Николай Лейкин - В гостях у турок
— Не умѣютъ и подавать-то какъ слѣдуетъ сказала она, принимаясь полоскать чашки. — Подаетъ самоваръ на столъ и съ нему чайникъ съ завареннымъ чаемъ. А самоваръ-то до чего грязенъ! Смотри, даже зелень на немъ.
— Все-таки, онъ хотѣлъ намъ услужить и за это спасибо ему. Спасибо, братушка, спасибо! кивнулъ корридорному Николай Ивановичъ.
— Пакъ да се видимъ (т. е. до свиданья), экселенцъ, почтительно поклонился тотъ и ретировался.
Напившись дома чаю, супруги Ивановы рѣшили идти посидѣть въ кафешантанъ. Они сошли внизъ и стали разспрашивать швейцара, какъ имъ идти по улицѣ, какъ вдругъ появился ихъ давишній проводникъ въ фуражкѣ съ надписью «Метрополь».
— Сейчасъ я узналъ, что сегодня театръ есть, ваше превосходительство, сказалъ онъ, вытаскивая изъ кармана большую зеленую афишу. — Въ кафешантанъ вы еще послѣ театра поспѣете, а вотъ не хотите-ли сначала въ болгарскій театръ?
— Какъ-же мнѣ говорили, что у васъ въ Софіи нѣтъ теперь спектаклей, сказалъ Николай Ивановичъ.
— Есть, но театръ-то очень ужъ простой, ваше превосходительство, для простой публики
— Это то-есть народный, что-ли?
— Народный, народный. Простой болгарскій народный.
— Тѣмъ лучше. Народъ увидимъ, народную жизнь.
— Покажите. Что даютъ? сказала Глафира Семеновна и взяла афишу, измятую, карнаухую, очевидно, снятую откуда-то со стѣны…
На афишѣ по-болгарски стояло, что въ театрѣ «Зора» представлена будетъ пьеса «Галилей».
— Да мы эту афишу, теперь я вспоминаю, сегодня утромъ видѣли на заборѣ, проговорилъ Николай Ивановичъ. — Ну, ведите насъ, почтенный чичероне. Далеко это?
— Рядомъ, господине, ваше превосходительство.
И супруги отправились въ сопровожденіи малаго въ фуражкѣ съ надписью «Метрополь».
Идти, дѣйствительно, было не далеко. Чрезъ три-четыре минуты они подошли къ досщатому забору, наскоро вымазанному охрой. Въ заборѣ была калитка и около нея горѣлъ керосиновый фонарь.
— Вотъ сюда… указалъ проводникъ на калитку и черезъ нее ввелъ супруговъ на грязный немощеный темный дворъ. Вдали виднѣлась освѣщенное нѣсколькими фонарями одноэтажное деревянное зданіе. Къ нему черезъ грязь были проложены узенькія доски.
— Это-то театръ «Зора» и есть? спросилъ Николай Ивановичъ, балансируя по доскѣ.
— Для простого народа, ваше превосходительство. Самый простой театръ.
По доскамъ всѣ трое слѣдовали гуськомъ. Глафира Семеновна, видя убожество театра, обернулась съ мужу и спросила:
— Послушай, Николай, не вернуться-ли ужъ намъ назадъ? Что-то и на театръ не похоже. Не то землянка какая-то, не то изба, вросшая въ землю. Окна-то вѣдь совсѣмъ на землѣ.
— Иди, иди. Все-таки посмотримъ, что за театръ и какое такое представленіе, а не понравится — уйдемъ, отвѣчалъ Николай Ивановичъ.
Глафира Семеновна двинулась опять впередъ.
XXIX
Но вотъ и досчатыя, какъ у сарая, широко-распахнутыя двери театра, освѣщенныя фонаремъ съ маленькой керосиновой лампочкой. Глафира Семеновна подошла къ дверямъ и попятилась. Оказалось, что надо спускаться ступеней пять-шесть внизъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, я не пойду туда… Это подвалъ какой-то, проговорила она.
— Подвалъ и то. Что-же это у васъ театръ-то въ склепѣ? спросилъ Николай Ивановичъ проводника, опередивъ жену и тоже заглянувъ внизъ.
— Простой болгарскій театръ, отвѣчалъ проводникъ. — Но только, кажется, я ошибся. Сегодня представленія нѣтъ.
Изъ подвала доносилось нѣсколько мужскихъ голосовъ. По тому слышно было, что голоса переругивались. Проводникъ побѣжалъ внизъ, тотчасъ-же вернулся и объявилъ супругамъ, что спектакль сегодня отмѣнили.
— Какъ отмѣнили? Зачѣмъ-же ты, братушка, велъ насъ сюда?.. удивленно сказалъ Николай Ивановичъ проводнику.
— Афиша… Объявленіе… развелъ тотъ руками и, вынувъ изъ кармана зеленую афишу, при свѣтѣ фонаря ткнулъ въ помѣченное на ней число.
— Ну, а отчего-же отмѣнили?
— Левовъ мало собрали.
— Да оно и лучше. Все равно я въ такой склепъ не пошла-бы, заявила Глафира Семеновна.
— Но, все-таки, мнѣ хочется посмотрѣть внутренность здѣшняго театра, проговорилъ Николай Ивановичъ. — Глаша, ты подожди здѣсь, а я спущусь внизъ, обратился онъ къ женѣ.
— Нѣтъ, нѣтъ, я боюсь одна оставаться.
— Да съ тобой нашъ Метрополь останется. Онъ тебя не дастъ въ обиду.
