Артем Веселый - Реки огненные
- На троицу подъявлялся тут Колька Галчонок, из-под Кронштадту чуть вырвался... По пьянке ухал, что вы с Махно ударяли?
- Боже упаси.
- Огонь в кулак, вонь по ветру.
Наверху языкнули две склянки. Невдалеке суденышко бодро отэхнулось: динь-нь-ом... динь-нь-ом... И еще бойким градом в лоток бухты зернисто посыпались дини-бомы. По палубе топоток-стукоток - команду выводили на справку, а по-солдатски сказать, на поверку.
- Бессонов?
- Есть!
- Лимасов?
- Есть!
- Кудряшов?
- Есть!
- Закроев?
- Есть!
- Яблочкин?
- Есть!
- Есть!
- Есть!
- Есть!
Гремела команда:
- Шапки на-деть! По своим местам бе-гом!
По палубе хлынул бег,
в парусиновую подвесную койку
укладывался корабль спать.
В Мишке сердце стукнуло,
в Ваньке сердце стукнуло,
враз стукнули мерзлые, отощалые
сердца.
- Кораблюха...
- Распиши, старик, как живете, чем дышите?
Подмоченный коньяком боцман морщился и вываливал новости:
- Живем весело, скучать недосуг. Работа одна отрада, одна утеха, а так ни на что не глядел бы... Назола, не жизнь... Моряков старых всего ничего осталось, как вихорем пораскидало..
На оторрвут... Все загребают в свои лапы эти камсалисты крупа...
Взгалдели:
- Ботай, чудило... Как же без нас-то?
- Мы в гвозде шляпка.
- То-то и оно, шляпки ноне не в почете.
Охнули,
ххакнули,
задермушились:
- Тузы, шестерки, винновы козыри...
- Старый моряк... Мы - девятый вал!
Мах рукой просмоленной, обугленной в солнечке.
- Девятый?.. А то идет десятый вал... Полундра! Все накроет, все захлестнет, партейная сила зубаста.
- Эдакого нагородишь...
- Силы - вагон, еще повоюем.
- Крышка, соколы, о прежнем времячке думать забудь.
Нонче куда ни повернись, в ячейку угодишь али в кружок...
И мне, старому дураку, кольцо в губу да в тарарам студию.
Чуть отыгрался. Ты, говорят, товарищ боцман, будешь вроде купца. Тьфу, мне ли в такие дела на старости лет...
- Ха-ха-ха, зашел Федочч!
- Дела-делишки...
- Бывалошно-то времячко любому сопляку припаял бы я неочередной наряд в галюн с рассеиваньем, а теперь - шалишь.
Как, да што, да на каком основании... Вызовет вахтенный какого-нибудь салагу, тот и начнет бубнить: "почему меня, а не другого? Это не так, да это не эдак..." Башку оторвать мало за такие разговорчики!
- Растурись, старик, огоньку бутылочку-другую, сосет...
Денежки у нас е, денежек подмолотили.
- Погазуем!
- Во вкус вошли?.. К фелынеру разя сунуться?
- Крой.
- Пистоны есть, на, держи!
Мишка выбросил на стол пучагу засаленных кредиток.
Горели, чадили сердца: бутылкой не зальешь, в море не утопишь... Куды тут... Широки сердца моряцкие, как баржи.
Убежал старик.
- Хха.
- Ххы.
- Во, как наши-то вырываются...
- Эдак.
Федотыч
с бутылками.
В стаканы разливал по-русски, всклень, через края расплескивал.
Рассказывал боцман такое:
- Осталось у нас после белых лодка с дыркой да челнок без дна... И наш корабушка по уши в воде торчал. Котлы были порваны, арматура снята, ржавчины на вершок, травой все проросло. Стук - приказ: "Товарищи, восстановить!" - "Есть!"
Какой разговор?.. Есть и отдирай. Взялись. Давай-давай! С чего взяться? Струменту нет, матерьялу нет, денег нет, хлеба мамалыжного цо полфунту в день... В трюмах вода, в рулевом вода, в кочегарке вода, клапаны порваны, отсеки разведены, ну, разруха на тыщу процентов... Качать воду надо. А как ее будешь качать, ежли турбины застонали? Удалые долго не думают, давай вручную мотать... паром. Гнали-гнали, гнали-гнали1 глаза на лоб лезут. Стой, конвой! Приходим ватагой до начальника комиссара. "Вам паек?" спрашивает он. "Паек..." - "Нет пайка, товарищи. Разруха, голод, красный ремонт, надо быть сознательными и так далее. Вот, говорит, вам махры по две осьмушки на рыло, а больше ничего сделать не могу. Скоро пришлют, говорит, из центра камсалистов на подмогу, а больше ничего сделать не могу". Закурили мы той самой махры, утерлись да и пошли.
Мишка с Ванькой слушали тяжело, тяжело рыгали, уперев глаза в пол.
Федотыч бегал по каюте, вязал слова в узлы:
- Разве ж когда вырывалось из моряцких рук хоть одно дело? Никогда сроду. По щепке склеили, по винту снесли, а сгрохали кораблюшку. Завод же опять помог, шибко помог.
Камса поддержала. Ребятишки, а старатели, цепки до дела, прокляты...
