про Нату?
— Да…
— Гм… как вам сказать… — замялся Агап Терентьич и сделал сердитое лицо. — Она мне и жена и не жена… совсем особенный случай. Но какая женщина, если бы вы могли только себе представить!.. Это ангел, да. Все было ничего, а тут вдруг рыдания, истерика, столбняк.
— Вы сюда-то откуда приехали?.. Впрочем, я не имею права на такие вопросы.
— Отчего же-с… Мы дальние будем… Из Петербурга с первым пароходом приехали, ну, а тут подвернулся удобный случай… Отчего же и не попытать счастья! На имя Наты и прииск купил… Счастье тоже ведь самая капризная из женщин.
— Странно… А раньше вам не случалось заниматься золотопромышленностью?
— Нет… я служил.
— Да?.. В таком случае я должен вас предупредить, что вы очень рискуете своими средствами. Наше дело самое неверное… Главное, нужна громадная практика. Я вот около десяти лет беззыездно всякое лето живу на прииске и все-таки не могу поручиться за свои знания.
— Все от счастья зависит…
«Он глуп, как баран», — подумал Борис Борисыч и дал полный ход своему расходившемуся иноходцу, так что оставил своего спутника далеко позади и приехал на прииск первым.
Прииск «Незабвенный» представлял собой очень грустную картину как издали, так и вблизи: у подножия лесистой горки стояла вросшая в землю, совсем сказочная избушка с гнилой крышей, без окон и без дверей, затем торчали одни стены развалившейся казармы, несколько столбов от навеса, и в нескольких шагах от этих построек шла желтая насыпь от двух шахт, заложенных в полугоре. Перед прииском расстилалось то же Мурмаровское болото, а на горизонте вставали голубой лентой невысокие лесистые горки. Теперь картина оживлялась экипажем Агапа Терентьича, стоявшим между конторой и развалинами казармы, да щипавшей траву лошадью; кучер спал в повозке, вытянув голые ноги на свое кучерское сиденье. Еще издали Борис Борисыч успел заметить белые кисейные занавески на окнах и спущенную драпировку, закрывавшую дверь. Привязав лошадь к столбу, Борис Борисыч только что хотел вбежать на покосившееся крылечко, как в дверях показалась сама Гата. Она была в белом пеньюаре и, очевидно, не успела еще привести своей головы в порядок, потому что великолепные каштановые волосы были свернуты просто узлом. Она оглянула незнакомца с ног до головы и совершенно серьезно спросила:
— Вам что угодно, милостивый государь?..
— Позвольте сначала отрекомендоваться: Борис Борисыч Локотников, ваш сосед по прииску.
— Очень приятно… — протянула заспанным голосом Ната и чуть заметно улыбнулась углами своего красиво очерченного рта.
— Вас удивляет мое неожиданное появление, но я спешил сюда, как на пожар, потому что ваш… ваш…
Конец фразы совсем застрял в горле Бориса Борисыча, потому что он никак не мог назвать Агапа Терентьича мужем этой элегантной красавицы. Это смущение заставило Нату расхохотаться, что еще больше обескуражило Бориса Борисыча, улыбнувшегося самым глупым образом, как может улыбаться человек, попавший в чертовски неловкое положение.
— Это все Агап Тереытьич напутал… — проговорила наконец Ната, когда пароксизм смеха миновал. — Теперь уж мне приходится извиняться перед вами за совершенно напрасное беспокойство: как видите, я совершенно здорова. Ха-ха!.. Извините меня, но, право, это походит на какой-то плохой водевиль с переодеваниями, провалами и превращениями. Агап Терентьич просто глуп и только напрасно побеспокоил вас…
Ната проговорила все это очень кокетливо и, называя своего спутника по имени, каждый раз делала очень смешную гримасу, как это делают избалованные дети. Без сомнения, она была записная кокетка, как все хорошенькие женщины, и кокетка не из особенно хитрых, хотя эта маленькая глупость показалась очень извинительной в глазах Бориса Борисыча, и он проговорил:
— Еще раз извините, madame, за мое водевильное участие и позвольте мне проститься с вами…
Борис Борисыч не без ловкости поднял свою шляпу, но Ната остановила его вопросом:
— Куда же это вы собрались?.. Ах, какой странный человек… Да вон и Агап Терентьич ползет на своей кляче. Не забывайте, ради бога, что я очень больна…
Агап Терентьич, действительно, в этот момент подъезжал на своей измученной лошади и как-то подозрительно посмотрел сначала на Нату, потом на Бориса Борисыча.
