Максим Горький - Том 27. Статьи, речи, приветствия 1933-1936
«Вы, товарищи, работаете плохо, у вас — дисциплины нет, и соревнуетесь вы — «напоказ», а не ради успеха работы!»
Это очень похоже на правду. Это, разумеется, может вызвать обиду и даже озлобление в людях, которые работают плохо, против людей, которые уже выучены и привыкли работать хорошо и являются «непрошенными учителями». Это же не чванство, а, может быть, отражение некоторого, очень существенного психологического различия между благочестивыми потомками «хозяйственных мужичков» и пролетариями, которые за дерзновенное отношение к «хозяйствам» и «хозяевам» весьма много претерпели.
Благочестивым аристократам древних мещанских фамилий следует знать, что даже во времена безответственной самодержавно-царской власти одного человека вешали дважды только в случаях крайне редких. Надо знать и помнить, что бывшим «социально опасным» возвращены права гражданства и предоставлена свобода труда не «из жалости» к ним, не «Христа ради», а как естественная и почётная награда за их трудовые заслуги, за честное и героическое их участие в деле огромного общегосударственного значения, — в деле, необходимом для всех, а в том числе и для тех будто бы коренных, а на деле новых и в заводском котле ещё не переваренных «настоящих» рабочих, которые обнаруживают в отношении к ударникам-каналоармейцам идиотический аристократизм.
Чванство — скверненькая болезнь и требует серьёзного лечения. И хотя больной не обязан знать, как чувствует себя доктор, однако иногда очень полезно расспросить человека, почему он стал доктором. А среди каналоармейцев есть немало таких, которые очень хорошо поняли причины социальных болезней и понимают, как и чем надобно их лечить.
[Шахте имени М. Горького]
Горжусь успехами работы шахтеров шахты имени Горького. Великое счастье жить в эпоху гигантского роста пролетариата, великая радость видеть результаты его труда.
Горячо приветствую вас, товарищи, желаю вам здоровья, бодрости духа, новых побед.
Да здравствует пролетариат!
Максим Горький.
«…Вы — чудесная сила, преобразующая мир»
Я, товарищи, скажу несколько слов не на хозяйственные темы, которые вы здесь обсуждаете, а ещё раз отмечу влияние на людей той мощной энергии, которую рабочий класс и его Ленинская партия непрерывно развивают по пути к построению социалистического, бесклассового общества. Энергия эта, воплощаясь в грандиозном строительстве новой культуры, является, в то же время, воспитателем новых сил, создаёт условия и атмосферу, которая быстро превращает великое количество в превосходное качество.
На днях я пережил фантастическое впечатление. Мы — материалисты; беспочвенные, отвлечённые фантазии нам чужды и даже враждебны, но тем не менее многое, творимое нами, не назовёшь иначе, как сказочным, фантастическим. Социальное и социалистическое творчество рабочего класса исходит из его революционной, строго реальной силы, на неё опирается и служит изумительным, небывалым возбудителем явлений, фактов величайшего, победоносного смысла. Что хочу я сказать?
Нечто очень простое. На днях я присутствовал на собрании работников науки — представителей биологических наук, молодых наших философов и литераторов. Особенностью этого собрания было то, что более десятка среди трёх десятков людей этого собрания в недалёком прошлом были деревенскими батраками и рабочими фабрик, а остальные специалисты науки ещё недавно не «интересовались» вопросами нашей политико-революционной философии. И вот оказалось, что, под влиянием энергии рабочего класса, революционно оплодотворяющей мысль и чувства, десяток работников Всесоюзного института экспериментальной медицины, работая над исследованием животного организма, пришёл к той диалектике развития, которая лежит в основе революционной мысли. Это — факт глубочайшего значения, ибо это — факт завоевания революционным пролетариатом того источника энергии, который скрыт в научном опыте.
Можно бы привести ряд таких фактов, но здесь для этого не время. Укажу ещё только на процесс освобождения женщин. Женщины — это половина населения земного шара, и религии научили мужчин относиться к женщине как к человеку низшего типа сравнительно с мужчиной. Вы знаете, что именно таково буржуазное отношение, что оно глубоко въелось в людей и что мы тоже не совсем свободны от этого влияния веков власти лавочников и попов.
