Г Демыкина - Алошка
- Что было, то уже было, - сказала мама своим обычным голосом.
Но я понял, я сразу догадался - это началась мамина сказка.
МАМИНА СКАЗКА
Что было, то уже было,
Чего не было, то еще будет.
В одном далеком городе
Сговорились люди:
Каждый делает,
Что ему нравится.
Кто хочет - на улице кувыркается,
Кто хочет - хохочет,
Кто хочет - топочет.
И многие стали шуметь даже ночью.
А те, которым хотелось спать, Начали их унимать:
- Тише! Тише! Тише!
Не пой!
Не шуми!
Не играй!
Иначе запрячем в сарай.
В темный сарай с мышами,
Сторожить его будем мы сами!
* * *
И вот уж весь город не спит,
Двигается,
Шумит.
В городе ночи нет,
В городе ночью свет.
Для поддержания тишины
Ходят специальные крикуны:
- Кому перековать звонкий голосок:
На тихий басок?!
Идут крикуны улицей ночной,
Следят за тишиной:
- Люди, когда вы спите,
Матрацами не скрипите!
Тромбоны и барабаны
Убрать в чемоданы!
Летучие мыши,
Летайте тише,
Следите за пешими мышами,
Чтоб не шуршали ушами!
Тише!
Идут крикуны вдоль улиц ночных,
Никому не укрыться от них:
Чуть зазвонит трамвай,
Сразу: - А ну, давай!
И тащат его в сарай!
А трамвай-то трамваится,
Упирается,
Цепляется за провода:
"Не пойду никуда!"
Лошадь стукнет подковой.
Готово:
Тащат ее в сарай.
А она с перепугу: "Му-у-у!
Почему-у-у?!"
Ей кричат:
- Ты не думаешь о тишине!
А она им:
"Топнула я во сне,
Как вышло, сама не пойму!
И опять по ошибке: - Му-у!"
Крикуны с мычащей лошадью
Скрываются где-то за площадью.
Но выходят новые крикуны:
- Люди, смотрите тихие сны!
Мама засмеялась, наклонилась ко мне и поцеловала:
- И ты, сынок, смотри тихие сны...
- А дальше, мамочка, - попросил я.
Но мама приложила палец к губам:
- Тише! Тетю Веру разбудишь, - и на цыпочках вышла из комнаты. И свет погасила.
Я приоткрыл штору. На улице было совсем темно. А откуда-то издалека доносилось: динь-динь-динь!
Это бегал по городу мой Алошка. Он все еще хотел прогнать ночь своим серебряным колокольчиком.
Я спустил ноги с кровати, побыстрее оделся и тихонечко вышел на улицу.
Я СПАСАЮ АЛОШКУ
На улице никого не было. Холодный ветер дул на лужи, будто сдувал с них пенку, фонари качались. И желтые круги от фонарей на асфальте тоже качались. И где-то очень далеко звенел звоночек - Алошкин серебряный колокольчик.
"Надо скорее разыскать его и притащить домой!" - подумал я про Алошку. Вдруг мимо меня прошагал в огромных, может быть, даже в семимильных, сапогах добрый молодец Иван Иваныч. Он крутил свои рыжие усы и разбойно пел тети Верину песню:
Тары-бары-бум-бум,
В старых дырах шум, шум.
В старых дырах,
В старых норах
Шум и шорох,
Шум и шорох...
И я сразу понял: он шел выполнять тети Верино задание. Меня он даже не заметил.
Вот прошел Иван Иваныч мимо большого желтого дома с балконами, мимо детского сада, где в окнах флажки и игрушки, мимо деревьев, мимо магазина с синей вывеской... И пропал за углом.
Иван Иваныч смотрел вверх. Он, наверно, думал - это кто-то большой звонит, тете Вере спать не дает.
Он думал, кто-то большой, а это вовсе не большой. И я стал смотреть вниз: я знаю, куда смотреть.
Прошмыгнула кошка по мостовой. Я загляделся на нее, а меня в ногу кто-то - толк-толк.
- Алошка?!
Нет, это толстый голубь. Он просто шел пешком.
- Где ты, Алошка?
Я завернул за угол. Там по тротуару вперед-назад ходил добрый молодец Иван Иваныч в своих семимильных сапогах. И все распевал:
Тары-бары-бум-бум,
В старых дьфах шум, шум...
Вдруг рядом ОЧЕНЬ ГРОМКО ЗАЗВОНИЛО. Иван Иваныча не стало слышно.
Прямо навстречу доброму молодцу бежал Алошка.
А на улице - никого. А фонари горят.
Что делать?
Я как подпрыгну! Как побегу!
Как обгоню доброго молодца Иван Иваныча.
И схватил Алошку.
А он из кулака вывертывается. И тут меня нагнал Иван Иваныч.
- Ах ты удалец-сорванец, кого поймал-изловил? - Это Иван Иваныч спрашивает.
- Я птичку изловил, - говорю.
- Почто не щебечет?
- У нее крылышко болит, - говорю.
- Почто не полечишь?
- Я, - говорю, - дома вылечу.
- Ну ладно, - сказал Иван Иваныч, - Передай низкий поклон Вере Акимовне.
- Передам, - сказал я и побежал изо всех сил с Алошкой к нашему дому.
А он притих в кулаке, как воробышек. Разжал я пальцы, поглядел: а он спит. Устал, наверно. Набегался.
- Эй, Алошка!
- Ну что? - И глазки открыл.
