Станислав Данилин - Отменить Христа (Часть II, Москва, Ад, До востребования)
Скашиваю глаза. Куртка накинута мне на плечи... левая рука свободна... японец что-то прикладывает к ней. Насколько хватает познаний в ботанике, это -- лук-порей.
Старец обстоятельно бормочет себе под нос. Из его бормотания до меня доходит смысл лишь нескольких слов. "И-фун, ин-паку, Хаттори".
И-фун, ин-паку -- название реанимационных точек на теле. Хаттори... да, да, это он -- мой добрый японский оккупант.
Увидев, что я проявляю некоторую активность, обладатель модных очков прерывает процедуры, отступает чуть в сторону и кланяется. Коротко кланяются и его спутники. Старец опускает глаза чуть ниже моего подбородка и разражается длинной тирадой на неизвестном языке.
Кока, юко, хэджимэ, ваза-ари, матэ, ассаикоми, рэй, иппон, ката, кумитэ, додзе, татами, бусидо, сэнсей... а еще -- Ниппон, гири и домо аригато. Вот, в общем-то, и все мои успехи в японском. Но что бы ни говорил благообразный седой господин, сейчас передо мной -- спасители.
Куда лучше с японцами в парке под мелко накрапывающим дождичком, чем под крышей и в тепле... с басмачами.
Как же мне слово благодарности ввернуть? Эх, коротка кольчужка, маловат словарный запас! Дослушиваю не перебивая старца, потом выдаю нечто совершенно непотребное:
-- Сан... сан... сан! ( поочередно кивая головой каждому)...
-- Отомо Сайдзи...
-- Касуми Дандзе...
-- Сугитани Дзэндзюбо...
-- Неволин. Сергей. Очень приятно. Домо аригато, Сайдзи-сан... Дандзе-сан... Дзэндзюбо-сан! Ниппон -- иппон... О-сэнсей, домо аригато!
Японцы вежливо смеются. Старец склоняет голову:
-- О-сэнсей Хаттори Хансо-сан...
И дальше снова ничего не понимаю. Заметив мое замешательство, старец Сайдзи кивает молодому парню с "дипломатом". Тот достает из чемоданчика огромный гроссбух. Сайдзи-сан раскрывает его на заложенной странице и по слогам читает:
-- Ви долз-ны еха-ть с намь-и, до-ро-гой русики друг... Хансо-сан. Ми долз-ны осень бии-седовать!
"А, Хаттори, это, оказывается за тобой!" -- разочарованно обращаюсь к своему подсознанию, древнему японцу, -- "У тебя, оказывается, и фамилия есть -- Хансо. А мне не признавался!"
Интересно, а откуда японцы в курсе моих заморочек? Я, кажется, никому в Японию не писал, не рассказывал истории вторжения в тело чужого разума. Профессору Момоту в Харьков -- да, писал. А в Японию... Нет, не было такого.
Да, а который час?! На сегодняшний вечер намечена планерка с парнями Баратынского, а я здесь рассиживаю! Забыв о вежливости, стучу пальцем по запястью, по тому месту, где и японцы, и русские носят часы. Мой "джи-шок" остался, конечно, в лапах Исрапи.
-- Сугитани, Касуми...
Пара часов предупредительно взлетает к моим глазам. На неотличимых друг от друга "сейко" -- время, совпадающее до секунды. Двадцать один двенадцать. О-о-о, мне же через сорок восемь минут надо быть на другом конце Москвы!
Как объяснить это любезным спасителям, у которых насчет меня (Хаттори) существуют, видимо, свои планы?
Отомо Сайдзи общался со мной при помощи какой-то умной книги. Разговорник, что ли? И пока старик накладывает мне повязку на руку, довольно-таки нещадно массирует точки на ладонях и у основания переносицы, умудряюсь состроить Касуми выразительную гримасу: "Книгу, книгу, пожалуйста!" Спасибо.
... Та-ак... хорошо, что дотошные японские издатели раздобыли где-то кириллицу. То есть, худо-бедно, предусмотрели возможность диалога. Теперь разберусь. Вообще я пытался когда-то самостоятельно освоить этот язык по армейскому самоучителю времен второй мировой, но не сумел. Запомнил только две фразы, которые сейчас ни к селу ни к городу. "Кто ваш командир?" и "Ой, товарищ Попов, кажется, начинается землетрясение"...
Как мне удалось выговорить почерпнутое из разговорника-справочника, не пойму до сих пор. Тем более, не смогу воспроизвести. Но главное -- Касуми, Сугитани и Отомо меня тогда поняли.
-- Я должен скоро быть на важной встрече.
Сайдзи-сан предупредительно поднимает руку:
-- Ви долзны ехать с нами!
Как же до них достучаться? Снова копаюсь в книге:
-- Меня ждут друзья!
Теперь над справочником склоняется Касуми:
-- Ми васи дурузия. Ви долзны ехать с нами!
Друзья -- кто бы сомневался после того, что вы для меня сделали! Кстати, как вам это удалось? Но сейчас ни время и ни место -- вдаваться в подробности. Ну, не силой же вырываться?!
-- Буси-гири!
Будь я проклят, если это сказано мной! Неожиданно встрепенулся Хаттори и пришел на помощь, используя мой скудный словарный запас.
