Андрей Зарин - Кровавый пир
Лукоперов сидел, словно ошеломленный. Все душевное довольство трех дней исчезло сразу.
— Куда убег? — сказал он растерянно.
— Куда? — сердито повторил воевода. — Известно, к разбойникам. У них, у воров, один Стенька Разин теперь в голове.
Но волнения утра не окончились на этом. Воевода сходил по делу в приказ и вернулся оттуда бледнее холста.
— Уф! — воскликнул он, хлопаясь на лавку. — Дождались! Оська, меду!
— Чего? — испуганно спросил Лукоперов.
— Вора, милостивец! Вора окаянного, Стеньку Разина, Иван Федорович свет!
— Али близко?
— Суди сам, государь, — жадно выпивая стопу меду, ответил воевода. — Царицын взяли, Камышин взяли, на Астрахань пошли! А народ, слышь, холопы везде шумят. Чаво! — махнул он рукою. — Слышь, стрельцов на Волге разбили, что намеднясь мимо нас из Москвы в Астрахань плыли! Ох, горе мое! — и он схватился за голову.
Лукоперов поспешно встал.
— Ну, прости, Кузьма Степанович! Теперь и не держи меня. Я домой!
— С Богом! — ответил воевода и встал. — Да что домой! Ты домой-то домой, а там соберика-ка все животы да к нам. Смотри, скоро сюда будут воры-то! Я пошлю с оповесткою везде окрест. Пусть народ скликают. Придешь ты с холопами, другие — ан и оборониться можем! А то вы там вразброд. Всех перебьют! Ну, помоги тебе Бог, а мне теперя хлопот да хлопот!
Лукоперов крепко поцеловался с воеводою и вихрем помчался домой. Слуги едва поспевали за ним и дивились его прыти.
Он приехал домой и сейчас позвал к себе в горницу сына.
— Управился, батюшка, с Ваською?
Лукоперов махнул рукою:
— Воевода ему еще сто отсыпал да в стрельцы записал…
— Вот так важно! — засмеялся Сергей.
— Да ты слушай! А он, песий сын, убег, одного стрельца саблей зарубил, на коня вскочил да и сгинул!
— Куда?
— А куда? Теперь думает воевода, что к разбойникам, к самому Стеньке Разину, и тот Стенька Разин…
— Знаю, Прилуков сказывал.
— Ничего не знаешь! Тот Стенька Разин на Волгу-то вернулся, Царицын да Камышин взял, царское войско разбил, теперь на Астрахань идут, а кругом смута.
— Да ну?
— Вот тебе и ну! Надо умом раскинуть! — Лукоперов взмахнул руками и тревожно забегал по горнице.
Сергей молча следил за отцом, не понимая, чего тот волнуется. Разбойники! Мало ли их! Чего им-то за дело?
Лукоперов остановился против сына.
— Воевода говорит, в город переезжать. В осадный дом! Неравно, говорит, что будет. Здесь мы вразброд, а там все вместях будем. Защитимся со своими холопишками!
Сергей потряс головою.
— Пустое! — ответил он. — Это воевода со страху, чтобы спать спокойнее. Виданное ли дело, чтобы разбойники нашу усадьбу разбили? Двести холопов во дворе да псы!..
— Дурень! Сказывал тебе, что Царицын взяли, Камышин, государевых стрельцов побили!
— Ну и пусть! А нам животы не след бросать! — твердо решил Сергей и прибавил: — Пождем. Там видно будет!
— Напужал меня воевода очень. Трясусь весь!
— То-то и есть! А что Васька сбежал, опять — нам что! Поймают, на кол посадят! Ты ей-то скажи!
— Кому? — не понял отец.
— Да Наталье-то! Услышит, одумается…
— И то, и то! — согласился отец. — Ишь ведь, чертов сын, совсем сбил голубку нашу!
— Пожди! Выйдет за князя, вся дурь вон уйдет. А уж и полюбил он ее!
Лицо старика озарилось улыбкою:
— Что говорить: царю впору, не токмо князю, краля!
На другой день рано утром он позвал Ермила.
— Слушай, ты! — сказал он ему. — Теперь, друже, держись! Слышь, вор объявился, за холопов, слышь, заступник. Всех противу дворян да бояр мутит. Так ты следи! Коли кто поведет супротивные речи, сейчас до меня доводи. Да еще воевода сказывал, нищие, калики перехожие, бродят да прелестные речи говорят. Так ежели соследишь таких, сейчас вяжи и опять до меня доводи! Тебя-то холопы не жалуют, — прибавил он, — так, гляди, первого убьют! За свою шкуру оберегайся!..
Ермил поклонился:
— Дослежу, государь!
— То-то! И бабы коли ежели язык распустят, повадки не давай.
— Не сумлевайся! — ответил Ермил, и по его осанке было видно, что от него холопы повадки не увидят.
