Камиль Яшен - Xамза
- Я буду писать о вас в Петербург...
- - Чувствительно благодарен, господин полковник.
- А за Хамзой наблюдение усилить. Особо обратить внимание на попытки связаться с русскими политическими ссыльными.
Здесь таится самая главная опасность!
Полицмейстер достал из кармана мундира сложенный вчетверо листок бумаги и прочитал:
- "Пролетарское движение распространяется и на самые отдаленные окраины..."
Китаев изобразил лицом искреннее огорчение.
- Так пишут в своих газетах социал-демократы, - сказал Медынский, - и это написано про наши места. Поэтому я срочно вызвал вас сегодня. Стихи этого Хамзы - сигнал!.. Сигнал о том, что и сюда докатились отголоски беспорядков в центральной России. В Петербурге и Москве, благодаря твердости властей и непоколебимой монаршей воле, выступления бунтовщиков удалось подавить... Но вы же знаете, что в районе Пресни фабричные несколько дней оказывали вооруженное сопротивление регулярным войскам... Вооруженное! Подумать только!.. А с чего все началось? Лев Толстой и Максим Горький! Это мое твердое убеждение. Толстой пытался ударить по вере - церковь его прокляла...
- Богатая мысль, ваше превосходительство! Нужно запомнить!
- А Хамза замахивается на шариат и коран... Теперь Максим Горький. Сначала все думали, что о птичках стихи написаны, - "Песня о Соколе", "Песня о Буревестнике"... А это на самом деле скрытый призыв к революции, к анархии, к всеобщему разрушению. Посильнее прокламаций и листовок оказалось...
Вот тебе и птички!
- Совершенно согласен с ходом ваших размышлений, господин полковник.
- Вот почему так опасны все эти сочинители со своими стихами... У французов тоже все с книг началось - энциклопедисты, материалисты, велосипедисты там всякие... А чем кончилось?
Законному государю и законной государыне головки - чик! - и отрубили.
- Может быть, арестовать его?
.- Рано. Он сейчас вольно или невольно будет искать себе друзей среди местных политических ссыльных. И сослужит тем самым нам хорошую службу. Ему обязательно нужны сейчас товарищи по образу мысли. А среди мусульман таких нет... И вот, когда он найдет себе друзей среди русских, тут-то они его и научат не только песни о птичках писать, но кое-чему и похуже...
И когда местные ссыльные через него, как через поэта, начнут распространять свои политические взгляды на мусульман, когда слепится пяток - десяток мусульманских кружков с "учителями" из русских политических, когда они начнут маевочки проводить, а то, глядишь, чего доброго, и газетенку какую-нибудь подпольную наладят, вот тогда-то мы их всех сразу и накроем!.. Но к тому времени у нас должно быть все как на ладони - адреса, фамилии, явки. И тогда распространению пролетарского движения на далекие окраины у нас здесь, в Коканде, будет положен конец...
- Восхищен вашей государственной мудростью, господин полковник! Счастлив, что служу в одном округе с вами!
- Мне нужен опытный, преданный офицер, чтобы возглавить намеченную мной операцию. Возглавить и осуществить ее.
- Ваше превосходительство, я был бы счастлив...
- Не сомневался! Я освобождаю вас от всех прежних обязанностей. К беспорядкам и открытым волнениям среди мастеровых вы больше не будете иметь ни малейшего отношения.
Только тайное накопление сведений о возможности установления связей между социалистами и местными мусульманскими рабочи - ми... Мы должны будем немедленно, одним ударом обрубить все эти связи, как только они возникнут. Мы обязаны остановить на вверенной нам территории продвижение марксизма в Среднюю Азию. Мы должны любыми средствами предотвратить революционную вспышку в Коканде и вообще в Туркестане...
Вот уж про кого из главных героев романа мы забыли совсем, так это про смотрителя, хранителя и сберегателя гробницы АлиШахимардана святого Мияна Кудрата.
Правда, немало и лет прошло с тех пор, когда мы виделись с ним в последний раз, но тем не менее святой человек за эти годы почти нисколько не постарел, он по-прежнему жив-здоров, дела его идут как нельзя лучше.
Вот он полулежит на мягких пуховых подушках после первой утренней молитвы, бамдад-намаза, перебирает четки и что-то нашептывает про себя скорее всего последние слова только что сотворенной святой молитвы.
Теперь святой Миян Кудрат уже не просто духовный наставник правоверных Коканда и Маргилана, теперь он религиозный глава мусульман всего Туркестана. И к его имени надо обязательно добавлять титул "хазрат", смысл которого можно перевести как "ваше святейшество". Легенда о родственной близости с АлиШахимарданом стала реальностью. Святой хазрат Миян Кудрат это уже почти имамское звание, нечто вроде наместника пророка Магомета.