-- Хэй, Хансо-сан!
Трое одновременно вскидывают руки ладонями внутрь -- в каком-то неизвестном приветствии. Сайдзи поправляет очки и по слогам читает:
-- Ми зинаем долг воина! Ви виполнить! Но ми синова встиретисся!
-- Когда, где?
-- Ми сами находися вас!
Сайдзи закрепляет повязку на предплечье, Сугитани и Касуми осторожно одевают на меня куртку. Старец улыбается и протягивает какие-то корни.
-- Нарсиса. Ви прикиладывать рана. Ми сами находися вас!
Японцы с достоинством кланяются и уходят вглубь парка.
Я до боли зажмуриваю глаза, открываю их. Снова зажмуриваю и снова открываю. Троица неторопливо покидает меня. Все обыденно и буднично... как эта скамейка, на которой сижу... как неохотно накрапывающий мелкий московский дождь.
Будто не было только что душманского логова и кровожадного Исрапи... Странного видения -- деда, сына и Инны -- вытащившего меня из плена. Будто присел отдохнуть, а ко мне подошли эти трое, поинтересовались, как пройти на ВДНХ, и, узнав дорогу, отправились восвояси.
Время! Время! Мне ведь к чертям на кулички... в Чертаново... к Баратынскому. Даже если удастся машину поймать, это сколько же по счетчику накрутит?
Кстати о деньгах... Я пошарил в карманах куртки. Пусто. В слаксах. Слава Богу! Все деньги здесь... даже моя зажигалка-талисман. Как же "джи-шок" у чеченца остался?
... В этот вечер мне впервые за весь московский вояж повезло со знающим таксистом. Стоило выйти на пустынную улицу, как сразу рядом притормозил "зеленый огонек". Если следовать правилам, стоило бы пропустить не только первую машину, но и вторую, третью -- чтобы не было "подсадки". Но время поджимало, и я плюнул на наставления, известные ныне и детям.
Пожилой усатый шофер приспустил стекло:
-- Куда?
-- В мичуринскую психиатрическую...
-- Как платишь?
-- Сколько скажешь и сразу.
-- Падай!
"Упав" в "Волгу", я закурил и поинтересовался:
-- Хорошо место знаете? Даже улицу не спросили...
Таксист сморщился, словно я сказал что-то неприличное:
-- А як же ж не знать? Двадцать лет шоферю. Уж кого я только из этой твоей мичуринской прямо в Кремль не отвозил...
Он снова приоткрыл окно и сплюнул:
-- Ту же Леру Старохамскую, к примеру. Правда, она меня теперь и не упомнит. В перестройку дело-то было!
*****
На оперативку к Баратынскому я все-таки опоздал минут на пять. В основном потому, что дежурившие на КПП долго не хотели меня пропускать. Успокоились охранники только тогда, когда явился собственной персоной вызванный ими хозяин заведения.
Юрий Викторович, так мне показалось, был слегка навеселе. Легкий запах коньяка, во всяком случае, от него исходил.
-- О, Сергей Иванович! И со своей закуской...
Баратынский подслеповато щурился в темноте больничного двора, пока мы шли к главному корпусу.
Какая закуска? А, вот он о чем... Я, оказывается, как вручил мне Сайдзи свои корни нарцисса, так в руках их всю дорогу и держал.
-- Сер-гей Ива-нович! Где это вы шлялись? И по синяку под каждым глазом!
Еще один Ремеслук на мою голову! Разглядел-таки меня Баратынский уже в больничном коридоре! Эх, Юрий Викторович, Юрий Викторович... После двух заходов к Шамилю, два синяка -- детские шалости. Сам, впрочем, и виноват. Вслух я произнес другое:
-- Лучше объясните... Мы что-то празднуем или планируемся? Ремеслук говорил, что время "Ч" -- сегодня в ночь.
-- Сере-жа!
... Баратынский картинно распахнул дверь в помещение, служившее прежним обитателям психушки чем-то вроде ленинской комнаты...
-- Сере-жа! Заходи, не осуждай. И не думай, что мы только водку трескать умеем!
"Ленинская комната" ничем не напоминала оперативный штаб, а присутствовавшие в ней -- слаженную спецкоманду, готовящуюся к проведению важной силовой акции. Когда мы вошли, пир был в самом разгаре. Чувствовалось, что "третий" тост уже давно выпит.
Пятнадцать человек, собравшиеся за большим круглым столом, уставленным коньяком, водкой и по-мужски нарубленной снедью, сидели и внимательно слушали тамаду. Он, шестнадцатый, возвышался над столом, зажимая в своей медвежьей лапе граненый стакан, и говорил негромким басом:
-- Нас, подразделение "Вымпел", расформировали в 93 году. Меня и еще примерно 130 ребят отправили служить в милицию. Приезжали американцы, сулили большие деньги, чтобы парни отправились работать в Штаты. Никто не изменил присяге. Но... ни наш опыт, ни то, что мы могли сделать для России -- все это оказалось никому не нужным здесь. Выпьем, ребята, чтобы однажды раскрылось имя того, кто загубил одно из лучших спецподразделений страны... Выпьем, парни, за боевых, а не паркетных генералов... Хотя бывшие боевые уже давно в ручных превратились, за исключением Рохлина, пожалуй. Выпьем за российского маршала...
