Ал Разумихин - Короткая жизнь
У меня вылетело из головы, по какому поводу мне была обещана встреча с Левским. Мысли мои двигались совсем в другом направлении. Я решил, что Ботев дает мне возможность по-настоящему включиться в борьбу, которую до сих пор я как бы наблюдал со стороны.
- Христо прав, вероятно, только вы можете мне помочь, - обрадовался я, с надеждой глядя на Левского. - Возьмите меня с собой!
Я увидел, как удивился Левский:
- Куда?
- В Болгарию, - сказал я. - К себе в помощники. Или в какую-нибудь чету. В гайдуки.
Левский широко улыбнулся.
- Павел Петрович, дружок, - ласково сказал Ботев. - Я не о том...
- А я о том! - перебил я. - Я приехал бороться за освобождение славян, я уже почти два года живу в Бухаресте, выполняю какие-то несущественные поручения, но ничего серьезного не сделал.
- Но вы не готовы к нашей борьбе, - возразил Ботев. - Вы думаете, что все болгары - братья, а это не так...
Ботева остановил Левский:
- Подожди, Христо, я объясню нашему другу его ошибку.
Он с минуту подумал и спросил:
- Скажите, вы разделяете взгляды Аксакова?
- Да, - неуверенно сказал я.
- А убеждения Чернышевского?
- Да, - растерялся я.
- Вот потому-то я вас с собой и не возьму, - произнес Левский. - Когда постигнете разницу между Аксаковым и Чернышевским, продолжим разговор.
- Так для чего же я нахожусь на Балканах? - закричал я, до того мне показались обидными его слова.
- Для того, чтобы учиться, - объяснил Ботев. - Мы все постоянно чему-нибудь учимся. Вы искренний человек, и потому-то я пытаюсь уберечь вас от неосмотрительных шагов.
Вот, оказывается, что. Я предлагаю им свою жизнь, а они... они... они считают, что я к жертве не подготовлен.
- Так для чего же тогда задавать вопрос? - обиделся я на Ботева.
- Да я не о том, - воскликнул Ботев. - Как-то вы говорили, что у вас поручение передать одной женщине, находящейся в нашей стране, драгоценные серьги. Я не знаю, ни где она, ни что с ней, но если она верна памяти своего мужа, думаю, сейчас эти бриллианты очень даже пришлись бы ей кстати.
Теперь уже ничего не понимал Левский. И Ботев рассказал ему о поручении Анны Васильевны Стаховой и о том, что я хотел бы найти вдову тургеневского Инсарова.
- А знаете, пожалуй, я попробую вам помочь, - не слишком уверенно произнес Левский. - Я слышал о женщине, у которой вроде бы такая судьба, как вы говорите. У нее, насколько я знаю, другая фамилия, и, может быть, это вовсе не она. И все же я попытаюсь...
Так закончился этот немаловажный для меня разговор.
А недели две спустя Ботев предложил мне встретиться с Левским еще раз:
- Если хотите проститься с Левским, приходите завтра днем ко мне. Через несколько дней Васил уезжает.
......Тополя уже отцвели, ровными рядами высились они вдоль дорожки. Я миновал здание школы (из приоткрытых окон доносился мелодичный гуд громадного улья), подошел к дому, где жил Ботев. В нем тоже были распахнуты окна, и в комнате Ботева звучала протяжная, но вовсе не грустная песня.
Я перегнулся через подоконник. На полу сидел Левский и раскладывал перед собой какие-то бумаги.
- День добрый, - сказал я.
Левский поднял голову и махнул мне рукой.
- Заходите, Христо сейчас придет.
- Собственно говоря, я к вам, - признался я.
- Прощаться? - весело спросил Левский. Видимо, он был предупрежден Ботевым.
Я бы не сказал, что в комнате царил беспорядок, но все свидетельствовало о том, что здесь заняты дорожными сборами.
- Как, Павел, не передумали ехать со мной? - весело спросил Левский, явно не придавая серьезного значения своему вопросу.
Я безнадежно пожал плечами.
- Я бы поехал...
- Увы! - Левский сочувственно улыбнулся. - В моей посудине нет места двоим.
Тут раздался всплеск детских голосов. Десяток мальчишек орали за окном. Крики: "Васил, Васил, спой!" - заглушили голос появившегося в дверях Ботева.
За те дни, что Левский захаживал к Ботеву, он, оказывается, успел подружиться со школьниками.
Левский оторвался от сборов, вышел на тротуар и... запел. Такой непосредственности я еще не встречал в жизни. В моей голове не укладывалось: признанный вождь нарастающего восстания и такая простота.
Ботев подошел ко мне, и мы вдвоем, улыбаясь, смотрели на поющего с ребятней Левского.
- Удивительный человек! - только и сказал Ботев. - Веселится, точно пришел на свадьбу, а сам всю ночь занимался брошюровкой.
- Какой брошюровкой?
Ботев указал на связанные пачки.
- Свежеотпечатанный устав революционного комитета. Он берет его с собой.
Тут Левский поднял руку, и - удивительное дело! - детвора сразу стихла.
- А теперь прощаемся. Завтра я уезжаю в Болгарию. Что передать от вас родине?
- Хай живе!
Я вполголоса обратился к Ботеву:
- Разве это не конспиративная поездка?
- Конспиративная. - Ботев согласно кивнул. - А от кого таиться? От детей? Они еще не знакомы с предательством.
Это тоже поражало меня в болгарских революционерах: с одной стороны чрезвычайная предусмотрительность, а с другой - детская наивность.
Левский распростер руки и, как наседка птенцов, привлек к себе стоящих рядом мальчишек.
- Прощайте, друзья!
Задиристо поглядел на меня, на Ботева и озорно подмигнул ребятам.
- Вот они нам нос и утрут! - крикнул он Ботеву. - А сами мы еще ничего не сделаем!
Затем слегка оттолкнул от себя детей:
- А теперь по домам!
И повернулся ко мне:
- Спасибо, что пришли проводить. Вас я тоже не задержу. Извините, сборы, хлопоты, множество дел. Вернетесь в Россию, поклонитесь ей от меня. А пока живите здесь, держитесь Ботева. Христо - это такой человек...
Он протянул мне руку и сильно пожал мою.
Через несколько дней Ботев поделился со мной новостями:
- Васил уже там. Переплыл Дунай на лодке.
- А если бы его задержали пограничники?
- Задержали - он назвался бы турком, бежавшим из Румынии.
- А багаж? Он же собирался взять с собой устав.
- Он не рискнул брать его с собой. На помощь пришла бабушка Тонка.
- Что за бабушка?
- Великая болгарка! Вы еще недостаточно знаете наших женщин. Ей уже лет пятьдесят. У нее пятеро сыновей и две дочери. Она жена крупного купца Тихо Обретенова. Связной рассказывает, что вместе с дочкой Петраной и еще с четырьмя женщинами они в большой лодке приплыли в Журжево, погрузили литературу, патроны, порох и поплыли обратно в Рущук. Когда лодка пристала к болгарскому берегу, появился турецкий жандарм: "Эй, мать, что ты там привезла? Что это с тобой за орава?" Но бабушка Тонка - это бабушка Тонка. Говорят, что она никого не боится, зато ее - многие. "Идите, идите вперед! крикнула она женщинам. - Не задерживайтесь. -А сама подошла к жандарму. Тебе же известно, эфенди, дочь у меня на выданье. Сватает ее один парень из Журжево. А эти женщины приехали со мной на смотрины. Обычай! Милости прошу, заходи и ты на чашку кофе".
Ботев всегда был прекрасно осведомлен о том, что происходило на том берегу.
- Значит, все благополучно?
- Пока. А завтра...
Что будет завтра, не мог предсказать никто.
...Ночь давно наступила, но сна не было. Я лежал и злился на себя за то, что я такой никчемный. Все вокруг меня заняты делом, а я слоняюсь меж этих людей ни Богу свечка, ни черту кочерга. Если откровенно, все же я был не столько участником, сколько свидетелем событий.
Где-то в глубине дома мне почудилось движение, точно кто-то нарушил покой моих хозяек. По вечерам обычно я их не слышал. На этот раз до меня донесся посторонний мужской голос. Потом я услышал приближающиеся шаги, за моей дверью кто-то остановился, прислушался и постучал.
Я поднялся.
- Войдите.
Кем окажется странный посетитель?
Им оказался хозяин дома Дамян Добрев.
Он редко появлялся в Бухаресте. Я лишь мельком видел его раза два-три. Жена и дочь не вспоминали о нем в моем присутствии, и поэтому его появление было для меня полной неожиданностью.
- День добрый, - сказал я вопреки тому, что за окнами давно уже была темень.
Приземистый, смуглый, с резкими чертами лица, с черными свисающими усами, в папахе из черного каракуля, он мало походил на жителя большого города.
- Жена сказала, вы спите, но уж извините меня, - продолжал он, не обратив никакого внимания на мое странное приветствие. - Нехорошо будить доброго человека, но ежели случился пожар...
- Пожар?!
Сдержанное поведение хозяина дома меньше всего соответствовало его тревожному сообщению.
- Не волнуйтесь, - успокоил Добрев, - я сказал "пожар" в том смысле, что надо спешить.
Я пока ничего не понимал. Тем более что он говорил бессвязно.
- У вас, говорят, бывает Христо. Я только что приехал. Так не будете ли вы столь ласковы сходить до него и пригласить до нашего дома? - и добавил: Мне самому не стоит показываться у Христо.
Короче, он послал меня за Ботевым. Торопливо идя по засыпающему Бухаресту, я думал, что пожарные обстоятельства, о которых помянул Добрев, вряд ли связаны с его торговыми операциями.
