З Вендров - Наша улица (сборник)
Собаку исправника в городе знали не меньше, чем самого исправника. Когда Нерон показывался на улице с хлыстом в зубах, все знали, что за ним следует исправник, и каждый спешил сойти с тротуара. Л когда Нерон выходил погулять один, ею хозяин оставался в полной уверенности, что на собаку никто не посягнет.
Медленными, ленивыми шагами Нерон шел по тротуару, как г о собственному двору. Время от времени он останавливался, заглядевшись на воробья, перелетавшего через дорогу, или, поймав ртом муху и проглотив ее, снова спокойно продолжал свой путь.
То, что каждый уступает его собаке дорогу, в то время как другие собаки, которые путаются под ногами, получают здоровый пинок, исправник принимал как должное, а Нерон и подавно над этим не задумывался.
Хотя он носил имя жестокого и кровожадного римского властелина, Нерон по природе был спокойным, флегматичным и добрым псом. Даже на крестьян, которые приходили к исправнику со своими обидами и просьбами, он лая т больше из чувства долга - надо же полаять на худо одетого человека, - чем от злости. Уступали дорогу Нерону от страха не перед ним, а перед его хозяином:
каждый в городе знал, что горе тому, кто тронет его любимца.
Войти в милость к исправнику можно было только через его жену или через его собаку. Кто завоевывал расположение Нерона, для того сердце начальника было открыто. К кому Перон питал антипатию, тот оказывался под большим подозрением и ничего не мог добиться даже подарками исправничихе.
Цезарю, однако, не было известно ни благородное происхождение Нерона, ни его высокое положение. Для Цезаря это была собака как все собаки. Поэтому он стал ходить вокруг Нерона, обнюхивать его, всячески выказывая намерение подружиться с ним как с ровней. В своем собачьем увлечении он не оглядывался на наши зовы и свистки, как будто и не слышал их.
То ли Нерону было не к лицу знакомство с какой-то дворняжкой, то ли собаки не поладили по какой-либо другой причине, но не успели мы подбежать к дому исправника, как уже обе они, рыча и воя, катались по земле в ожесточенной схватке.
Чистокровный Нерон, который был намного больше и несравненно сильнее Цезаря, сразу подмял дворняжку под себя. Цезарь, однако, прошел школу беспризорной жизни с сопутствующими ей обидами: всякий, кому не лень, бил его палкой, запускал в него камнем. Не в пример избалованному и выхоленному Нерону, со щенячьих лет жившему в довольстве и роскоши, Цезарю всю его собачью жизнь пришлось вести борьбу с другими бездомными собаками за каждую случайно найденную кость, и это выработало в нем большую силу сопротивления, непримиримость в борьбе и беспощадность к врагам.
Хотя Нерон и подмял его под себя, Цезарь не собирался сдаваться. Рыча и ляская зубами, он с ожесточением рвал тело противника. Вся морда у него была залита собственной и вражеской кровью. Разорванные в клочья уши Нерона висели словно красная бахрома.
Нам с Ноткой очень хотелось увидеть, чем кончится схватка между Нероном и Цезарем. Поражения исправничьей собаки мы жаждали не меньше, чем поражения наших врагов-гимназистов, но страх перед ее хозяином был слишком велик, нам нельзя было терять ни минуты. И мы пустились бежать так быстро, как позволяли нам наши босые ноги.
Когда мы добежали до перекрестка, отчаянный визг Цезаря заставил нас оглянуться. Трудно себе представить наш ужас, когда мы увидели, что сам исправник в ярости бегал вокруг сцепившихся собак, кровавым клубком катавшихся по земле. Наконец он выхватил шашку и со страшной злобой ударил ею Цезаря.
Не переводя дыхания, мы пустились бежать дальше, как будто исправник гнался со своей обнаженной шашкой за нами. Больше мы не оглядывались. Вой Цезаря прекратился, и мы поняли, что у нас уже нет собаки...
3
Над городом нависла туча. Исправник грозил, что не успокоится, пока не узнает, кому принадлежала паршивая собака, посмевшая наброситься на его Нерона.
Что собака имела хозяина, не подлежало сомнению; для бездомной она была слишком упитанной и слишком чистой. А между тем каждую заслуживающую внимания собаку в городе он знает, и ни одна из них не похожа на паршивую дворнягу. Выходит, что хозяин собаки - еврей.
Пока еще не было случая, чтобы собака подлой крови, низкого происхождения имела дерзость напасть па Нерона.
- Я их проучу! Всех перетряхну до единого, а хозяина паршивой собаки найду! - плгал исправник.
Розыски начались в тот же день. Двое околоточных бегали со двора во двор, изо всех сил стараясь обнаружить хозяина собаки, но безуспешно, имени хозяина собаки они так и не узнали.
Взбешенная неудачей полиция пошла по пути репрессий:
составляла протоколы, штрафовала, заводила тяжбы и наделала много опустошений в тощих карманах бедняков.
