Натан Щаранский - Не убоюсь зла
Придя в синагогу, я разыскал главу еврейской общины и рассказал ему о нашей проблеме.
-- Власти запретили мне помогать антисоветским элементам, -- зая-вил он, -- а вы известны им как сионист и нарушитель порядка. Обра-щайтесь в официальные инстанции. Сожалею, но помочь ничем не мо-гу.
Девятнадцатого июня, накануне приезда в Москву Никсона, меня арестовали в Институте нефти и газа, прямо на работе, и посадили на пятнадцать суток в тюрьму подмосковного города Волоколамска. Как выяснилось впоследствии, превентивному заключению подвергся целый ряд активистов алии: власти пытались предотвратить демонстрации протеста во время визита президента США.
Спустя неделю после моего ареста Наташа получила долгожданное разрешение на выезд к брату в Израиль. Срок действия визы истекал пятого июля, и первым побуждением Наташи было отказаться от нее. Однако каждый отказник знал неписаное правило: получил визу -- бе-ри и не капризничай, ибо другой, может статься, ты не получишь никог-да.
В последних отчаянных попытках разыскать кого-то, кто поженил бы нас сразу же после моего освобождения, Наташа вновь пришла в си-нагогу и разговорилась с Григорием Ефимовичем Маневичем, пожилым человеком, принимавшим активное участие в жизни московской еврей-ской общины. Выслушав ее рассказ, Маневич сказал, что ничем помочь не может, ибо руководство синагоги не хочет раздражать КГБ. Однако когда Наташа показала ему мою фотографию, его лицо расплылось в улыбке:
-- Так твой жених -- Толя? Я его хорошо знаю и устрою вам хупу.
В свое время я помог Григорию Ефимовичу переправить в Израиль его рукопись; он проникся ко мне симпатией и любил беседовать со мной -- а я, в свою очередь, всегда с удовольствием общался с пожилы-ми людьми, отнюдь не избалованными вниманием молодежи.
Энергичный и обязательный, Маневич быстро нашел раввина для проведения хупы -- свадебного еврейского обряда -- и сам стал обучать Наташу необходимым законам и правилам. Несмотря на то, что вся на-ша жизнь была связана с еврейством, ни я, ни мои близкие и друзья ни разу в жизни не присутствовали на свадьбе, устроенной по предписани-ям Торы.
Сидя в Волоколамской тюрьме, я, понятно, ничего не знал о разви-тии событий на воле. Третьего июля меня привезли в Москву, в район-ное отделение милиции, где сотрудник КГБ прочел мне лекцию о том, как следует себя вести.
-- Что я скажу у себя на работе? -- спросил я.
-- Что вы были на своем рабочем месте, -- ответил он с улыбкой. Несмотря на то, что голова моя в тот момент была занята лишь од-ним: как побыстрее добраться до дома, -- я по достоинству оценил этот блистательный образчик кагебешного юмора.
У нас я застал маму, которая сквозь слезы сообщила мне, что Ната-ша должна покинуть СССР в течение тридцати шести часов. Вскоре вернулась и сама невеста с радостной новостью: со свадьбой она все ула-дила.
Весь следующий день помнится мне весьма смутно. У Наташи оста-валась масса дел, связанных с отъездом, но все они отошли на второй план перед основной задачей -- хупой. Мы как очумелые носились по городу, купили обручальные кольца, наприглашали гостей, многие из которых тоже только что вернулись из заключения, и в конце концов все приготовления были благополучно завершены.
Хупа состоялась на нашей квартире. Раввин предупредил нас, что церемонию следует начать до захода солнца, потому что был четверг, в пятницу и субботу евреи свадеб не устраивают, а с воскресенья -- сем-надцатого тамуза -- запрещено веселиться в течение трех недель, по Девятое ава включительно -- день траура в память о разрушении Хра-ма. Мы все нервничали, ибо считали крайне желательным, чтобы во время хупы присутствовал миньян -десять взрослых евреев, -- а нас было всего девять. Я выскочил на улицу в отчаянной попытке найти де-сятого, но тут, на наше счастье, появился запыхавшийся Леня, мой брат, и мы помчались наверх: надо было спешить, потому что солнце уже заходило.
Большая часть того вечера стерлась из моей памяти, но я помню себя стоящим рядом с Наташей под свадебным балдахином, произносящим положенные слова и разбивающим каблуком стакан -- в знак того, что даже в радости мы не забываем о горьких минутах в жизни нашего на-рода. Именно эти чувства и переполняли наши сердца -- радость от то-го, что мы теперь муж и жена, и горечь от осознания скорой разлуки... Вскоре после хупы стали приходить все новые и новые гости, многие из которых только что освободились из тюрем, и веселье продолжалось до поздней ночи.
