Борис Поюровский - Былое без дум
Прошу Президента Санкт-Петербургского Дома сатиры и юмора Виктора Билевича надеть на Президента мантию. К принятию президентской клятвы всем встать! Господин Президент, повторяйте за мной дословно. Я, первый Президент клуба "Золотой Остап", перед лицом моих, как они себя называют, товарищей торжественно клянусь. Всемерно содействовать всеми силами моей души и таланта начинаниям блистательной акции "Золотой Остап". Достойно представлять ее внутри страны, а если понадобится, и на международной арене, ради чего я, собственно, и согласился стать Президентом. Клянусь поддерживать всею мощью моего авторитета молодых деятелей нашего жанра, появляющихся в нашей державе... Клянусь без предвзятости и в меру своего вкуса оценивать произведения претендентов на очередной приз. Ну, на мой-то вкус вы зря полагаетесь, впрочем, как хотите... Клянуся так на свете жить, как вождь великий жил, и так же Родине служить, как он всегда служил. Имя вождя уточняется. А если я нарушу эту свою клятву, пусть меня покорябает... суровая рука моих, как было сказано выше, товарищей. Клятву сдал.
Ведущий. Клятву принял. Спасибо, Александр Анатольевич.
(Свет со сцены убирается, вспыхивает в зале.)
В НАСТОЯЩЕМ ВРЕМЕНИ
Шура! Перечитал я написанное и понял, что, сосредоточившись на былом, мы позабыли не то что о будущем, но предали анафеме и настоящее, словно вступили в тот возраст, когда лучше помнится то, что было пятьдесят-шестьдесят лет назад, чем то, что произошло вчера...
Между тем жизнь не стоит на месте. И Ширвиндт, включившись в марафон по культурному обслуживанию ближнего и дальнего зарубежья, нет-нет да и тряхнет стариной, оказавшись случайно в Москве проездом из Нью-Йорка в Нью-Васюки.
В ноябре 1992 года Центральный Дом актера имени А.А.Яблочкиной открывал свой новый, пятьдесят шестой сезон. Второй год мы осваиваем казенный дом на Арбате, 35, где последние два десятилетия делали вид, что трудились чиновники Министерства культуры СССР.
Первую половину вечера отдали молодым, которым, как известно, везде у нас дорога. К их чести, они доставили собравшимся много приятных минут, вселив надежды на будущее. Выступления юных предварялись короткими интервью-напутствиями, которые тут же, с места, давали их наставники Алексей Бородин, Павел Хомский, Леонид Хейфец...
Потом вдруг раздался какой-то немыслимый гул, и Маргарита Эскина на правах хозяйки Дома попросила Ширвиндта успокоить собравшихся. Как всегда элегантный, он вышел на сцену с невозмутимым выражением на лице и сказал: "Надеюсь, вы догадались, что мы уже не на Арбате, а набираем высоту: отсюда и шум реактивного двигателя. Ремни можете не пристеги-вать, а стюарды и стюардессы в свободное от занятий в Гнесинке и ГИТИСе время раздадут вам сейчас бортовое питание. Только не вставайте с кресел! В чем дело? Горину не дали еду? Сейчас же исправьте досадную ошибку! Быстрее, быстрее! Молодцы! Теперь приготовьтесь к тому, чтобы открыть эту дивную коробку! Ты не знаешь, как это делается? Помогите, пожалуйста, несчастному! По моему сигналу поднимаем крышку и левой рукой достаем вот этого "мерзавчи-ка". У кого уже стали трястись руки, попросите помочь соседа. Итак, я вижу, что мы летим в теплой компании. Правой рукой легко поверните крышку по часовой стрелке, вот так. Теперь снимите крышку вовсе. Ну куда ты так спешишь, я ведь только сказал "снимите крышку", а ты уже суешь бутылку в рот, как соску. Что за люди! Кто хочет сказать тост?"
Всех, кто принял участие в этом "полете", и не перечислишь. Одни говорили с юмором, другие совершенно серьезно. Но и тех и других "раскручивал", "заводил" Шура. И делал это легко, непринужденно, никого не обижая, перескакивая от одного к другому, будто в зале собрались несколько ближайших друзей. Вот эта редчайшая способность объединять людей, создавать атмосферу добра и веселья делает Шуру в подобных ситуациях совершенно незаменимым.
Второй эпизод последнего времени как будто не имеет никакого отношения к первому. В Театре эстрады был устроен бенефис Бориса Брунова по случаю его семидесятилетия. Собрались все, кого мог вместить этот зал, - от Михаила Ульянова и Роберта Рождественского до Изабеллы Юрьевой и Юрия Никулина. Что за юбилей без Ширвиндта и Державина? Брунов еще и имен их не произнес, а все уже догадались, что сейчас они выйдут на сцену. И устроили овацию. А они вынесли какие-то два мешка и, извинившись перед бенефициантом, что не смогли придумать ничего смешного - до юмора ли сейчас? - сообщили, что решили оказать юбиляру гуманитарную помощь. И стали извлекать из мешков всякую всячину, главным образом предметы третьей и пятой необходимости, купленные за СКВ по всему миру - от Таиланда до Канады. На каждой покупке - ярлык с ценой. Два дня, по заверению дарителей, ушло на то, чтобы сложить доллары, фунты, марки, франки и юани вместе, а затем перевести все это на наши "деревянные". В результате получилась кругленькая сумма гуманитарной помощи.