III
Несомненно, что-то произошло. Зараза незримо носилась в воздухе и мутила холопские умы. Не было ничего осязательного, ясного, что можно было бы услышать или увидеть, но тем не менее всеми чувствовалось на дворе Лукоперова, да и на дворах прочих помещиков, что наступает канун чего-то. Чувствовалось это не только Ермилом, который всегда находился среди холопов, но и стариком Лукоперовым, и даже всегда беспечным Сергеем.
— Ох, и идет беда какая-то! — вздыхал старик. — Говорю тебе, Сережа, уйдем в Саратов!
— Это воевода наговорил тебе, тебе и чудится! — успокаивал его Сергей, а сам смутно чувствовал тревожное беспокойство.
Говорит он с Первунком или Мухой, стоят они перед ним без шлыков, отвечают: "Слушаю, государь", а Сергей видит в то же время на лицах их что-то едва уловимое, какие-то тени, какие-то быстрые, как молния, взгляды, которое заставляют его вспыхивать, как зарницу, и кричать на своих прежних любимцев:
— Смотри ты, волчья сыть, на уме про себя что-то держишь! Так я дурь твою батогом выбью…
— А што, Ермил, ничего такого нету? — тревожно спрашивал старик Лукоперов своего верного слугу. Тот угрюмо хмурился:
— Да пока ничего, милостивец, а тольки…
— Что? Говори!
— Так, — замялся Ермил, — будто и неладно. Есть у них на уме что-то, есть!
— Да ты примечал что-либо? — допытывался Лукоперов.
— Примечать будто и не примечал, а так!.. Кучками это сойдутся и шу-шу-шу. Я к ним, а они и врозь! Вчерась это Петруньку батогом ударил, а ен: ты, гыт, не очень! Я его еще…
Лукоперов крутил головою.
— Нечего Сергея Ивановича слухать, беспременно надо в Саратов ехать! — решил он, а потом, успокоенный Сергеем, снова откладывал свой отъезд.
А тревога все росла. Невидимо и неведомо она перенеслась и в терем Натальи, все еще сидевшей взаперти. С каким-то странным, испуганно-таинственным лицом стала появляться в ее светелке Паша и молчаливо вздыхала так усердно, словно банный котел.
— Паша, что приключилось? — спрашивала тревожно Наташа, каждую минуту ожидая страшных вестей о Василье.
Паша только крутила головою и однажды наконец проговорилась;
— Слышь, боярышня, наши холопы что поговаривают…
— Что?
— Быдто идет сюда страшный атаман Степан Тимофеевич и всем нам, людникам, будет волю давать, а господ, бояр да воевод вешать!
— Что ты? — воскликнула Наташа. — Да виданное ли это дело! Пугаешь, Паша.
— Вот те крест! — перекрестилась Паша. — Бают, он уж по всей Волге так сделал, теперь к нам идет.
Наташа поняла только, что приближается что-то страшное:
— К нам придет, что же будет?
— А уж не знаю, боярышня! Слышь, батюшка твой хочет на Саратов ехать, а Еремейка говорит: пущай!
— Еремейка? Дедушка?
Паша кивнула:
— Ен и про Степана Тимофеевича говорил. Всему голова!
Наташа усмехнулась и успокоилась:
— Коли дедушка тамо, так и бояться, Паша, нечего. Он как Божий человек. От него худа не будет!
— Да нешто я за себя! — воскликнула Паша и сразу примолкла.
Среди челяди Лукоперовых происходило брожение. Занесли к ней вести о Стеньке Разине нищие, калики перехожие, которые зашли на двор Лукоперова во время его отлучки в Саратов. Эти нищие рассказывали, что взяты Царицын и Камышин, что воеводы перебиты, а бывшие холопы да кабальные все вольными казаками стали и господское добро промеж себя поделили.
Жадно слушали их холопы, и глаза их разгорались, а нищие говорили:
— Это наш батюшка Степан Тимофеевич свет, и всем от него радость великая. Раскрываются тюрьмы, и колодники свет Божий видят, с правежа люди отдыхают, распрямляется спина холопская, поднимается голытьба. Всем роздых. Горе тем, кто нас, бедных, забижал! Не жалеет их наш батюшка. Всем честь одна — виселица высокая да кол осиновый!
— А когда к нам придет?
— А чего ждать вам? Бросьте дворы да идите к нему в Камышин, к батюшке! Он всех обласкает!
И в ту же ночь они скрылись. И вдруг появился Еремейка и стал душою челяди.
— Верно это все они говорили, — сказал он, сверкая из-под нависших бровей впалыми глазами, — пришел для бояр час расплаты за все худо, что вам делали. Идет избавитель ваш, Степан Тимофеевич! Только вы, други, пождите еще малость. Не время теперь! Бояре сами потише станут до поры, а тут он подойдет. Скоро! А ежели вы сейчас что, так у воеводы в Саратове стрельцы есть. Не мало их на ваши головы!
— Ты скажи нам, дедушка!
— Ну, ну! Сам поведу вас к батюшке. Долго ждал я времени своего, а вот и пришло! Холопское царство будет. Конец боярам!