И Николай Ивановичъ спустился внизъ. Внизу его обдало теплымъ, но сырымъ воздухомъ. Онъ очутился въ досчатомъ некрашенномъ, и даже изъ невыструганныхъ досокъ, корридорѣ. Въ немъ была будка съ надписью: «Касса». Двое подростковъ въ овчинныхъ шапкахъ, при свѣтѣ мигающей на стѣнѣ лампочки, вязали въ узелъ какое-то пестрое тряпье съ позументами, очевидно, костюмы. Подскочилъ солдатъ въ шинели и въ фуражкѣ и закатилъ одному изъ подростковъ за что-то затрещину. Тотъ заревѣлъ и принялся ругаться.
Въ отворенную изъ корридора дверь, Николай Ивановичъ вошелъ въ зало театра. Пришлось спуститься еще три ступени внизъ. Это былъ просто большой сарай съ узенькими досчатыми некрашенными скамейками передъ виднѣвшейся въ глубинѣ приподнятой сценой. Въ первомъ ряду, впрочемъ, стояли стулья. На сценѣ занавѣсъ былъ поднятъ и при свѣтѣ лампочки можно было видѣть двухъ солдатъ, бродившихъ по ней. Декорацій никакихъ, но за то сцена была обставлена елками.
«Ну, театръ»! подумалъ Николай Ивановичъ, покачавъ головой и вернулся обратно въ корридоръ.
— Когда-же у васъ теперь будетъ спектакль? спросилъ онъ все еще плачущаго подростка, стоявшаго около узла.
— Въ недѣлю, господине, въ недѣлю (т. е. въ воскресенье), отвѣчалъ тотъ.
Николай Ивановичъ поднялся во дворъ.
— Ну, что? встрѣтила его жена.
— Ужасъ что за помѣщеніе! Даже наши дачные актеры-любители, пожалуй, не стали-бы играть въ такомъ помѣщеніи, а ужъ тѣ на что неразборчивы. Братушка, да неужели у васъ въ Софіи нѣтъ какого-нибудь получше помѣщенія, гдѣ даются спектакли? отнесся Николай Ивановичъ къ проводнику.
— Има, господине. Въ Славянской Бесѣдѣ бываютъ спектакли. То для хорошей публики. Тамъ учители бываютъ отъ наша гимназіи, судіи, прокуроръ, офицеры…
Супруги, балансируя по дощечкѣ, начали опять выходить на улицу.
— Я дома вечеръ сидѣть не желаю, заявила Глафира Семеновна мужу. — Вѣдь это скучища… съ тоски помрешь. Пусть братушка сведетъ насъ въ кафешантанъ.
— Идемте, моляви, мадамъ. Есть хорошій кафешантанъ въ гостинницѣ «Одесса», откликнулся проводникъ. — Пѣніе и танцы иноземныхъ дѣвицъ. Есть нѣмски актрисы, есть французски актрисы.
— Далеко это? спросилъ Николай Ивановичъ проводника.
— Сзади нашей гостинницы. Близко. Черезъ три улицы.
— Ну, такъ и веди.
Супруги двинулись по улицѣ, мимо освѣщенныхъ пивныхъ и кофеенъ. Въ окнахъ вездѣ виднѣлся народъ. Изъ пивныхъ доносилась музыка, напоминающая нашу музыку на масляничныхъ каруселяхъ. Визжали единичные кларнетъ и скрипка и ихъ покрывали тромбонъ или труба.
Но вотъ входъ въ кафешантанъ при гостинницѣ «Одесса». У подъѣзда виситъ красный фонарь съ надписью: «Ресторанъ Одесса».
Ресторанъ помѣщается въ нижнемъ этажѣ. Это довольно большая зала безъ всякихъ украшеній, уставленная маленькими столиками. У одной изъ стѣнъ эстрада, задняя стѣна которой задрапирована зеленымъ коленкоромъ. У эстрады піанино. Съ потолка висятъ трапеція и кольца для гимнастовъ, но эстрада еще пуста. Представленіе еще не начиналось.
— За входъ-то надо платить? Гдѣ касса? спросилъ Николай Ивановичъ проводника.
— Ничего не надо. Здѣсь за входъ ничего не берутъ, господине ваше превосходительство, почтительно отвѣчалъ тотъ. — Вотъ выберете себѣ хорошій столъ, сядете, спросите вина или чего нибудь поясти и будете смотрѣть спектакль.
И онъ тотчасъ-же выбралъ столикъ противъ эстрады и сказалъ супругамъ по-болгарски:
— Заповѣдайте, сѣднете, моля ви…
Супруги усѣлись.
Проводникъ спросилъ ихъ, оставаться-ли ему или уходить.
— Уходите. Домой дорогу и одни найдемъ, кивнулъ ему Николай Ивановичъ — и проводникъ, раскланявшись, удалился.
Публики въ залѣ было очень немного. За однимъ столомъ сидѣли два офицера, пили пиво и играли въ шахматы. За другимъ столомъ компанія статскихъ болгаръ, плечистыхъ, бородатыхъ съ черными бровями, сросшимися надъ носомъ, ужинали. Слуга только что принесъ имъ на блюдѣ цѣльнаго зажаренаго ягненка и одинъ изъ ужинающихъ принялся ножомъ кромсать этого ягненка, придерживая его не вилкой, а прямо рукой. За третьимъ столомъ двѣ пожилыя, сильно накрашенныя грудастыя женщины въ черныхъ шерстяныхъ платьяхъ и съ розами въ волосахъ пили кофе и разговаривали по нѣмецки. Съ ними сидѣлъ молодой усатый субъектъ въ красномъ фракѣ, бѣломъ жилетѣ и бѣломъ галстухѣ, причесанный á la капуль и пилъ вино. Это были, какъ оказалось впослѣдствіи, исполнитель и исполнительницы нумеровъ увеселительной программы. Около ихъ стола сидѣла большая черная собака и не спускала съ нихъ глазъ, ожидая подачки.