- Это ведь тебя Иван Иваныч искал. Знаешь, как я за тебя испугался.
Он сел на моей ладони и колокольчик рядом поставил. Ножки вытянул, ручками за мой большой палец ухватился: ручки холодные.
- Апчхи! - А потом говорит: - ЧиХОчиЧУ чиДОчиМОЙ!
- Что?.. Что?
- Домой, - говорит, - хочу. Замерз. Вот что.
- А зачем ты так говоришь: "Чи-чи, чи-чи"?
- А это мой тайный язык.
- А меня научишь?
- ЧиНАчиУчиЧу! Научу!
Я накрыл его другой рукой, чтоб теплее было.
- Давай-ка я тебя побаюкаю. - И я запел, как моя бабушка поет:
Спи-тко, усни,
Мое дитятко,
Спи-тко, усни
Малешенько.
Бай да люли!
Бай да люли!
А он там, в руке, тихонько засмеялся и ногой по звоночку - бум! - но не очень громко. Так мы и пришли домой.
ТЕТЯ ВЕРА ЗАСКУЧАЛА
Динь-дон, дон-динь, динь-дон, дань! Наступил новый день. Алошка еще спит в своей маленькой кроватке. А я хожу на цыпочках, чтоб его не разбудить.
Мама ушла на работу, бабушка - в магазин. А тетя Вера никуда не уходит. Вот никуда не уходит! Села у окна и стала громко-громко скучать.
- Ой, я бедная девица, Вера Акимовна - сказала тетя Вера. И вздохнула. - Какая у меня на сердце тоскакручина. Ой! Ни словами сказать, ни пером описать. Никто, ну никто меня больше в кино не зовет. Видать, никому не нужна красота моя ужасная.
Тетя Вера отошла от окна, включила пылесос и так махнула железной трубкой, что пыль столбом.
- Эх! - крикнула тетя Вера. - Сива-грива растрах - нется, тоска распадется. Уходи, - говорит, - не мешайся здесь. Видишь, я уборку делаю.
И я скорее побежал к домику, к моему хорошему Алошке.
- Алошка, - крикнул я в самое оконце, - выходи!
А он не ответил.
- ЧиАчиЛОчиШКА! - позвал я его на нашем тайном языке. И вдруг тихонечко из-под стола что-то пискнуло.
Я поскорее полез под стол и там, в самом уголочке, нашел Алошку Он был весь в пыли: и волосы, и рубашка, и штанишки А нос прямо черный.
- Ты что гам делал, дурачок? - спросил я.
- Тес! - зашептал Алошка. - Когда тетя Вера машет этой штукой, я всегда прячусь: а вдруг и меня затянет?!
Я поставил Алошку на стол, он стряхнул со штанишек пыль.
- А ну-ка пошли мыться, - сказал я.
- ЧиНЕ чиХочиЧУ! - закричал Алошка и как спрыгнет на пол. И побежал.
Но я сразу догнал и потащил его, чумазого в ванную...
И пока я его тер, мыл, полоскал, Алошка, не переставая, пищал: "ЧиНЕ чиХОчиЧУ! ЧиНЕ чиХОчиЧУ!.."
- Не плачь, Алошенька, - сказал я. - Меня тетя Вера еще не так мочалкой натирает.
Алошка перестал плакать. Он залез ко мне на плечо и погладил ухо. Но тут опять по квартире разнеслось тети Верино пенье-скучанье:
О, где ты? Где ты, добрый молодец Иван Иваныч?
Целый день ты на счетах пощелкиваешь,
Уж скорей бы ты вышел на пенсию!
У Алошки руки задрожали, он отпустил мое ухо.
- Слышал? - спросил я.
- Ата, - сказал Алошка.
- Это еще что, - похвалился я. - А когда тетя Вера меня ругает, так на соседней улице слышно.
- Она сердитая, - сказал Алошка.
- Тес! Она... - прошептал я, - злая волшебница.
- Настоящая?! - удивился Алошка. И спросил шепотом: - А что она может сделать?
- Что хочешь. Может волка и медведя позвать. Они тебя за бочок схватят.
- Я не хочу, - сказал Алошка и задумался. А потом и говорит: - Ведь как хорошо нам было, когда тетя Вера ходила в кино. У нас пир горой был.
- Верно, - говорю.
- А что ж она так редко ходит? - спрашивает Алошка.
- Добрый молодец Иван Иваныч не зовет.
- Почему не зовет?
- Наверно, работы у него много.
А тетя Вера точно услышала и запела-заголосила:
Что ж ты, добрый молодец,
Все на счетах пощелкиваешь,
В гости к нам не захаживаешь?
Никто здесь меня понимать - не понимает.
А ты, Иван Иваныч,
Из чужой квартиры,
С третьего этажа.
А понимать - понимаешь.
Ох, скорей бы ты вышел на пенсию!..
- А может, правда, - прошептал Алошка. - Пускай Иван Иваныч выйдет на пенсию.
И он спрыгнул на пол и побежал к двери.
- Куда ты, Алошка?!
- К Иван Иванычу на работу.
- Подожди! - остановил я его и повязал Алошке на шею тети Верину голубую ленту.
Сразу Алошка сделался голубой и красивый.
НО СЛУЧИЛАСЬ БЕДА
Только Алошка выбежал на улицу, как подул холодный ветер.
Ветер закружил и поднял Алошку высоко-высоко над улицей, над домами, над городом. Алошка испугался и зазвонил в серебряный колокольчик. А все, кто был внизу, удивлялись:
