Александр Саверский - Кровь
-- Алло!
-- Могу я слышать Игоря Юрьевича? -- спросил Кольский.
-- Игорь Юрьевич в больнице, -- ответил голос.
-- Соловьев, ты? -- обрадовался Евгений Дмитриевич.
-- Да, а это кто?
-- Да Кольский, Кольский!
-- Здравствуйте, Евгений Дмитриевич!
-- Что у вас там случилось?
-- В двух словах не расскажешь, -- сокрушенно и с легким страхом сказал Соловьев.
-- Я могу приехать?
-- Приезжайте.
Через час Евгений Дмитриевич уже слушал короткий, но эмоциональный рассказ Соловьева.
-- Я вхожу, как обычно, а в меня летит будильник. А потом он говорит: ты, мол, где был? Будто не знает, что мы встаем в шесть тридцать, а его будим в семь. А сам возбужденный такой, глаза блестят лихорадочно. Я понять ничего не могу. А он вдруг и говорит: вышвырни, мол, этих детей из дома. Представляете?! -- Соловьев посмотрел на Евгения Дмитриевича, и тот заметил, что его состояние близко к истерике. -- А в комнате-то никого и нет! -торжествующе объявил рассказчик.
-- А тебе не послышалось насчет детей? -- спокойно спросил Кольский.
-- Да нет, Евгений Дмитриевич! У меня-то голова на плечах есть. И вот еще что, -- пытаясь доказать, что голова действительно есть, добавил Соловьев, -- я заметил, что Игорь Юрьевич был уже после душа, чего прежде не бывало в такие часы. Но и это еще не все, -- вдруг осекся он, и Кольский понял, что есть деталь, которая никак не поддается простому объяснению.
-- Ты говори, Миша, говори, я слушаю.
-- Телефон на первом этаже был вырван из розетки, а нашли мы его аж за забором, -- почти мистическим шепотом закончил Соловьев.
-- Вот как? А как же Игорь Юрьевич в больницу-то попал?
-- А вот это тоже странно, -- скривил тот в недоумении лицо, -- только все это случилось, ну, только он сказал про детей, как подъехали две машины сопровождения с мигалками и "скорая".
-- "Скорая"? -- удивился в первый раз за весь разговор Кольский.
-- Да, "скорая".
-- Кто ж ее вызвал?
-- То-то и странно, из наших никто, да и Игорь Юрьевич, хоть и нервным был, но мне про плохое самочувствие ничего не сказал! И выглядел, хоть и возбужденно, но вполне сносно.
-- А что сказали приехавшие?
-- Показали крутые корочки Службы безопасности и сказали, что выполняют распоряжение Президента. Тот, мол, получил информацию, что Лаврентьев заболел, и прислал своих врачей.
-- Вы это проверили?
-- Как положено! -- напыжился Соловьев.
-- А что же Игорь Юрьевич?
-- Хм, а вот тут еще одно. Как машины подъехали, он подошел к окну, да увидев их, обернулся, так странно посмотрел куда-то в пустое место мимо меня, побледнел и упал в обморок.
-- Сердце? -- быстро спросил Евгений Дмитриевич.
-- Врачи сказали: да!
-- Здорово, -- подытожил Кольский, -- но непонятно!
-- Вот именно, -- согласился Соловьев, -- многое непонятно. Как Президент мог заранее знать, что у Игоря Юрьевича будет приступ?
Кольский, посмотрев на Соловьева, попытался сдержать смех, но не выдержал и от всей души захохотал: вопрос был, хоть и идиотский, но не в бровь, а в глаз. "Президент -- провидец! Это ж надо такое!"
Соловьев недоуменно пожал плечами, но Евгений Дмитриевич успокоил его, насмеявшись:
-- А ты молодец! Правильно мыслишь!
Тогда и Соловьев улыбнулся.
Еще через два часа Кольский входил в кабинет Витебского.
-- Здравствуйте, Евгений Дмитриевич! -- поднялся тот из-за своего стола и, пожимая руку посетителю, предложил: -- присаживайтесь.
Лет сорока, то есть совсем молодой для новой должности, высокий, атлетически сложенный... "Идеал политика и мужчины", -- хмыкнул про себя Кольский.
-- Курите, если хотите, -- предложил Вице-премьер, -- и я покурю. -- Он мягко улыбнулся, доставая сигарету и щелкая зажигалкой.
"Ох хо-хо, -- вздохнул Евгений Дмитриевич, -- универсал! Мягко стелет -- жестко спать! Обаятельный в первые две недели, а потом щепки-то полетят. Не удержусь!" -- решил он про себя.
-- Чем порадуете, Евгений Дмитриевич? Как ваш бизнес?
-- Все в порядке. Я решил нашим донорам установить тарифы в условных единицах.
-- Что, обороты падают?
Кольский чуть не подавился дымом. "Ничего себе. Скорость мозгов! Или утечка информации?"
-- Да, упали за полгода.
-- Ну что ж, верное решение. Есть какие-нибудь проблемы? Помощь нужна?
