Михаил Садовский - Под часами
- Ай, молодой человек, - Соломон поднял на него глаза, - до кладбища -рядом, вы же знаете, а до моей могилы ехать и ехать, но Вам не надо, это действительно далеко, и мне не удобно вас беспокоить...
- А все же?..
- А все же... так в Крутово...
- Ого!..
- Я же Вам и сказал, - даже улыбнулся Соломон. -- Я сам доберусь...
- Идемте. -- Решительно сказал молодой человек и снова взял под руку Соломона. Он почувствовал, будто кто-то ему бессловесно внушил, что он должен так поступить, что-то не давало ему отпустить старика. Если бы спросили, почему
-- он бы затруднился ответом. Так случается в жизни, когда поступки не мотивируются, но выполняются по необходимости, по внушению некой внешней силы. Можно и преступить эту волю, пересилить себя, но часто потом сожаление настигает и терзает беспощадно и долго: ну, почему, почему я так не сделал -- ведь хотел же... Нет. Оказывается, не хотел, а лишь после стал приписывать себе, присваивать прошедшую прозорливость... на самом же деле, если не изменять событий и принадлежности побуждений -- выйдет совсем не внушенный новым воспитанием вывод, что кто-то вышний руководит нашими поступками в поворотные моменты жизни. Чувствительные и сильные натуры следуют неформулируемым побуждениям и через тернии достигают цели, слабые идут привычными просматриваемыми и прогнозируемыми путями, по следам и в результате оказываются на том же, только сильно утоптанном ими же самими, месте...
Отказник
На кладбище было пусто, как всегда в будний день. Четыре огромных собаки валялись у входа поперек дороги, не обращая никакого внимания на проходящих. Ни голосов, ни птиц, только изредка доносился стрекот мотороллера, на котором рабочие возили плиты и свой инструмент. Автор сидел на влажной скамеечке, подложив под себя ладони, - мама всегда повторяла ему: "Не сиди на холодном -- застудишь почки", и сейчас он рассеянно смотрел на мокрый песок и совершенно явственно слышал ее голос... всегда у них разговор начинался с чего-то незначащего... пальцы рук затекли. Он переваливался всем весом то на одну, то на другую руку и, совершенно не замечая, чуть покачивался вперед -- назад... краем глаза он уловил, что кто-то подошел бесшумно и остановился рядом... он медленно повернул голову, перевел свой рассеянный взгляд на стоящего человека и вроде бы, как тому показалось, смотрел куда-то мимо него, хотя их разделяло три шага...
- Это ты или не ты? -- Спросил человек, прищурился и чуть отклонился назад.
- Леня? -- вышел из забытья задумчивости Автор, - Солин?
- Хорошее место для встречи, когда не виделись десять лет...
- Десять? -- удивился Автор
- Посчитай! -- Он принялся загибать пальцы, - Одиннадцать... да...
- Лермонтова уже убили. -- Мрачно сказал Автор.
- Что? -- Нахмурился Солин...
- Наши из класса еще все живы?.. Не знаешь?
- Не знаю... мама? -- Кивнул он на могилу и увидел в ответ такой же кивок.
- А у тебя?
- Бабушка с дедом...
Если бы они встретились где-нибудь в городе на перепутье, то, наверное, так бы и разошлись после незначащих вопросов, но кладбище... каждый знает, что здесь, в буквальном смысле: вдалеке от городского шума, все по-другому... может быть, и мысли, заглушаемые суетой, здесь слышнее, и легче их произнести вслух...
В их мужской школе-новостройке на окраине был один выпускной -двадцать два ученика всего... сфотографировались на память, отгуляли выпускную ночь и разбрелись... город большой... Теперь они с удовольствием возвращались в годы совместной учебы, вспоминали разные смешные и нелепые случаи и после этого пытались по крохам, кто что слышал, восстановить, кто где сейчас и что делает...
так под конец своей прогулки по памяти очередь дошла и до них самих...
- Ну, о тебе, что говорить, - наслышаны: входишь в моду!
- Увы, - возразил Автор и помолчал... - а ты? Ты же вроде какой-то химический закончил...
- И диссертацию защитил...
- Ну? Все успевают... преподаешь?
- Нет... - Леня как-то помрачнел и ответил односложно.
- Что, сыграл в ящик? -- Пытался сострить Автор...
- Вроде того. - Опять односложно согласился Солин.
- У тебя неприятности? Прости? Мы ведь как-то не очень близки были, хотя, знаешь: жаль... все же школьные товарищи -- это на всю жизнь... может быть, поедем ко мне? Ты женат? -- Вопросов за годы разлуки накопилось много.
- Я думаю, мне лучше не ездить к тебе...