Вошел в комнату шейх Исмаил Махсум - о нем мы тоже
давно уже ничего не слышали. Шейх Исмаил сильно раздобрел - сейчас он фактически исполняет обязанности смотрителя и сберегателя гробницы святого Али. Из всех религиозных шейхов Шахимардана Исмаил Махсум выше всех продвинулся по иерархической лестнице служителей священного, мазара. Молодость, сообразительность, расторопность, преданность исламу взяли свое - шейх Исмаил стал самым близким человеком святого Мияна Кудрата, его правой рукой.
- Ну? - чуть приподнявшись на локте, спрашивает хозяин дома.
- Все сделано, таксыр, - опустившись на колени и низко склонив голову, говорит Исмаил Махсум. - Я привез вашу долю пожертвований.
- Аминь! - произносит святой Миян Кудрат. - Пусть сам святой Али всегда будет вашей опорой, благородный йигит, во всех ваших угодных богу делах, пусть сам всевышний дарует нашей гробнице постоянное изобилие.
- Зерно из Шахимардана я уже засыпал в ваши амбары, таксыр, - добавляет шейх Исмаил.
- Сколько раз я говорил тебе, - хмурится Миян Кудрат, - чтобы ты не называл меня таксыром. Таксыр - это просто обыкновенный господин. Так обращаются друг к другу купцы и чиновники. Мы же с тобой духовные лица, я для тебя хазрат! Ты понял меня?
Шейх Исмаил еще ниже склоняет голову в молчаливом согласии.
Святой Миян Кудрат откинулся на подушки.
- Ну, Исмаил, какие еще чудеса ты можешь показать нам сегодня? Говорят, что шайтану жалко отдавать даже добро, принадлежащее самому богу, не так ли?
От этих слов молодой шейх густо покраснел. Потом вытащил из-за пазухи небольшой кожаный кисет-мешочек, наполненный монетами.
- Сколько? - спросил святой.
- Сто золотых рублей, хазрат.
Зрачки святого уменьшились до размера кончиков иголок. Он долго молчал, перебирая четки и не спуская глаз с лица Исмаила Махсума. В душе молодого шейха маленькая белая ящерица страха безнадежно боролась с огромной черной жабой неубиваемой жадности.
- Ну и дурак же ты, Исмаил, - тихо сказал наконец святой. - Ты бы хоть прибавил еще два золотых рубля для убедительности, а? Тогда бы это было похоже на правду... Ровно сто рублей! Какая точность!.. Как аккуратно отсчитали паломники тебе эту сумму! Я могу заплакать от умиления...
Шейх Исмаил, заливаясь кумачовой зарей, был каменно неподвижен.
- Нет, ты не просто дурак, - распалялся святой, - ты еще и жалкий подлец, наглый тупица!.. Что ты уставился на меня своими бараньими глазами? Ты что мне принес? Подачку?.. Из-за милости и великодушия, проявленных мной к тебе, ты богатеешь за счет мазара и вакуфных земель, как чайханщик на большой дороге! Ты раздулся как индюк от золота, которое мусульмане с чистым сердцем несут в Шахимардан... А что ты несешь мне?
Гроши, да?.. Ты хочешь украсть деньги у бога!.. А если я лишу тебя всех прав, прокляну и в рваном халате выгоню из Шахимардана, а?
Шейх Махсум не шевелился, безмолвствуя.
И тогда, видя, что не помогают даже такие угрозы, святой схватил кисет-мешочек и швырнул его в голову Исмаила Махсума.
Кисет, попав в лицо шейха, развязался - монеты покатились по одеялам.
Вид золота словно разбудил Исмаила - его неожиданное и тупое упрямство исчезло как дым. С громким воплем повалился он на подушки перед Мияном Кудратом, распростерся около его ног.
- О, мой хазрат! - кричал шейх Махсум. - Да ниспошлет вам аллах милосердие! Ради нашего великого уважения к вашему отцу, святому Ак-ишану, пощадите меня, простите меня, грешного, не проклинайте, не изгоняйте! Еще до вечера я принесу вам тысячу золотых таньга!
Миян Кудрат брезгливо наблюдал за извивающимся перед ним молодым шейхом.
- На прошлой неделе в Шахимардан в дар святому Али привезли одну несравненную красавицу, - стонал Исмаил Махсум. - Я захватил ее с собой в Коканд... Сегодня же она будет доставлена к вам в гарем, хазрат!
- Собери деньги! - властно приказал Миян Кудрат.
Шейх Исмаил, ползая по одеялам, как годовалый младенец,
быстро собрал монеты.
- Дай сюда!
Махсум протянул кисет Мияну Кудрату
- Богатства мира должны служить нам в этом мире, - нравоучительно сказал святой. - Да пойдет твоя тысяча таньга и эти сто золотых во искупление твоих же грехов.
