Гусейн Гусейнов - Солнечный огонь
В Милахе той зимой он застрял из-за снегопада. И вся драма развернулась у него на глазах. Сена в колхозе заготовили мало и тогда решили потрясти зажиточных крестьян, хотя те уже свою норму сдали. Председатель здесь был из самых отпетых лентяев, грамотностью не отличался, а власть над людьми придала ему гонору.
Дом, где остановился Абдуррахман, находился на пригорке, и отсюда хорошо просматривался центр колхоза, где уже с утра около правления начали собираться хмурые мужчины, старики и молодежь. Абдуррахман слышал грозный гул голосов, выкрики горячих молодых людей, видел, как торопливо прошел к правлению председатель сквозь нехотя раздвинувшуюся толпу. Сердце заныло, предчувствуя беду, и Абдуррахман быстрыми шагами, утопая в сугробах, устремился к собравшимся людям.
Когда он приблизился, как раз выступал председатель. Глаза его беспомощно метались по лицам односельчан, стеною обступивших его. Он боялся их и не знал, как разрядить обстановку.
- Верни скот... - крикнул кто-то из толпы...
- Ты мою лучшую лошадь погубил...
- Какой ты начальник? - раздался еще голос. - У себя дома порядок не наведешь!
Гулом одобрения отвечала людская масса на это.
- Расходитесь, расходитесь!.. - визгливо завопил председатель.
- И до Мекки дошел, но не стал хаджи осел, - пробасил скороговоркой мужчина в черной папахе, стоявший в первых рядах. Толпа ответила хохотом. А председатель, улучив момент, скрылся в правлении, захлопнув за собой дверь. Лязгнул засов.
- А-а-а-а!.. - угрожающе зарычала площадь.
- Сжечь, сжечь правление! - неслось с разных концов.
- Пусть вернут, что забрали! - вторили другие голоса.
- Люди! Остановитесь! - пытался образумить односельчан старый кербелаи Теймур, - не надо ничего поджигать! Здесь все наше, своими руками строили. И председатель этот дурной не с неба упал. Опомнитесь!
Толпа отхлынула от правления. Некоторые увидели Абдуррахмана и обступили его.
- Что делать, Абдуррахман бек? - послышались вопросы. - Зачем нам этот колхоз? Жили без него... Осенью сено взяли, скот взяли, теперь опять требуют...
Горько было Абдуррахману слушать земляков. Понимал он их обиды, но не надеялся, что власть легко сдаст свои позиции. Однако того, что произошло дальше, он и предположить не мог.
Народ продолжал митинговать, прорвалось все, что накипело за эти годы, а вокруг села незаметно смыкалось кольцо из милиции и военных частей, спешно прибывших из Джульфы. Успел-таки председатель отправить кого-то в город с сообщением, что в Милахе вспыхнул бунт.
Вечерело, и люди уже расходились по домам, как пронеслась весть, что село окружено. Площадь мгновенно опустела. Наступила тревожная тишина ожидания.
В доме, где остановился Абдуррахман, перепуганные женщины и дети забились в дальнюю комнату, а хозяин молча расхаживал из угла в угол, чутко прислушиваясь к тому, что происходило на улице.
- В клетку мы попали, уважаемый Абдуррахман бек, - наконец сказал он, присаживаясь на ковре подле гостя. - Ночью они захватят село.
- Аллах милостив, - Абдуррахман казался совершенно спокойным. - Люди не сделали ничего плохого.
Его фразу прервали оружейные выстрелы, они оба вскочили. В соседнем помещении заплакали дети. Хозяин бросился к выходу. И Абдуррахман знал, что у того в амбаре спрятана винтовка.
- Постой, мешади Панах, - Абдуррахман успел схватить хозяина за плечо. - У тебя детей полон дом. Не убьют, так разорят, среди зимы пустят по миру голыми, босыми... Сдержи сердце.
Мешади Панах замер, опустил голову и, безнадежно махнув рукой, опустился на ковер.
Истошно лаяли деревенские собаки. Слышались крики людей, а затем уже со стороны села раздались одиночные ответные выстрелы.
Мужчины сидели в темноте, чутко ловя каждое движение на улице. Наконец Абдуррахман не вытерпел, подошел к окну и, отодвинув, занавеску, выглянул во двор. С возвышения, на котором стоял дом, было видно практически все село. Там метались людские фигуры с оружием, к площади перед правлением колхоза были стянуты подводы, запряженные лошадьми, стояло несколько автомашин. Окна правления были ярко освещены. Военные вместе с милицией небольшими группками прочесывали каждый двор. Абдуррахман заметил, как, подталкивая прикладом в спину, потащили к площади какого-то старика, потом еще одного мужчину из дома у реки. "Сейчас и сюда придут", - понял он.
И вправду, с улицы послышались голоса, заскрипел снег под сапогами. Дом сотрясли тяжелые удары в дверь.Хозяин быстро зажег лампу и бросился открывать.
