Николай Никитин - Это было в Коканде
- Эта автономия не для баев и буржуев, а народу! - кричал Сашка. Теперь - басмачам крышка!
- Неизвестно, - сказал Жарковский.
- Газету читай! - перебил его Лихолетов.
- Газета - газетой, - равнодушно заметил Жарковский и случайно увидел Хамдама. Он улыбнулся, узнав его. Хамдам тоже улыбнулся ему в ответ. Знакомый? - сказал он Хамдаму.
- Знакомый, - засмеялся в ответ Хамдам.
- Слышал, что мы говорили?
- Нет.
- Будете вы теперь драться или не будете? Автономия объявлена.
Хамдам из осторожности признался, что сейчас драться незачем. Про себя же он думал иначе...
Сашка торжествовал над Жарковским:
- Вот! Все споришь, умник! Пожалуйста! Теперь конец басмачам. Если уж Хамдам признался - значит, это правильно.
Проговорив это, Сашка пальцем указал на Хамдама, и Хамдам теперь улыбнулся Лихолетову. Жарковский пожал плечами, почесал себе ладони и отошел в сторону.
Из соседней комнаты вышел Синьков, начальник гауптвахты, горбун, щеголь, бывший певчий. Желая стать повыше, он нарочно заказывал к своим сапогам каблуки особого фасона, дамские.
- Кто здесь Хаджи Хамдам? - выкрикнул он, легко перекрывая своим певучим голосом крик и споры, наполнявшие канцелярию.
- Я, - ответил Хамдам и встал.
Синьков обшарил его глазами, покосился на свои сверкающие голенища и локтем толкнул дверь:
- Сюда! - сказал он. - В Особую комиссию.
Хамдам очутился в большой прохладной сводчатой комнате. За столом сидел молодой джадид в европейской одежде, худой, точно мальчик, очень красивый, бледный, длинноволосый, с тяжелым маузером в деревянной кобуре. Он курил папиросу и что-то настойчиво шептал своему соседу. Хамдам в соседе узнал Блинова. Он сразу вспомнил бой у железнодорожной будки, потом поездку в Андархан, вечер в Андархане, похороны Аввакумова и покраснел.
За столом сидели еще несколько русских и узбеков - одни в военной форме, другие в штатском, в русской одежде, третьи в халатах. Видимо, члены комиссии ждали конца этих перешептываний.
"Моя участь решается", - догадался Хамдам и тут же почувствовал, что джадид - за него, а Блинов - против.
Джадид внимательно взглянул в глаза Хамдаму и сказал русскому:
- Я сейчас спрошу его. - И перешел на узбекскую речь. - Хамдам, хочешь служить советской власти?
Хамдам молчал. Все спуталось в голове Хамдама. Тонкие губы джадида хотели помочь ему. Но Хамдам испугался: "Знает ли джадид, с кем он имеет дело?"
- Хочешь? - спросил джадид еще раз.
Хамдам покачал головой. Джадид повторил свой вопрос иначе, как бы наставляя и успокаивая Хамдама.
- Если время не мирится с тобой, Хамдам, - сказал он, - ты помирись с временем!
Хамдам склонил голову. Блинов упомянул Юсупа. Джадид удивленно посмотрел на Блинова и опять что-то зашептал. Хамдам стоял шагах в пяти от стола, не все слова долетали до него, да он и не понимал русской речи, если говорили быстро. В конце концов спорящие на чем-то сошлись, и джадид снова обратился к Хамдаму.
- Мы тебе даем поручение поехать по кишлакам, выкачать огнестрельное оружие, - сказал он. - Я знаю, оно спрятано там у баев и басмачей, и тебе, более чем кому другому, известны эти места. Будешь упрямиться - погибнешь. Поверишь мне - хорошо будет. Меня зовут Карим Иманов. Я приехал из Ташкента. Ты еще услышишь обо мне.
Хамдам заволновался. Голос джадида был тих, как шелест листьев. Казалось, что он говорит только с Хамдамом.
- Ты друг Иргашу? - снова спросил его джадид.
- Нет, - ответил Хамдам и покраснел.
- Да, да... - пробормотал джадид, как будто что-то вспомнив. - Но разве ты не участвовал вместе с ним в восстании?
- Нет, - отрекся Хамдам и, чтобы подтвердить это, добавил: - Разве вы не знаете, что не я разобрал рельсы на Ташкентской дороге?
О резне, устроенной им в Коканде, он умолчал. Подумав, он сказал:
- Я ведь покинул Иргаша. Я сразу раскусил этого хана.
Джадид улыбнулся и заторопился, как бы желая скорее кончить дело.
- Хорошо, - сказал он. - Советская власть хочет мира со всеми. Поэтому мы говорим тебе: пойди к Иргашу и скажи ему, пусть он тоже сдаст оружие! Согласен ты или не согласен? Да или нет? Я тебя спрашиваю в третий раз.
"Неужели об этом говорила еврейка?" - подумал Хамдам. Он был окончательно сбит столку. "Судьба", - решил он и заявил о своем согласии.
Он почувствовал что-то тяжкое в этом решении, но идти назад, отказываться было уже поздно. "Да, пожалуй, и не стоит отказываться!" решил он.
Члены комиссии опять пошептались, после чего джадид сказал ему:
- Ну иди! Тебя выпустят.