Однако мы сбрасываем этот груз. Едва ли когда-либо в мире случались такие вещи, чтобы за 10 лет женщины из батрачек превращались в философов и преподавали бы философию как специалисты. Женщина властно входит во все области, раньше закрытые для неё: в науку, в администрацию, во флот, в армию. Женщина сейчас начинает играть роль более чем заметную; я, например, знаю несколько случаев, — мне писали с мест, — что в некоторых местах женщины не выходят замуж за человека, если он не ударник. (Смех.) Когда я это прочитал — обрадовался, что я уже стар и мне можно не жениться. (Смех. Аплодисменты.) Вот этот процесс омоложения страны, накопление его энергии, — причём эта энергия не копится просто, а течёт, течёт и всё изменяет, — изумительный процесс, и чем дальше, тем более он ярок, тем больше его видишь. К сожалению, у нас в литературе он немножко слабовато отражается. (С места: «Правильно».) Правильно. Мы, литераторы, в этом деле, конечно, повинны. Но и мы начинаем двигаться вместе с жизнью, у нас уже есть в высокой степени любопытный опыт коллективного творчества целой группы литераторов, которые собрались и, подгоняя друг друга, написали книгу о Беломорско-Балтийском канале. Крепко друг друга взяли, с великой горячностью работали. Опыт этот и этот коллектив мы думаем так и оставить, чтобы он продолжал такую же работу, чтобы взялся за другие такие же книги.
Какой же вывод можно сделать из этого облагораживающего и возбуждающего к творческой деятельности влияния революционной энергии партии пролетариев, марксистов-ленинцев?
Тот факт, что буржуазия создала науку, искусство, технику, явно и очевидно нуждается в серьёзной поправке. Поправку эту вносит современная нам буржуазная действительность. Она говорит нам, что лавочникам всех стран наука, искусство, техника — не дороги, что буржуазия ради сохранения своей власти и спокойной жизни готова отказаться и легко отказывается от всего, чем гордилась как своей культурой. Можно думать, что этот отказ так лёгок не только потому, что лавочники испуганы до смерти, но и потому, что культура не была их органическим творчеством. Культуру буржуазии создавали её «блудные дети», её отщепенцы. Биографии крупных деятелей культуры почти все говорят нам о том, как трудно было мастерам культуры, искусства, техники бороться со своекорыстным, идиотическим консерватизмом лавочников.
Наша, социалистическая культура начата рабочим классом, и она будет органическим его делом, воплощением его энергии, его дарований и талантов, она будет именно такой — или её не будет, что — невозможно. Нашу культуру строят удивительно даровитые и дерзкие люди: бывшие батраки, батрачки, рабочие, работницы, ныне — уже мастера своего дела. Они — плоть от плоти и кость от кости своего класса, они — не отщепенцы, они органически связаны со своим классом. Работая в его интересах, они не видят своих отцов врагами своими и уже являются учителями отцов, ибо отцы видят, что дети, унаследовав революционную энергию, умеют заострять и усиливать её наукой, философией, техникой и что в эту работу входят всё новые и новые тысячи работников культуры.
Желаю вам, товарищи, ещё больше, шире, глубже развить вашу чудесную силу, преобразующую мир. (Продолжительные, бурные аплодисменты.)
По поводу одной дискуссии
19 января «Вечерняя Москва» между прочими «новостями дня» сообщила, что «закончилась организованная ГИХЛ дискуссия о «Брусках» Ф.И. Панферова.
В своём заключительном выступлении товарищ Панферов заострил вопрос о языке советской художественной литературы.
Автор «Брусков» считает, что у нас в последнее время много говорят о языке, но никто не говорит о языке революции. Эта тема совершенно выпадает из поля внимания критиков: они предпочитают рассуждать о языке Бунина, Толстого, других классиков, но не замечают нового языка, созданного революцией.»
Образцов нового языка товарищ Панферов не привёл, но остановился на защите права своего пользоваться нелепым словом «скукожился», утверждая, «что это слово употребляют миллионы: это не то, что «сжался», «стушевался», а именно «скукожился».»
Считая себя обязанным бороться против засорения русского литературного языка неудачными «местными речениями» и вообще словесной шелухой, я обращаю внимание товарищей литераторов на следующее: признано, что народный русский язык, особенно в его конкретных глагольных формах, обладает отличной образностью. Когда говорится: с-ёжился, с-морщил-ся, с-корчил-ся и т. д., мы видим лица и позы. Но я не вижу, как изменяется тело и лицо человека, который «скукожился». Глагол «скукожиться» сделан явно искусственно и нелепо, он звучит так, как будто в нём соединены три слова: скука, кожи, ожил. Разумеется, что не стоило бы спорить по поводу включения в литературный язык одного уродливого слова. Но дело в том, что у товарища Панферова, несмотря на его бесспорную талантливость, отношения с литературным языком вообще неблагополучны. Он почему-то думает, что над русской литературой всё ещё тяготеет словарь Даля, который вообще не тяготел над ней, и он как будто забыл, что литература наша обладает богатым языковым материалом «народников», а также лексиконами таких своеобразных «стилистов», как Герцен, Некрасов, Тургенев, Салтыков, Лесков, Г.Успенский, Чехов. С этим прекрасным наследством наши молодые писатели плохо знакомы и как будто не хотят знакомиться, удовлетворяясь такими пошлыми образцами «словотворчества», как, например, «катись колбаской», «дать пять» и т. д.
