Анатолий Курчаткин - Солнце сияло
- Раз. Мне достаточно. Больше не хочу. Тебе еще сколько, долго еще по сухому закону жить? - спросил он меня.
- Неделю, - сказал я. Чувство счастливого облегчения владело мной. Я признавался в своей стыдной болезни - как прыгал в серную кислоту, а оказывается, я был тут не просто не одинок, а наоборот, в хорошей компании!
- Ну, неделю - это уже божеский срок, дотерпишь, - заключил Юра. - А нам с Колей как раз тут на двоих, - щелкнул он ногтем по бутылке "Рояля". Да, Коля?
- Львиные у тебя какие аппетиты. - Николай взял бутылку "Рояля", налил Юре, налил себе. В Юрину рюмку половину, в свою треть. Взял бутылку минеральной воды и долил мгновенно помутневшие рюмки доверху. - Литр спирта, куда в тебя?
- А почему ты себя обделяешь? - Юра заметил, что Николай плеснул спирта в свою рюмку меньше.
- Силы рассчитываю, - сказал Николай. - Это вам завтра кверху брюхом хоть до полудня, а мне в семь утра - как штык на трудовой вахте у окуляра стоять.
- Бедняга. Это ты тот несчастный, которому завтра демонстрации освещать. - Теперь ирония прозвучала и в голосе Юры.
- Нет, мне завтра на съемку художественного фильма. Называется "Первое мая свободной России".
Я сидел с ними, потягивая минералку, и плыл не меньше, чем если бы пил не минералку, а "Рояль". Так мне было хорошо. О, как мне кайфово было сидеть с ними! И все не оставлявшая меня до конца Ира была теперь в такой дали будто видел ее в перевернутый бинокль. Я еще мог видеть, что там в дали это она, еще узнавал ее, но лица ее уже не различал.
- Ты говорил, ты сочиняешь. Сбацаешь, может? - неожиданно предложил мне Юра.
Предложение было не только неожиданное, но и опасное. Одно дело греметь по клавишам перед людьми, чье мнение тебе не особо, а то и немало не интересно, и совсем другое - играть профессионалу.
Но мне было так хорошо, что я, понимая все это, ни мгновения не раздумывая, согласился. И только счел необходимым предупредить насчет инструмента:
- Фоно не мое. За строй не отвечаю.
Пианино стояло в комнате на парадном месте, но было советской марки "Лира", а хорошего советского фортепьяно мне видеть не приходилось. Кроме того, расстроено оно было - слезы наворачивались на глаза слушать его.
Слезами, только я взял первые ноты, Юра и облился. Он ухватил себя за косичку и завопил:
- Уши мои!
Я прекратил играть и закрыл крышку.
- Пардон. Моя ошибка. Ваша правда, граф: возможности человеческого организма не безграничны.
- Нет-нет, это я - пардон! - снова завопил Юра. - Возможности моего организма безграничны, граф! Лабаем! Хочу послушать!
- Да уж, Сань, давай. Тоже хочу послушать, - подвопил Юре Николай. Он притащил с кухни бутылку с "Роялем", бутылку минералки, тарелки с закуской и расставил все сверху на пианино. - Ты и в этой области искусства впереди планеты всей?
- Тронули, - подтолкнул меня начинать Юра, наполняя над моей головой "Роялем" их с Николаем рюмки.
Мне пришлось провести за изделием комбината "Лира" не меньше часа. Давай еще, просил Юра. Ты говорил, целую симфонию накропал, какой-нибудь тематический кусок можешь продемонстрировать? И песню бы, а? Пару песен.
Впервые после отца я играл свои сочинения профессионалу. Но отец был профессионалом с обочины, вроде футбольного игрока, всю жизнь просидевшего на запасной скамейке, а Юра играл в основном составе, в каждом матче, мяч не сходил у него с ноги. И вот он просил меня: а этот финт? а такой удар? а как насчет того, чтобы обвести сразу двоих?
- О'кей? - посмотрел наконец я на Юру, берясь за крышку, щелкая откинувшимся пюпитром и прижимая его пальцем - приготовясь закрывать честную, но бессовестно гнавшую фальшак советскую "Лиру".
- О'кей хоккей, - согласно кивнул Юра со стула сбоку от пианино.
Николай, сидевший с остро поднятыми коленями в продавленном кресле поодаль, открыл глаза, немигающе уставился на меня и затем произнес:
- Главное, когда спишь только с женой, быть уверенным, что она тоже спит только с тобой.
- А ты уверен? - спросил его Юра.
- В том-то и дело, - сказал Николай, не поворачивая к нему головы.
Посидел, все так же немигающе глядя на меня, еще немного и снова закрыл глаза.
Он наливал себе меньше, чем Юре, но напился именно он.
Мы с Юрой оставили Николая дремать в кресле и, прихватив бутылки с тарелками, переместились обратно на кухню.
- Что, ничего, - сказал Юра. - Вполне. Ты по композиции где-то уроки брал?