На следующий день рано утром мы взяли такси и поехали в аэро-порт. Сильные, сложные и противоречивые эмоции обуревали меня, в душе была полная сумятица. Мы приблизились к финишу отчаянного забега на время, и КГБ не удалось нас настичь. Вчерашняя хупа была нам наградой за победу, свадебный балдахин -- нашим лавровым вен-ком, и теперь мы всегда будем вместе. Сделан еще один, может быть, самый важный шаг к свободе: через день-другой Наташа будет в Израи-ле.
До этого момента я был настолько погружен в борьбу, что у меня просто не оставалось времени для сомнений. Теперь же, сидя в такси, я дрожал как в лихорадке: не совершаем ли мы страшную ошибку? Что если этот шаг приблизил нас не к свободе, а к краю пропасти?
Держа Наташину руку в своей, я сказал:
-- Приеду самое позднее через полгода.
Стараясь говорить размеренно и громко, чтобы скрыть от жены свое волнение, я успокаивал ее, приводя те же доводы, что и обычно: обеща-ния ОВИРа, приближение срока действия поправки Джексона... Ната-ша, опустив голову, молчала, и я чувствовал, что слова мои до нее не доходят. Одна рука ее лежала в моей руке, в другой она держала ктубу -- брачный договор; именно он, а не мои прогнозы, был для нее залогом нашего будущего в Эрец-Исраэль.
Наташа заговорила о том, чем будет заниматься по приезде в Изра-иль: сначала -- в кибуц, отдохнуть, потом -- к нашим друзьям Плане и Биньямину Бен-Йосеф в Тверию, после этого -- интенсивный курс ив-рита, а тогда...
-- Никакого "тогда" не будет! -- отрубил я. -- Еще до того, как ты кончишь курсы, я приеду. Найдем квартиру и начнем нормальную жизнь.
--Где?
-- В Иерусалиме, конечно...
Таможенники в аэропорту буквально обалдели, увидев, что Наташа едет с одним маленьким чемоданчиком. Мы беспокоились о судьбе ктубы, потому что по советским законам запрещено вывозить через тамож-ню оригиналы документов. Но проверяющий лишь спросил, что это та-кое, и, услышав ответ, сказал:
-- Порядок.
Наша ктуба, похоже, уже начала демонстрировать свою магическую силу. Вся процедура досмотра, продолжающаяся обычно несколько часов, заняла у Наташи всего пятнадцать минут.
Уже объявили посадку на Наташин самолет, но мы все никак не мог-ли разомкнуть объятия. Наконец я отстранился от жены и сказал:
-- До скорой встречи в Иерусалиме.
Расстояние между нами все увеличивалось. На мгновение, когда Наташа делала первые шаги по длинному коридору, -- но только на мгновение, -- я ощутил страшную беспомощность, как во сне, когда ты порываешься бежать к кому-то, но не в силах сдвинуться с места...
В аэропорту я взял такси и поехал домой. Было всего два часа дня, но я рухнул на кровать и заснул как убитый.
x x x
...Во вторую годовщину нашей свадьбы, четвертого июля семьдесят шестого года, произошло одно из величайших событий в современной еврейской истории: отряд особого назначения израильской армии, при-землившись в угандийском аэропорту Энтеббе, уничтожил террористов, угнавших туда самолет компании "Эр-Франс" с пассажирами, и благо-получно вернулся домой вместе со спасенными от неминуемой гибели заложниками. Все же несколько человек погибло, среди них -- коман-дир отряда Йонатан Натаньягу.
Для меня, как и для всех советских евреев, события в Энтеббе были исполнены особого смысла. Когда стало известно, что бандиты захвати-ли самолет, где было много евреев, мы буквально впали в прострацию. Но вот наступила счастливая развязка, и радости нашей не было преде-ла. Омрачалась она только гибелью людей. СССР, как мы и ожидали, открыто выступил в поддержку воздушных пиратов, среди которых бы-ли арабы и немцы. Газеты прямо фонтанировали ненавистью к Израи-лю, представляя операцию по спасению заложников "агрессией против миролюбивой Уганды", утверждали, что наши ребята убивали ни в чем не повинных людей и что пассажиров французского лайнера силой по-грузили в израильские транспортные самолеты и доставили в Лод про-тив их желания.
Но мы, просиживая часами у приемников и слушая передачи запад-ных радиостанций, знали правду. А четвертого вечером моим родителям в Истру, где в тот день был и я, позвонила Наташа.
-- Вы слышали, что произошло? -- спросила жена прерывающимся от волнения голосом. Она рассказала нам подробности этого беспример-ного по смелости рейда, а потом поднесла трубку к окну, и мы услыша-ли ликующие голоса иерусалимцев, запрудивших улицы нашей столи-цы.