Хамдам поклонился и вышел. Несмотря на полученную свободу, выходя из комиссии, он не ощутил радости в своем сердце. "Случилось что-то странное, - подумал он. - Но что? Об этом я узнаю позже".
3
Через полчаса Блинов вызвал к себе Юсупа и рассказал ему о предстоящей поездке с Хамдамом.
Блинову пришлось повозиться с Юсупом. Юсуп не понимал освобождения Хамдама, и Блинов доказывал ему, что без освобождения коренных, местных людей нельзя сейчас справиться с басмачами. Юсуп соглашался с этим, но все-таки настаивал на своем.
- Зря освободили Хамдама! - сказал он.
- Я тебя понимаю, - говорил Блинов.
Втайне он тоже был согласен с Юсупом, но его так убедили в комиссии, в особенности этот джадид, так напугали особенными свойствами всей местной обстановки, что он поддался на уговоры и сейчас, убеждая Юсупа, как бы вторично убеждал самого себя.
- Ты понимаешь, что никто, как Хамдам, не знает всех ваших людей, говорил он Юсупу. - А я здесь - вообще пугало в огороде. Надо иметь своих людей. Постепенно мы их привлечем на свою сторону.
- Но ведь в кишлаке Хамдама убили нашего Макарыча, - горячо сказал Юсуп.
- Ну, уж в этом-то Хамдам неповинен! Ведь Хамдам был у нас под замком! Ну и довольно! - сказал Блинов.
Он не любил долго разговаривать. Отпуская Юсупа, он поручил ему приглядывать за Хамдамом.
- Все-таки за ним нужен глаз да глаз! - говорил он. - Понятно? Чуть что - приезжай в Коканд! Понял?
- Понял.
- Макарыч тебя любил. Ну, и я тебя буду любить, Юсуп. Ты смотри, какое ответственное дело я тебе поручаю! Понимаешь ли это?
- Понимаю.
- Да ты только не спорь с Хамдамом! Держись в сторонке, секретно. А то меня оконфузишь. Собьешь всю мою политику. Ясно ли тебе?
- Ясно, начальник, - сказал Юсуп.
Юсупу уже не терпелось сорваться с места, он уже желал ехать как можно скорей. Окончив беседу, он побежал в эскадронную конюшню. Его лошадь заболела, и Юсупу дали замену.
Замена не понравилась ему. Лошадка действительно оказалась неважной. Старый донской конь припадал на передние ноги.
- Не надо мне такую лошадь, - гордо сказал Юсуп. - Я возьму Грошика.
- Грошика? Ишь ты! - засмеялись конюхи. - А это видел? - Они показали Юсупу фигу.
Юсуп закричал на них:
- Вы мошенники! Вы Грошика все время держите в стойле. Погубите Грошика. Отдайте мне Грошика.
Нияз, лучший из конюхов, сказал ему:
- Не кричи зря, Юсуп. Достань записку от Блинова - я выдам тебе жеребца.
Юсуп снова побежал к Блинову. Блинов долго упрямился и слышать ни о чем не хотел, но Юсуп все-таки сумел его убедить. Блинов смягчился.
- Ладно, - сказал он. - Но только на время, предупреждаю тебя. Хозяина у Грошика не будет.
- Конечно, на время. На время, начальник. Лошадь портится! - радостно забормотал Юсуп. - Грошику надо бегать. Бегать надо. Человек стоит плохо, лошадь стоит - совсем плохо.
Пока Блинов писал записку, Юсуп сомневался и нервничал. Ему казалось, что в последнюю минуту Блинов может передумать. Юсуп терся у стола, вздыхал, потел, а когда увидел, что записка хотя и написана, но Блинов ее все-таки перечитывает, у него упало сердце. "Нет, не даст, - подумал он, не даст. Сейчас все скомкает, бросит, и я останусь без Грошика".
Блинов поставил число. Еще раз внимательно посмотрел на бумажку. Юсуп томился. Ему хотелось вырвать из рук Блинова этот клочок бумаги и унестись с ним отсюда. Он дрожал от нетерпения. Блинов все делал очень медленно. Поискал ключ. Отпер ящик письменного стола. Достал оттуда печать, подышал на нее. "Вот возится!" - думал Юсуп.
И когда наконец Блинов протянул ему свою записку, Юсуп почувствовал, что спина, лоб и руки у него мокрые от испарины. Крепко зажав в кулак полученное, ни слова не говоря Блинову, Юсуп опрометью выбежал из кабинета. А в коридоре он даже подпрыгнул, и часовые удивленно посмотрели на него.
4
В полдень Хамдам и Юсуп выехали вместе из Кокандской крепости.
За пазухой Хамдам вез мандат, написанный по-узбекски и по-русски. Ослепительное солнце висело над раскаленной Урдой. Дворец стоял как изваяние. Сейчас Хамдаму было уже не до солнца и не до всего этого великолепия; нервничая, Хамдам дал шенкеля. Конь бешено бросился вперед, унося Хамдама из Коканда.
Юсуп, не отставая, следовал за ним на Грошике. Грошик сперва капризничал и не сразу входил в галоп, сопротивлялся, но потом всадник показался ему удобным. Грошик брезгливо фыркнул и покорился.