-- Да нет. У нас все в порядке. -- Не мог же Кольский тут же рассказать незнакомому человеку, несмотря на то, что тот Вице-премьер, о своих проблемах.
-- Евгений Дмитриевич, -- неожиданно взял в свои руки инициативу Витебский, чем насторожил Кольского, -- секретности вашего бизнеса придается в Правительстве большое значение, и я понимаю, почему. Но вот до меня дошли слухи, что некто Кудрин, -- при этой фамилии под мышками Кольского потекли струйки холодного пота, -- интересуется этой проблемой слишком серьезно. И гибель Николая Ивановича Евдокимова связывают с его именем. Что вы об этом думаете?
Несколько минут десятки вопросов в голове Евгения Дмитриевича совершали хаотичное движение, сталкиваясь, матеря друг друга и споря: откуда знает, что говорить, что еще знает, откуда такая скорость, какого черта я вообще пришел сегодня и так далее.
Все это время Витебский расслабленно сидел в бывшем кресле Лаврентьева, курил и наблюдал за реакцией Кольского. Наконец тот выдавил:
-- Я вообще мало понимаю в том, что происходит, если откровенно.
-- Конечно, откровенно! -- подхватил Вице-премьер, -- нам же с вами работать.
-- Да-да, работать, -- не очень этому веря, повторил Евгений Дмитриевич. -- Видите ли, Эдуард Филимонович, странная смерть Евдокимова, потом болезнь -- опять же странная! -- Лаврентьева произвели на меня гнетущее впечатление. Я пока не сформировал своего отношения к этому.
-- Ну хорошо, -- согласился Витебский. -- А что -- Кудрин?
-- Кудрин опасен, насколько я успел разобраться. Очень опасен.
-- Не понимаю! -- воскликнул тот. -- Чем может простой человек быть опасен государственной структуре? Что он делает? Нападает, публикует информацию? Ворует?
Кольский как-то не задавался этими вопросами, но нашелся:
-- Достаточно того, что он пытается собрать информацию. Для нас это уже представляет угрозу.
Витебский молчал несколько секунд, но соображал он на несколько порядков быстрее Лаврентьева и, пожалуй, быстрее самого Кольского, что вряд ли могло понравиться последнему.
-- А почему он начал собирать информацию? Кто его подтолкнул?
-- У него был друг, который начал делать....
-- Которого убрали?
Кольский похолодел. Он становился на очень шаткий мостик, который грозился вот-вот пойти ко дну. Сказать "да" означало признаться в преступлении, а кто знает, чем дышит новый Вице-премьер? Сказать "нет", значит, соврать, а при информированности того, неизвестно, куда это приведет.
-- Я не знаю. Этим занимался Игорь Юрьевич, -- нашел он дорожку.
Эдуард Филимонович мельком глянул на Кольского, и тот не понял: проглотил Вице-премьер информацию или нет. Постепенно возникало ощущение, что он попал на перекрестный допрос, и от этой мысли Евгению Дмитриевичу стало совсем нехорошо.
-- А вы встречались с Кудриным?
-- Нет. Ищу.
Кольскому показалось, что вопросы заканчиваются, и уже воспрял было духом, как прозвучал следующий выстрел:
-- Евгений Дмитриевич, а вы не знаете, куда делась секретарь Евдокимова?
-- Секретарь? -- сделал он удивленное лицо, -- нет, меня это не интересовало.
-- Вот как? А мне известно, что дня три назад она попала к вам, и больше ее не видели.
-- Странно. Мы беседовали с ней. Ничего интересного она не рассказала и ушла, -- Евгений Дмитриевич решил идти напролом.
-- Угу-угу, -- как филин проухал Вице-премьер, покопался у себя в столе и достал видеокассету, после чего протянул ее Кольскому со словами: -посмотрите на досуге.
Евгений Дмитриевич отчего-то очень не хотел брать кассету, но отказаться от нее он не мог.
Прощался Витебский так же радушно, как и принимал. Легкая улыбка, твердое пожатие руки, вот только Кольскому было уже совсем неуютно рядом с новым шефом.
Выйдя из "Белого дома", он очень хотел поехать домой, но папка, в которой лежала кассета, не давала ему покоя. До дома было значительно дальше, чем до работы.
-- В офис, -- кинул он водителю.
Проходя через приемную, он даже не глянул на Верочку, сказав отрывисто:
-- Никого! -- прошел к себе и вставил кассету в видеомагнитофон.
Здесь было все: и эротика с Анжелой, и разговоры с ней, и... все, что происходило в кабинете за последние две недели. Сил, чтобы встать и исследовать свой кабинет на наличие видеокамеры, у Евгения Дмитриевича не было. Да и смысла в этом тоже не было никакого. Поздно.
"Чем же занималась служба безопасности? Ха-ха-ха, -- нервно рассмеялся Евгений Дмитриевич, -- так она и снимала это все. Господи, в каком же мире мы живем?!" -- нашел он крайнего во всей этой истории.
Пока он смотрел кассету, в кабинете стемнело. Он подошел к окну, не включая света, и посмотрел на вечернюю Москву. Там все было по-прежнему, жизнь продолжалась: куда-то неслись машины, спешили люди.
