Михаил Лайков - Ожидание
Пусто было на улице, хотя час был еще не поздний. От тусклого света фонарей ощущение пустоты только усиливалось. Так светят фонари в пустом ангаре или туннеле, откуда хочется поскорее выбраться на настоящий свет. Саша шел, и ему все время хотелось оглянуться. Уж слишком безлюдной была улица, и казалось, не спереди, так сзади кто-то должен быть. Саша оглядывался, но и сзади никого не видел. Он был один. Он опять почувствовалприступ пугающего одиночества, свою оставленность и ничтожество перед чем-то громадным, непонятным. "Родили - не спросили, о смерти тоже не спросят... Надо же! Хоть бы собака какая... Может, вернуться? - Саша остановился под фонарем. - Лучше бы я на охоту сегодня поехал. Ни о чем бы не думал... Хотя какая ж охота! Снег с утра".
С улицы Саше надо было свернуть в переулочки между домами, и вот там на него из-за поворота, но на скорости выскочила иномарка. Которой не должно было быть! Ибо Саша, собираясь перейти через этот проезд, посмотрел по сторонам. Она словно из воздуха, перемешанного со снегом, возникла, эта лакированная железяка, на которую в иной ситуации Саша посмотрел бы с завистью и вожделением. "Вот оно, значит, как! - будто свет вспыхнул у него в мозгу. - Господи! Прости! На охоту - не буду! На базар - не буду! Подожди!" Ничтожен был последний миг, но кроме этих вспышек-мыслей в сознании много еще чего успело пронестись. Миг был раздроблен на миллион частей, в него вместилась вся жизнь Саши. Он увидел и лицо человека в машине.
Каким-то чудом этот человек в машине успел крутануть руль. Иномарка, ударившись о бордюр, подпрыгнула так, будто под ней взорвалась мина. Человек вылез из машины, он был в длинном пальто и с непокрытой головой, лысый, и щеки у него были такие же белые, как лысина.
- Ничего? - спросил он глухим голосом. Снег сыпался на его плешь и не таял.
- Ничего, - повторил Саша.
"Уволюсь! Жене аборты запрещу! На базар - ни шагу!" - повторялись в мозгу вспышки-мысли, но разрозненно и с затуханием. Все забытое, канувшее во мрак памяти и вдруг высветившееся с необыкновенной ясностью, опять стало тускнеть, проваливаться в черноту. Саша почувствовал холод от снега за воротником. Машина отъезжала, но Саша, смотревший ей вслед, уже не верил, что она могла на самом деле убить его. "Если б скорость была приличная, он не успел бы вывернуть... Да и задел бы, так разве что по касательной... Я же только сошел с бордюра". Саша профессионально осмотрел место события, измерил его шагами и еще больше утвердился во мнении, что ему ничего серьезно не грозило. "Но все равно он, гад, ехал с превышением. Эх, надо было... Удостоверение-то при мне. Вишь, как испугался, побелел весь. Зря я его просто так отпустил".
Происшествие как бы омыло душу. От чувства одиночества и тревоги, одолевавших его весь вечер, не осталось и следа. Кровь в жилах побежала быстро, весело, задышалось легко. И, сидя уже у Виктора, Саша говорил:
- С одной стороны, я тебя, конечно, понимаю. Но с другой стороны - как жить? Сам по себе сейчас не проживешь. Надо в какой-нибудь банде состоять.
С ним не соглашались. Игорь Ухтин считал, что в любые времена можно жить самому по себе, не вступая ни в какие банды, а Виктор свое доказывал примерами:
- Ты говоришь - жить. У нас вон Косых застрелили, двое детей сиротами остались, у них Колхозника похоронили.
- Что, помер-таки? - спросил Саша.
- А ты не знал? Вчера.
- Почему его Колхозником зовут? - спросил Ухтин.
- Начинал на колхозном рынке...
"Вон, значит, кого он высмотрел! - подумал Саша. - Джипом своим чуть голову ему не растер..."
и сказал:
- Стреляют не только нас или их. И обыкновенного человека могут подстрелить. Или машиной задавить. Тут просто случай.
- Может, случай... А может, и нет... Как посмотреть, - возразил Виктор. - Ты как думаешь, Игорь, насчет случая?
"Это он его сбил с толку", - подумал Саша, никогда не понимавший дружбы семейного, здравомыслящего Виктора со свихнутым бродяжкой Ухтиным. Но подумал он это без злости на Ухтина. Ему было уютно сидеть здесь, пить обыкновенный чай (в мужской компании-то!) и слушать Ухтина, рассказывающего про то, как он в прошлом году бродяжничал по Европе и какие там с ним случаи бывали. Слушать его было увлекательней, чем смотреть по телевизору "Клуб кинопутешествий". Человек видел мир не сквозь объектив кинокамеры и не из окна туристического автобуса, его рассказы вызывали волнующее томление: "Эх, плюнуть бы на все да пройтись по миру. Так и помрешь, не увидевши ничего".
Когда они шли от Виктора - Ухтину захотелось проводить Сашу до самого дома, - Саша рассказал сегодняшний случай с машиной (при Викторе почему-то не захотелось рассказывать) и спросил:
- Как ты думаешь, это просто случай или... что?
Ухтин задумался над вопросом, не сразу ответил. Поразмыслив, сказал:
- Тут надо смотреть изнутри, по собственной жизни. Я могу сказать, что это просто случай, но я же не знаю твоей жизни.
"А кто ее знает? - подумал Саша. - И когда ее знать? Ухтину хорошо рассуждать, у него времени свободного много. А мне завтра опять на службу, черт бы ее побрал! И напиться уже не успеешь", - вспомнил он о бутылке в холодильнике.
- Слышь, Игорь, может, зайдешь ко мне? По рюмочке, а? У меня водка хорошая есть, у одного торгаша... покупаю.
- А тетрадка у тебя есть? - спросил неожиданно Ухтин.
- Какая тетрадка?
- Какая-нибудь... Я, когда не спится, рисовать люблю. Тетрадка у меня закончилась.
- Пойдем посмотрим...
- Нет. Я здесь подожду.
Саша принес ему тетрадку. Ухтин положил ее за пазуху и попрощался.
- Так ты где ночевать-то будешь?
- Есть одно место...
Саша еще какое-то время смотрел ему вслед, недоумевая. Ухтину под ноги попалась пластиковая бутылка, и он погнал ее, играя, как в мяч, а издали, сквозь вихрящийся снег, казалось, что он танцует.