В комнату вошел грузный военный в форме офицера ГПУ, за ним - несколько солдат и местный милиционер. Оглядев мужчин, офицер приказал солдатам обыскать дом и хозяйственные постройки, а сам сел за стол, не сводя пристального взгляда с Абдуррахмана.
- Не местный? - обратился он к милиционеру. Тот покачал головой.
- Так... Кто таков? - его вопрос теперь адресовался Абдуррахману. На хозяина дома он не обращал внимания.
- Абдуррахман Гусейнов, зубной техник, приехал из Нахчивана, - спокойно отвечал Абдуррахман.
- Откуда ты? - последовал новый вопрос.
- Из Арафсы, но живу в Нахчиване.
- А как ты в Милах попал? -усмехнулся офицер.
- Я езжу лечить зубы по многим селам. Так уж вышло, что сейчас оказался здесь... А мог бы очутиться в любом другом селе района.
- Так вышло... - офицер наливался злобой. - Так вышло, что ты вовремя приехал агитировать здешних смутьянов.
- Никого я не агитировал. У меня свое дело, я лечил зубы, - твердо возразил Абдуррахман.
- Знаю я ваши дела... Когда ты приехал в Милах?
- Два дня назад.
- Так чего же вчера не уехал? Ждал, чем здесь все закончится?
Абдуррахман не успел ответить, потому что милиционер наклонился к офицеру и что-то шепнул ему на ухо. Глаза военного потемнели, а лежащая на столе рука сжалась в кулак.
- Вот как! - зловеще сказал он. - Да ты, оказывается, из местных богатеев?
Абдуррахман решил, что больше не скажет ни слова. Что толку говорить с обезумевшей змеей, которая уже не знает, кого кусать. С улицы раздавались истошные крики и плач женщин. Наверное, они схватили полсела.
- Ладно, - офицер поднялся, он даже как-то повеселел.
"И что его так обрадовало? - думал Абдуррахман. - По крови ходит и кровью умывается".
- Выводите его на площадь, - скомандовал тот солдатам. И, повернувшись к Абдуррахману, добавил: - Раз здесь твои бывшие земли, так здесь и твои бывшие батраки. Сейчас спросим людей, как ты с ними обращался. Если хоть один пожалуется на тебя, расстреляю на месте.
Его вывели на улицу, приказав убрать руки за спину. Рассветало. Но звезды еще сияли на побледневшем небе. Абдуррахман с жадностью вглядывался в очертания окружающих заснеженных гор. О смерти думать не хотелось. Ведь то, что упадет после выстрела на снег, уже не будет им. От него останется имя. И оно будет принадлежать его близким и - времени, которое либо унесет его, как песчинку, с собой, либо впишет в нетленную память тех, кому он по-настоящему дорог...
Знакомая площадь перед правлением кишела людьми. Только их разделили на две части. С одной стороны толпились те, кого на этот раз пощадила карающая чекистская машина. Здесь плакали, молчали, шептали проклятия... С другой под конвоем вооруженных милиционеров, понурившись, замерли арестованные.
Абдуррахмана привели последним. Подтолкнули на ступеньки крыльца правления. Он мельком заметил сзади жалкое испуганное лицо председателя колхоза. А за его спиной затаившуюся в темноте фигуру местного армянина Голона. "Вот, кто донес", - подумал Абдуррахман, и, повернувшись к площади, смело взглянул на стоявших перед ним милахцев.
- Тише! - рявкнул один из милиционеров.
Но площадь и так затихла. И офицер натужным голосом прокричал в напряженную тишину, указывая рукой на Абдуррахмана.
- Вы знаете этого человека?
Потрясенные пережитым, подавленные, люди замерли.
- Я спрашиваю, вы знаете этого человека? Отвечайте! - к концу фразы голос чекиста сорвался.
Из толпы послышались отдельные робкие выкрики. Крестьяне не понимали, что происходит и зачем, с какой целью их спрашивают. Вдруг, раздвинув передние ряды, откуда-то вынырнул старик в залатанной телогрейке. Пристально глядя на военного, он твердо сказал:
- Мы знаем его. Это Абдуррахман Гусейнов из Арафсы.
- Есть здесь такие, кто был у него в работниках? - продолжал с видимым удовлетворением офицер.
Теперь люди немного осмелели, и уже множество голосов отозвалось:
- Да, да...
- Тогда последнее... - офицер сделал паузу. - У кого есть какие жалобы на него? Говорите прямо! Он вам теперь не хозяин. Кого обидел, кому не заплатил, всю правду говорите.
Вновь наступила тишина на площади.
Абдуррахман незаметно вздохнул и вдруг почувствовал страшную усталость. Сейчас решится его судьба. Мало ли что могли затаить на сердце сельчане? Никогда он не задумывался об этом. Просто старался жить честно, по совести.