- Ты, что же, за лычком тянешься? - спросил Ванька.
- Лычко мне ни к чему, издыхать пора... И совсем тут не в лычке звук.
Подмокли,
рассолодели,
в руготне полоскались яро.
- Утята?
- Крупа, говоришь?
- Прямо сказать, пистоны. Никакого к тебе уваженья. Хозяевами себя чувствуют, хозяевами всего корабля, а может, и всей Расеи. Мы, гыт, принципияльно и категорически. Не подойди... Заглянул счас на полубак, там их полно. Кричат, ровно на пожаре. День в работе на ногах, ночью, глядишь, где бы отдохнуть, а они, сукины сыны, собранье за собраньем шпарют, ровно перебесились...
Старик помолчал, поморщился и добавил:
- Политика... И сколько она этого глупого народу перепортила, беды! Пей, ребятишки...
Мишка воткнул в старика тяжелый взгляд:
- Ах, Федочч, рыжа голова...
И Ванька посмотрел на старика быковато:
- Из старой команды остался кто?
- Есть, есть... Ефимка подлец, сигнальщик Лаврушка, шкипер Лексей Фонасич, коком йсе Алешка Костылев, да теперь, слышно, на берег его списывают за хорошие дела.
- Чем они дышат?
- Ефимка в ячейку подался, а эти вола валяют, дела не делают и от дела не бегают.
Боцман, по старой привычке, поймал горсть мух, выжал в стакан, долил горючим и уркнул одним духом.
На стрежне
заиграли сердца
блестко.
- Не пофартит, так всей коллегией гайда в Уманыцину гулять!
- Натуральная воля и простор широких горизонтов.
Старик в скул:
- Нет, годки, я свое отгулял. Убежало мое времячко, на конях не заворотишь... Судьба, верно, мне сдохнуть тут.
- Завей слезу веревочкой... Ноги запляшут...
Мишка, захлебываясь пьяной икотой, оживлял в памяти переплытые радости:
- Жизня дороже дорогова... Пьянку мы пили, как лошади.
Денег - бугры! Залетишь в хутор - разливное море: стрельба, крик, буй, кровь, драка... Хаты в огне! Хутор в огне! Сердце в огне! Цапай хохлушку любую на выбор и всю ночь ею восхищайся!
- И сахар, и калач?
- Уу, не накажи бог.
- Церковь увидишь, и счас снарядом по башке щелк.
- Да, церкви мы били, как бутылки.
- Впереди жизни бежали, так бежали - чоботы с ног сваливались.
Ой, яблочко
Да с листочками,
Идет Махно
Да с сыночками...
Дробно чечетку рванул Ванька.
Замахал старик рукавами, зашипел:
- Тишша... На грех старпом услышит, загрызет.
- Качали мы его. Какой-нибудь интеллигент из деревенской жизни.
Федотыч заспорил:
- Ну, нет. Он хотя и не горловой, а в службе строгость обожает. Дисциплинка у них на ять. Камсалисты, понятно, крупа крупой и в работах еще не совсем сручны, но и счас уж койкому из стариков пить дадут. Хванц... Ругаться им по декрету не полагается, это зря. Без ругани какой моряк? Слякоть одна, телята...
- А мы в замазке остаемся?
- Зашло паше за ваше...
Сидели Мишка с Ванькой на столе, и все в них и на них играло, плясало. Плясали, метались глаза. Дергались вертляво головы. Прыгали плечи. Скакали пальцы в бешеном галопе.
Трепыхались руки, как вывихнутые. Убегали и скользили копыта. В судороге смеялись, радовались, едко сердились горячие губы, торопливо ползали юркие уши. Зудкая ловкость, узловатая хваткость, разбитые в нет ботинки, вихрастые лохмы, язык в жарком вьюхре...
Все в них и на них орало:
Скорей,
скорей,
даешь!
Старик свое дугой выгибал:
- Как-то с весны ходили мы в море котлы пробовать. Ночь накрыла, буря ударила. Закачало, затрепало нас. Авралила молодежь. Ребячьи руки, а было чему подивиться. Клещи! Бегали по команде, ровно гайки по нарезу... Годик-другой, и морячки из них выйдут за первый сорт.
Беспокойно зашебутились дружки:
- Заткнись, за лычком тянешься.
- Крутись не крутись, в комиссары не выпрыгнешь.
Закостерился боцмаш
- Растуды вашу, сюды вашу, чего хорохоритесь?
- А мы тебе жлобье, што ль?
- Нашел чудаков!
Ванька плеснул старику на лысину опивками кофейной гущи.
Мишка заржал и
в сон, как в теплое тухлое озеро.
5
Из койки боцман вывалился рано и отправился в обычный утренний обход. Легким шагом топтал кубрик, жилую палубу.
На все кидал зоркий хозяйский глаз. Проверил вахту, зевнул в утро, мелким крестом захомутал волосатый рот и пошел к портному Ефимке за утюгом.
Умывался Федотыч с душистым мылом, старательно утюжил суконные шкеры: к капитану, а по-советски сказать, к командиру собирался.
Ванька валялся на полу,
поднял Ванька хриплую голову.
- Брось, Федочч, до дыр протрешь... Кха-кха!.. Достал бы ты лучше похмельки.
