Михаил Федотов - Богатый бедуин и Танька (книга романтических рассказов)
ВОЕННЫЙ СОВЕТ
Военный совет я обычно провожу сам с собой. Я его себе пою на два голоса. - Может - черт с ним, ты на принципы наплюй. И вернись, сыночек, в Израиль, Прямо в Хайфочке с кораблика сойдешь! - А квартирочки, квартирочки-то - нет, За нее вперед, за годик заплати! - Может, может, за полгодика найдешь? - Да за месяц - чем платите - тоже нет! - Может, может, в полуклинику пойдешь, А кобениться, кобениться не бушь? - Да дипломчика израильского нет, Оформлять его три месяца возьмет! - Что же во время ты дело не зробил? - Да я - книжечку, - я книжечку - писал! - Вот теперь-ка ты, теперь ты попляши, Раз такой ты неприпасливый у нас! - Отчего же ты все книжечку писал? - Думал я, что откровение було! - Что же делать, ты мой миленький, теперь? - Вот, поди-ка ты, поди-ка, разбери!
КОРОТКИЙ РАССКАЗ О РАБОТЕ НА КИПРЕ И ВИЗЕ В ИТАЛИЮ
На Кипре работы не было. Но Таньке дали визу в Италию. На две недели. Одной, без детей.
ТУРКИ В РУССКИХ НЕ СТРЕЛЯЮТ
Писатель прячется за книгу, как страус. После книги нужно выползать в то, что называется жизнью.
"Если все шагают в ногу, Мост разваливается".
Я верю в приметы. У меня есть такая примета: если я иду с утра в ортодоксальную церковь, то к вечеру вы меня всегда застанете в католической. Но стоит мне начать день с католической, так что вы думаете, обязательно моя к вечеру княгинюшка русу косу расплетет. Такая вот закономерность. Иногда я все-таки начинаю с католической. Римская церковь в Никозии находится внутри городской стены, но на оккупированной стороне, на турецкой. С самого краешка. Киприоты мне туда не советуют ходить. Говорят, уволокут. Поэтому я, на всякий случай, хожу туда с детьми и Танькой. Падре Массимино называет Таньку "мадам". Падре Массимино первым понял, чего я хочу. Я сам часто забываю, чего я хочу. Я точно помню, что я хотел уехать из Израиля, но каждый раз забываю, чем это я объясняю. А он понял. В конце концов, что такое слова? Так объяснишь. Или по-другому. Кто-то вообще не умеет объяснять. Или вот забывает, как я. Танька мне жалуется, что Израиль на нее сильно давит. Я уехал из Израиля, потому что он на Таньку сильно давит. Солдатиков турецких сменили. Парнишечка начал новый с автоматиком прохаживаться. Из Стамбульчика. Я ему помахал, на всякий случай, чтобы он нас по ошибочке не порешил. А Варька меня спрашивает: 'Турки в русских не стреляют? А в стареньких?" Распахнет сейчас падре Массимино деревянны ставеньки, и жизнь наново пойдет.
ФИНАЛ
Когда-то, некоторое количество лет назад, когда Танька еще не понимала, в какие пучины я ее ввергну, она жаловалась мне, что ей неинтересно жить. И вот какая-то неведомая сила гонит нас с нею по миру, не давая ни дня передышки. Все корни, за которые мы судорожно цепляемся на пути, оказываются травой. Может быть, тебе уже интересно, Танька? Я даже не могу выйти и проводить ее: мы стоим вшестером около окна и смотрим, как Танька с израильской военной сумкой, набитой неглажеными нарядами, спускается по улице Кодриктон, мимо армянской церки, к автобусу. Еще двадцать метров до угла, она не оборачивается... Остается три дня, за которые Танька может успеть выехать. Кому-то из нас нужно отсюда вырываться, иначе нас вышлют обратно, в Израиль. Пусть они попробуют выслать меня, с пятью детьми, из которых двое не записаны в мой паспорт. Мы уже не можем больше "всходить" в Израиль. Мы можем только "спускаться". Деньги мы поделили пополам - у Таньки есть билет на пароход до Венеции, а у меня - еще за десять дней заплачено за квартиру. И еще по пятьдесят долларов долларами. И мы верим в Бога. Только нужно очень сильно верить. Мы сильно верим. Таньке я советую обращаться за помощью в Божьи храмы. Хорошо бы это не кончилось панелью. В сорока милях отсюда стоит пароход, который через пять часов отплывает в Венецию. Может быть, она там найдет работу. Или ее возьмут с советским паспортом в какой-нибудь фонд. Мне больше пока ничего не придумать. Танька, любовь моя! Если ты не вернешься до часа ночи, значит тебя выпустили. Если тебя не будет десять дней, значит тебя впустили в Италию. ... Танька не оборачивается. Она боится обернуться. Она поправляет зеленую сумку на плече и медленно скрывается за углом.