Не знаю почему, но говорить об отце не хотелось. Хотя нет, знаю почему. Я его стыдился. Неосознанно, не отдавая себе в том отчета. Член Союза композиторов, пропахавший жизнь на заводе. Недурственная картинка.
- Читать, граф, умеем, - сказал я. - Грамоте учены.
Иначе говоря, я ответил ему, что никаких уроков не брал, а учился по книгам. Что, собственно, было почти правдой. Я проштудировал в отцовской библиотеке все, что там стояло по композиции.
- Вообще я тебя получше хотел бы послушать, - сказал Юра. - Получше и побольше. У тебя пленки со своими записями есть?
- Нет. Откуда?
- От верблюда! Кто-то на тебя пахать должен? Сам позаботься. Найди звуковика хорошего, договорись. Пусть не товар, но хоть какой-то сырец тебе сделает. Чтобы было что визитной карточкой предъявлять.
- Кому предъявлять? Зачем?
- Как зачем? - В голосе Юры прозвучало возмущение. - А для чего ты пишешь?
- Просто, - сказал я. - Хотелось. Сейчас и не пишу. В голове, конечно, кой-что звучит, но и все. Когда записывать? Самое приятное - в голове покрутить. Вот так.
- "Так" рифмуется с "мудак"! - Юрин указательный палец оказался наставлен на меня подобно стволу пистолета. - Так просто сочиняют лишь идиоты. А умные люди делают из этого профессию и деньги.
В прихожей загрохотал взвод солдат, обутых в тяжелые сапоги с подковками. Роль взвода успешно исполнял Николай в единственном числе. Остановившись перед дверьми ванной и туалета, он ударом ладони перевел флажки выключателей в верхнее положение. За первой дверью, открытой им, оказался туалет - и туда ему было не нужно. Он захлопнул ее, так что у нас на кухне сотряслось и прозвякало на столе все, что было стеклянного, и открыл другую. Стекло на столе сотряслось у нас еще раз, и следом, через мгновение, до нас донесся рык мощной струи, вырвавшейся из крана, и ее гулкий звон о чугунное дно ванны.
Николай, пошатываясь, вышел обратно в прихожую. Голова у него была мокрой, волосы торчали во все стороны перьями. Двигаясь галсами, он прошел к нам на кухню и с грохотом свалился на ближайший табурет, оказавшийся у него на пути.
- Как так получилось, что меня разобрало? - проговорил он, по очереди обводя нас расфокусированным взглядом, словно страдал косоглазием. - Или, Сань, это твоя музыка так на меня действует?
- Его музыка, его музыка, - с удовольствием подтвердил Юра.
Спустя полчаса мы все втроем ссыпались на улицу, поймали частника, дали водителю деньги, записку с адресом, по которому отвезти его седока, и погрузили Николая на заднее сиденье.
- Не играй при мне больше, - грозя пальцем, попросил Николай - перед тем, как дверце за ним закрыться.
Мы с Юрой вернулись ко мне в берлогу, и, наливая себе "Рояля", он расхохотался. Он так хохотал, что упал грудью на стол.
- Видишь, что говорит, какая у тебя музыка опьяняющая? Комплимент!
- Да, мы с "Роялем" - величайшие российские композиторы современности, - нашелся я с ответом.
- Да уж, рояль у тебя сегодня был что надо, - скаламбурил Юра. - Что-то в твоей манере есть, знаешь, похожее на Бочара. Ты играл, а я все думал, кого ты мне напоминаешь, вот дошло сейчас: Бочара. Знаешь Бочара, слыхал?
Видимо, всякому мало-мальски музыкально образованному человеку полагалось Бочара знать.
- К сожалению... Как-то так... не довелось, - пробормотал я в смущении.
- Дело исправимое. - Юра сидел, взяв рюмку наизготовку, как стрелок с пальцем на курке перед выстрелом по мишени. - Познакомлю. Тебе вообще надо входить в тусню. Тусня разогревает.
Голова его запрокинулась назад, кадык поршнем сходил вверх-вниз, и я снова увидел Юрино лицо. Пил он, следовало отметить, лихо. Пил - и как в бездну.
- В какую тусню мне надо входить? - спросил я Юру.
- В музыкальную, в какую, - сказал он, жуя. - Зачем тебе журналистикой заниматься? Музыкой тебе нужно! Синтезатором обзаводиться. "Коргом Тритоном", например. Набил на нем все партии, скинул на дискету - всегда есть возможность предъявить для знакомства. А сейчас на Западе уже программы для компьютера есть, коммутируешься с ним - он тебе сам нотную запись выдает!
- А музыку он сам еще не сочиняет?
- Еще нет.
- Ну вот пусть начнет, - сказал я.
Юра, продолжая жевать (он лихо пил, но и знатно закусывал), перекривил лицо в гримасе глубочайшего разочарования.
- "Так" рифмуется с "мудак", я тебе сказал? Ты что со своим добром собираешься делать? Солить? Сейчас передел площадки идет, и свободные места еще есть. А скоро их не останется. Все занято завтра будет, с автоматом пробиваться придется.
