Шломо Вульф - Гекуба
"Ну, не надо так. Все образуется, - привычно говорила Наташа в кабине лифта. Они поселились здесь восемь лет назад. Банки и маклеры ласково уговаривали их купить собственные квартиры. Ведь нелепо продолжать снимать чужие. И постоянно у всех возникали критические ситуации, когда они успокаивали друг друга точто так же, как сейчас это делала Наташа. - Надо просто перетерпеть период неудач, правда? Ты же знаешь, что все так или иначе, раньше или позже, образуется..." "Ты... права. Пора это все кончать, - закрывала за собой дверь Марина. - Прощай. Спасибо тебе за все..." "Прощай," - рассеянно ответила Наташа, входя в свою дверь.
Разговор тут же забылся на фоне навалившейся усталости. Она кивнула обернув-шемуся к ней мужу Жене, давно ставшему приложением к своему компьютеру, и прошла в ванну.
В зеркале отразилось не вечно оживленное лицо довольной хозяевами, обществом и жизнью служанки с благополучной виллы, а мгновенно постаревшая женщина на пределе отпущенных ей природой моральных и физических сил. Она провела руками по своим некогда густым стрельчатым бровям, приводившим мужчин в трепет, мельком отметила сохранившиеся пропорции своей некогда восхититель-ной фигуры и стала под душ. Холодная вода постепенно возвращала остаток сил, которых могло хватить только для того, чтобы пройти к своей кровати и лечь пластом хотя бы на час, после чего можно было заняться домашними делами.
Муж то стучал по клавишам, то кричал в телефон, страстно обсуждая политическ-ие баталии. Он был довольно известным русскоязычным журналистом правого направления, а потому имел скудное содержание, которое определял "русским" хозяин газеты. Эта зарплата не имела ничего общего с доходом в той же стране нормального, левого журналиста, пишущего, к тому же, на "приличном" языке. Пока Евгений Домбровский и его читатели горели гневом за поруганную израиль-скую честь, хозяин клал в свой банк прибыль от рекламы, занимавшей треть газе-ты, существующей только за счет внимания читателей к острым патриотическим статьям. Этому прямоходящему были до лампочки и левые и правые, честь и бес-честие страны своего нынешнего заработка. Рухни завтра эта газета вместе со страной, найдется другой бизнес на другой родине. Пока Домбровский был нужен для сохранения тиража, хозяин не позволял его выгнать, как того бурно требовали коллеги-журналисты и "русские" же депутаты с "левой" улицы после очередного скандального выступления.
"Представляешь, Наташенька, - вошел Женя в спальню, - арабский депутат Кнес-сета такой-то вчера заявил, что..."
Он не кончил. С соседнего балкона донесся отчаянный, какой-то нечеловечески тонкий, словно птичий или заячий, крик, и все сильнее загалдели внизу.
Страшное предчувствие кольнуло Наташу. Она рванула на балкон. На асфальте лицом вниз, раскинув голые ноги в безобразно задранной юбке, лежала женщина. Вокруг ее головы и тела быстро разрастались темные пятна. Рядом стоял фургон и толпились в недоумении грузчики. Мимо проплывали машины с равнодушными соотечественниками. Некоторые только усиливали в своих динамиках визгливую восточную музыку. Судебный исполнитель что-то возбужденно орал в мобильник. Из-за поворота с дикими воплями показался "амбуланс". Двое санитаров подняли похожее на мешок мертвое тело.
Несколько минут назад эту окровавленную тряпку звали Мариной, мечтавшей восстановить на исторической родине статус служанки, фатально утерянный за два месяца до момента истины. Несколько лет назад она же была теоретиком силовых сетей, активисткой ленинградского Сохнута. Скорая помощь увозила в морг очередного банкрота. Благодетель-банк, одаривший ее семью собственной квар-тирой, не прощал нарушения хоть на какое-то время правил игры...
К месту происшествия зигзагом, на подгибавшихся ногах, кусая руки, бежал от автобуса человек, который некогда, там, до возвращения его семьи на родину, считал себя мужчиной. Два месяца назад он "вышел на пенсию". Историческая родина положила ему в месяц половину выплаты за кредит банку за квартиру. Только вчера он с горькой улыбкой показал журналисту Домбровскому редкое по цинизму "Удостоверение почтения" от отдела поздравлений муниципалитета. "В связи с достижением "золотого возраста", - словно с другой планеты писали его благодетели, - желаем тебе от всего сердца хорошего здоровья, долгих лет и радостей жизни." И подпись аж самого мэра города! Это же какое он должен иметь сердце для такого послания такому адресату! И какова же, по его мнению, цена золота...
"Яша!! - едва не вывалилась туда же Наташа. - Подожди!! Я с тобой... А ты! - обернула она к мужу обезображенное яростью лицо. - Ты - оставайся здесь. Стучи очередную статью о благородстве твоего Израиля..."
С балкона Женя видел, как его жена присела на траву около рухнувшего ничком старика, охватившего узловатыми руками седую плешивую голову. Кто-то из зевак кричал в свой мобильник. Тот же "амбуланс" с теми же воплями на весь мир, задом мчался за еще одним обидчиком бедного доверчивого банка. Каждому свое. Время собирать камни... и как там далее в милостивейшем из миров...