— Ната, ты, кажется, с ума сошла… — строго проговорил он и сделал совсем сердитое лицо. — Не угодно ли тебе отправиться на свое место, а мы здесь посоветуемся…
Ната подняла вопросительно плечи, опустила глаза и, придерживаясь за косяк, скрылась за драпировкой. Агап Терентьич ревниво посмотрел ей вслед и глухо проговорил, не обращаясь собственно ни к кому:
— У нас всегда так… это просто сумасшедшая женщина!.. Изволили видеть?.. Вперед знаю, что она говорила здесь вам: и что она совсем здорова, и что я по своей глупости напрасно только потревожил вас… да?.. Нет, решительно у ней голова не в порядке… Вы как думаете?
— Очень мудреный вопрос для первого раза, тем более, что я видел больную каких-нибудь пять минут!..
— И достаточно, совершенно достаточно!.. Сумасшедшего человека видно с первого взгляда… Обождите одну минуточку, я сейчас!
Оставив гостя у крылечка, Агап Терентьич на цыпочках прокрался в контору и плотно прикрыл за собою занавесочку. Борис Борисыч присел на обрубок дерева, валявшийся у крыльца, и машинально пощупал свою голову, чтобы убедиться в своем бодрствовании, — все происходившее с ним так походило на какой-то бессвязный и порядочно глупый сон. Но нет, он совсем не спал: утреннее солнце светило так весело, кругом зеленела трава, в двух шагах в кустах калинника заливались какие-то крошечные серые птички, два комара больно присосались к его руке; наконец, этот экипаж с дрыхнувшим кучером, стреноженная лошадь, собственная усталость от скорой верховой езды. Было еще довольно рано, в тени на траве блестела роса, а болото не успело раздеться от ночного тумана, начинавшего волноваться белыми полосами.
— Она заснула… — шепотом заявил неожиданно появившийся Агап Терентьич, наклонившись к самому уху гостя. — Боюсь, чтобы это не кончилось летаргией. Извините, пожалуйста: я, может быть, говорю глупости и преувеличиваю, но ведь это свойственно в некоторых случаях… А мы пока напьемся чайку, — неожиданно прибавил он уже совершенно другим тоном.
Агап Терентьич грубо растолкал спавшего кучера, вытащил откуда-то самовар и походный поставец о чайной посудой.
— Мою жену зовут Натальей Игнатьевной… — болтал он, располагаясь с поставцом на траве: — она очень нежного воспитания… это была большая ошибка со стороны родителей. Да… Но, с другой стороны, кто мог бы ожидать, что Нате приведется вести цыганскую жизнь? Большая ошибка, очень большая… Я ведь Нату носил еще на руках, когда она была маленькой.
Эта болтовня наконец взорвала Бориса Борисыча, и он с грубой откровенностью заявил, что не имеет никакого желания выслушивать семейные дрязги и что сейчас же вернется обратно.
— Вы меня поставили черт знает в какое дурацкое положение! — горячился он, прислушиваясь к собственным словам. — Я ничего не понимаю здесь и не желаю понимать…
— Ах, боже мой, боже мой! — затопал Агап Терентьич и схватился за свою круглую голову. — Борис Борисыч, поставьте, ради всего святого, себя на мое место!.. Войдите в мое положение!..
IV
Борис Борисыч имел самое твердое намерение плюнуть на все и уехать сейчас же, а между тем вышло как-то так, что он остался. Как это случилось — трудно объяснить… По крайней мере, так думал Борис Борисыч, возвращаясь к себе на Валежный, хотя в душе и не раскаивался за свое поведение. Но мы опережаем события и поэтому вернемтесь к тому моменту, когда кучер ставил самовар, Агап Терентьич суетился около чайной посуды, а Борис Борисыч лежал, вытянувшись во весь рост, на траве. Ната спала, и разговор шел сдержанно, вполголоса.