- Почему? -- Удивился Автор, но почувствовал, что это не просто нежелание товарища, - я чем-то могу тебя скомпрометировать? У тебя сильно секретная фирма? - Леня помялся и нехотя заговорил, глядя прямо в глаза товарищу:
- Я в отказе.
- Что? -- не понял Автор
- В отказе. Хотел уехать за границу... совсем... теперь сижу дома -- с работы уволили... в дворники не берут... жду... - Автор стоял перед ним совершенно растерявшийся... - может быть, тебе, как писателю будет интересно... да, и кстати, у меня к тебе просьба будет... на ловца и зверь бежит, как говорится...
Они брели по центральной аллее доходили до собак, не сговариваясь, поворачивали обратно и снова брели к выходу. К ним одновременно по мере их беседы пришло чувство сожаления, что они прежде не сошлись ближе...
В институте Солин не чувствовал особого отношения к своей национальности, тем более, что и в группе, и у них на потоке было много евреев. Закончил он прекрасно, одним из первых в общеинститутском списке по успеваемости, который и давал право выбора из всех предоставленных ведомствами мест работы... он, как и угадал Автор, попросился в ассистенты на кафедру -- такое место было обозначено в списке... но при встрече в отделе кадров ему сказали, что по непредвиденным причинам место сейчас занято, а как только появится вакансия, ему позвонят. Он стал звонить по разным кафедрам, и везде ему предлагали работу - нужны были такие специалисты, ВУЗы только недавно стали готовить исследователей такого профиля, записывали его фамилию, она не вызывала подозрений, и назначали время встречи. Но когда дело доходило до отделов кадров, и начальники их брали в руки его паспорт, они начинали юлить, извиняться, просили подождать приглашения по телефону... после третьего отказа, он уже был накален до предела, еще две попытки повергли его в бешенство, и он отправился на первую подвернувшуюся работу, поскольку был молодой специалист и обязан отработать положенные три года. Ему повезло. Институт оказался со своим маленьким опытным заводиком, тематика не закрытая, руководитель его дипломного проекта предложил Солину продолжить работу над той же проблемой и скоренько превратить диплом в диссертацию, а защитить в родной Альма матер на своей же кафедре... это было, как сон. Николай Иванович мало времени уделял своему соискателю, у него были важные партийные дела, но он был настоящий ученый и умел стратегически оценивать перспективу, а детали схватывал на лету. С такой фамилией и биографией -- ему все двери были открыты: Пуртов. Он выслушал Солина, не ставшего скрывать от него своих мытарств. Николай Иванович был не то что грубоват, но играл под простачка. "Забудь, - сказал он и положил большую ладонь на стол. Потом потянулся вперед к сидевшему напротив собеседнику и добавил: - Кто там начальники знаешь? -- Он сделал паузу, - Вот и все. А в партии мудаков тоже хватает -- не думай... давай работать. Мне твоя тема нужна. Я потом твои результаты использую для свой докторской, понял? -- Их тут и на три работы хватит. Защитишь -- другая жизнь будет. К тому времени эти начальники уйдут, а ты со степенью будешь. Все". Солин рассказывал и переживал прошлое снова и снова. Его обида была так сильна, что не оставляла его все три года -- быстренько не вышло, пока он сделал работу и защитил ее. Конечно, все прошло, как по маслу... такой руководитель, своя кафедра...
и он снова решил повторить рейд, только теперь уже в большей весовой категории -- в портфеле у него лежал диплом кандидата технических наук...
Сначала он отправился в те же "точки", где побывал уже прежде, потом добавил и новые адреса... везде его ожидала одинаковая концовка... он начал сходить с ума, психовать в этой пьесе абсурда, разыгрываемой живыми марионеточными фигурами...
когда он понял, что в такой ситуации остается или кого-нибудь убить, чтобы выразить свой протест, или самому уйти из жизни, его случайно встретил его товарищ. Они разговорились -- у того была похожая история. "Ты что, не знаешь, что нельзя превысить процентную норму? За каждого лишнего жида руководителя по головке в райкоме не погладят... " Солин был ошеломлен. Он понимал, конечно, что не по своей воле везде ему говорят одно и то же, и, если бы сам не прошел через такое унижение, ни за что не поверил бы, но чтобы так -- по приказу, по проценту...
он был далек от всего этого и Шпильман, прищурившись, предложил: "Тут один ребе приезжает "оттуда", мы с ним встречаемся, приходи... если не боишься и всерьез...
думашь обо всем этом... можно ведь и отсидеться... процент свят, а "свой жидок - не жидок"... они ведь все в самые страшные минуты говорили: "ну, к вам то это не относится, вы же свой... "