Мысли перебил резкий звонок. "Евгений? - напористо кричал знакомый голос. - Шалом. Как там моя статья?" "Статья?" - Женя был в шоке от жуткого случая и не сразу понял, кто это и зачем. "Конечно! Неужели не подошла? Вы что? Это говорит Ури Бен-Цвит. Статья "Гримасы раиса". Вспомнили?" "Да-да, рассеянно проговорил Домбровский. - Как же... Очень остро и актуально, но я..." "Еще бы! - горел энтузиаст. - Я сомневаюсь, что кто-то из штата редакции посмел бы так смело написать. Пойдет в завтрашний номер?" "Я проверю и вам перезвоню, тов?" "Когда перезвоните? Я должен знать точно. Вы не представляете... - голос царапал обнаженные нервы даже когда Женя на вытянутой руке отодвинул от себя трубку: - Еврейское самосознание... право на обретение родины... пусть убираются в свои двадцать арабских стран... эту землю нам гарантировал Всевышний..."
Женя видел перед собой только кровавое пятно на асфальте под балконом.
Высокий голос человека с псевдонимом Бен-Цвит и с какой-то русской фамилией стучал в мозг уже изнутри, словно записанный на пленку и насильно включенный.
Марина проходила по другому ведомству, подумал он. Ей лично Всевышний ничего не гарантировал. А гарантии банка, как и всего общества - чек без покрыт-ия. Сколько еще на очереди летунов с таких балконов? Неблагодарные свиньи! Пусть все они убираются в страны исхода, которых еще больше, чем арабских. Германия - для немцев. Израиль - для израильтян. Евреи убирайтесь!.. У нас иное самосознание. Марина реализовала право на обретение своей земли... Квад-ратного метра асфальта под балконом.
Звонок снова полоснул по нервам.
"Евгений! Вы мне так и не ответили... - кричал разоблачитель. - У вас что, не в порядке телефон? Я не слышу ответа!"
"Она вам... она нам всем ответила... - пробормотал Женя. - На нашу доброту и нашу еврейскую солидарность..." "Кто?! - ужаснулся собеседник. Вы что-то перепутали! Никто не мог написать того, что написал я!! Если вы некомпетентны, то я звоню главному редактору... Вы меня слышите или не слышите, в конце концов!" "Даже Наташа ее не услышала..." "Ничего... ничего не понимаю... Это кто? Я звоню Евгению Домбровскому, а куда я попал?"
Я сам попал черт знает куда, продолжал Женя полемизировать с таким же абст-рактным патриотом, как он сам. Я попал туда, где евреи беспощадно и страстно убивают евреев, наперегонки с арабами... Вот о чем надо писать, а не о вполне предсказуемой бессовестности "партнеров по мирному процессу", понятной всем, кроме циничных демагогов, Вот где конец Израиля, а не по ту сторону "зеленой черты". Но у меня есть "лицо". И именно я породил этого Ури и тысячи других. Ни у кого из них никогда не было собственного политического опыта. Сегодня их политическое кредо - отголосок моей публицистики. Она им заменяет собственное зрение и слух. Вечный безработный Бен-Цвит, живущий на мизерное пособие, нашел отдушину в псевдо-политической деятельности. Пишет он очень хорошо, не хуже меня, причем даром - таким добровольцам и шекеля не начисляют. И читают его такие же соискатели пути бегства от повседневной мерзости и фатального разочарования. Откажи я этому человеку, с ним может произойти то же самое, что с Маришей...
"Ури, простите меня! - кинулся он к обиженно сопящей трубке. - Тут у меня на глазах только что..." "Теракт? - воспарил духом Бен-Цвит. - Что, прямо в нашем городе?" "Да. Теракт. Наглый и безнаказанный. Погибла замечательная женщина... А ваша статья..." "Я еду к вам!! Я соберу свидетельские показания! Его поймали? Его имя известно? Он с территорий или местный араб?" "Их не поймали. И не со-бирались ловить. Это местные. Евреи..." "Что?.." "Ваша статья выйдет завтра. Раису от наших с вами разоблачений мало не покажется. Израиль может спать спокойно. Шалом."
"Подождите! - взмолился Бен-Цвит. - Я не успел сказать вам свое мнение о вашей статье о демографической ситуации. Ваш подход совершенно неправильный! Сле-дует взять с арабок обязательство не беременеть после рождения второго ребенка. Иначе... террор палестинской матки... мы просто задохнемся от изобилия арабских младенцев, готовых немедленно стать взрослыми террористами..." Евгений сам задыхался от проникающей радиации этого жуткого энтузиазма. Его собеседника не зря боялись и избегали. Но это только убеждало его в собственной правоте. Спорить с ним было не просто бесполезно, но и физически невозможно: после нескольких минут вынужденного общения Домбровский неделями чувствовал себя опустошенным. На любой аргумент фанатик отвечал десятком своих, не имея иногда ни малейшего представления о предмете спора. У него была уникальная память, бесконечная эрудиция в любой области знаний и энергия ядерного котла, накопленная в спорах с еще незащищенными оппонентами. Но положить трубку было еще опаснее. Этот мог без всякой злобы, а из искреннего расположения к своему любимому коллеге, сказать главному, что милый Женя его недослушал, недопонял, а потому... Времени и сил без конца доставать любого у него было в избытке. "Так что вы предлагаете? - чудом уловил Евгений момент, когда Бен-Цвит набрал в необъятные легкие воздуху для очередной бесконечной тирады. - Я не прав. Что дальше?" "Как что дальше? Я хочу, чтобы мой любимый Женя всегда был прав! Чтобы в его замечательных статьях никогда не было таких нелепостей, которые губят его в глазах читателей. А потому, - он набрал воздуху раньше, чем Евгений успел что-то сказать, - а потому давайте мне все, что вы сочините. Страницу за страницей. Я все исправлю раньше, чем это попадет в газету, когда испеченный блин уже невозможно вернуть в состояние теста. Совершенно бесплатно! И под вашим именем будут выходить только отличные статьи! Вы согласны?" "Я на все согласен. Шалом..."