Зал умирал от хохота, а Шуре и Мише хоть бы что - ни одной улыбки, все серьезно, спокойно, обстоятельно.
Мне предложили собрать компанию людей, отметивших свое пятидесятилетие, но не достигших еще следующего юбилея, то есть тех, кто родился в тридцатые годы и, следователь-но, выбирал профессию в конце сороковых - начале пятидесятых. Мало того, мне нужны были только те, кто связал свою судьбу с искусством и литературой. Ясное дело, я не мог обойтись без Шуры и Миши. Мы несколько раз лично и по телефону обсуждали, в чем именно выразится их участие, казалось бы, обо всем договорились, но в последнюю минуту Шура преподнес всем, в том числе и мне, очередной сюрприз. Вместо условленного номера он извлек какой-то немысли-мый пакет, открыл его и продемонстрировал коллекцию пластинок с речью И.В.Сталина, где сама речь занимала всего один диск, зато семнадцать других сохранили бурные, долго не смолкающие овации зала, которые никто не посмел "сократить", ибо в этом шабаше народного ликования то и дело звучали возгласы типа: "Слава товарищу Сталину!", "Слава товарищу Кагановичу!", "Слава товарищу Ежову!" и т.д. и т.п. Сколько времени длилось это ликование, столько и сохранила их документальная запись.
Шура непредсказуем во всем. Он может ни с того ни с сего устроить мне скандал из-за пустяка. Предполагаю, что не мне одному. Зато он отходчив и тут же все забывает, как малое дитя. Думаю, этим последним наблюдением я и закончу свои записки. Во всяком случае, на данном этапе. Ведь мы еще не подводим итоги, а так просто, разминаемся, словно впереди - целая жизнь, отчего и назвали нашу книгу "Былое без дум".
Пусть думают другие, мы свое сделали как могли, так уж не взыщите!..
ТЕЛЕФОННАЯ КНИЖКА
Боря! Ты удачно прикидываешься интеллигентом
и должен помнить,
что в дневниках удивительного Евгения Шварца
есть раздел "Телефонная книжка" - мудрая придумка.
Евгений Львович решил, что писать о ком-то,
не написав о ком-то еще, обидно для себя
и несправедливо для забытых.
Взял свою телефонную книжку
и пошел подряд,
ибо там, очевидно, вся жизнь:
друзья, коллеги, соучастники,
начальники - все, кроме, может быть, врагов,
писать о которых противно,
как бы этого ни хотелось.
Я не Шварц,
и книга, Боря, наша намного тоньше, но все же...
АРКАНОВ
Арканов Аркадий Михайлович. Я иногда думаю: что меня так тянет к Аркану (Аркан - это кличка Аркадия) уже много-много лет? А "много лет" в переводе на русский получается что-то около тридцати пяти. Ну, во-первых, наверное, привычка и точное взаимное ощущение, что ничего лучше у нас уже в этой жизни не повстречается, даже если бы и захотелось. Во-вторых же, хотя лучше бы это поставить во-первых, но теперь уже поздно (вот что значит редко писать - надо сначала думать, а потом бросаться к перу, а не наоборот), мы обладаем с ним сильным родственным качеством характера - мы не умеем резко и сразу сказать "нет!". Сколько бессмысленных глупостей и глупостей осмысленных совершили мы вместе и порознь из-за отсутствия этого качества. С годами стали мудрее, резче и категоричнее и доросли, довоспитали себя, или жизнь наломала из нас дров, и мы стали говорить ни да, ни нет. Это предел нашего волевого надругательства над характером и индивидуальностью.
Позорно ли это и стыдно ли? Размышляя о жизни как своей, так и аркановской, думаю, что эта вялость дала нам и некоторые плюсовые значения в судьбе и творчестве, потому что при аркановском ультраоригинальном писательском и человеческом таланте только вечно висящее над ним "да!" побеждало титаническую, самозабвенную лень - бросало к письменному столу, к эстраде, театру, друзьям. Из-за невозможности отказать появлялись удивительные монологи, редчайшие афоризмы, нежнейшие стихи, пикантные безделушки, очаровательные дети, рассказы бредбери-кафковского "розлива". Конечно, в ряду согласий бывали проколы грандиозной силы по безумию ненужности и затрат времени, но думаю, что баланс выведен жизнью со знаком плюс. Пороки и страсти по молодости у нас тоже были идентичные, всех не перечислишь, самая же губительная и дорогостоящая - это Московский государственный ипподром. Сегодня, заходя на ипподром по большим праздникам на Орловские дерби или другие дни больших призов, глядя уже дилетантским глазом на бешеные страсти вокруг бегового круга, где за одну милю дистанции возникают на трибунах сотни предынфарктных кардиограмм, я мысленно считаю сколько же прекрасных лошадей выкормил отборным овсом Аркадий Михайлович Арканов, сколько новых денников построили мы с ним в складчину для молодняка, играя (вернее, проигрывая) в течение многих лет на ипподроме.