Дошло до того, что полиция начала штрафовать за кучи мусора, чуть ли не веками лежавшие во дворах и никого ранее не беспокоившие, и за вылитые около дверей помои.
Больше всех старался околоточный надзиратель Захаркин. Выполнить приказ исправника было для него вопросом чести. Как можно, чтобы он, родившийся и выросший среди евреев, разговаривавший по-еврейски, как самый настоящий еврей, и знавший подноготную каждого еврея, не добрался бы до хозяина собаки!
Низкорослый, в мундире почти офицерского покроя, он мелкими шажками, правым бочком вперед бегал по городу словно вдогонку за своей остроконечной льняной бородкой и как гончая принюхивался в поисках жертвы.
Лавочников он штрафовал за то, что они слишком рано открывали свои лавки или же за то, что слишком поздно закрывали их, извозчиков - за недостаточно чистые дрожки, домохозяев - за сломанные ступеньки, за кривые плетни, за не наполненные водой бочки около домов, базарных торговок - за засорение базара, ремесленников - за отсутствие патента, за выгоревшие вывески. Не было человека, который не ощутил бы на себе его гнев.
Захаркин предупреждал, что, если ему не выдадут преступника, все это можно будет считать только началом.
Ни угрозы, ни репрессии, однако, ни к чему не приводили: хозяин собаки не находился.
Сам исправник ходил по городу злой, мрачный. И горе было тому, кто попадался ему под руку в эти дни.
Мы с Ноткой, конечно, очень жалели о трагической кончине нашего преданного друга, бескорыстного защитника от врагов, нашего ученого Цезаря. Вместе с тем мы почти радовались тому, что он был убит на месте. Если бы Цезарь вырвался из рук исправника и прибежал домой, он привел бы своего мучителя прямо к нам. Плохо нам тогда пришлось бы!
Но и теперь, несмотря на то, что страшную тайну Цезарь унес с собой, мы все же не были спокойны. Чем мы гарантированы, что кто-нибудь из посетителей нашего "цирка" не проговорится об ученой собаке? Что тогда нас ожидает? Об этом даже подумать было страшно.
И мы не зря боялись.
Однажды утром, едва мы встали с постели, явился Захаркин.
У меня дрогнуло сердце: визит Захаркина не предвещал Ничего хорошего.
- Ну, Хаим, - без всяких предисловий обратился он к отцу, - твоя собака тебе дорого обойдется.
Вначале отец даже не понял, о чем идет речь. Какая собака? Откуда у него собака? Собаки он никогда и близко не подпускал к себе.
- Если ты не держал собаки, то сын твой ее держал. Ученая она была у него. Цирк он открыл. Захаркин все знает, от Захаркина ничего не скроешь.
Я похолодел. Так оно и есть: кто-то из компании Липы-Губы нас выдал.
Отец изменился в лице: ему, видно, вспомнилась собака, которую он когда-то собирался сдать живодеру.
- Господин околоточный, Иван Петрович! Это вовсе не моего мальчика собака. Целая куча бездельников играла с какой-то приблудной собакой у меня во дворе, я их всех выгнал вместе с нею еще два месяца тому назад. А с тех пор...
- Ну, хозяин, - перебил его Захаркин, - объясняться ты будешь не со мной, а с господином исправником. Он уж разберется...
Обычно, когда заходила речь о страхе перед начальством, отец уверял, что за правду он готов сражаться даже с самим исправником. Но теперь, хотя он и чувствовал себя совершенно невиновным в преступлении Цезаря, он не испытывал ни малейшего желания объясняться с исправником.
Дрожащими пальцами отец достал из кармана два бумажных рубля и сунул их Захаркину.
- Прошу вас, господин околоточный!
- Вот что я тебе скажу, Хаим, - сразу смягчился Захаркин. - Я бы тебе охотно помог. Почему не помочь порядочному человеку? Но дело, видишь ли, такое... Я уже доложил исправнику, что хозяин собаки нашелся. Так что скрыть твое имя от него уже невозможно. Ты ведь знаешь, что значит задеть его любимца. Поэтому здесь надо действовать с умом, деликатненько, а то как бы вместо добра не вышло зло как для тебя, так и для меня.
Захаркин склонил голову набок и, покручивая белокурый ус, задумался.
- Вот что я тебе посоветую, хозяин! - изрек он наконец. - Завтра, часов в двенадцать, сходи к исправнику и постарайся оправдаться перед ним: так, мол, и так, милостивый господин исправник, это чистый поклеп. Какойнибудь недоброжелатель мой, наверно, ввел господина околоточного в заблуждение. Никогда в жизни я не держал собак. Ни я, ни мои дети... Смилуйся над ни в чем не повинным человеком... Говори только пожалостнее, пусти слезу, он это любит... Одним словом, делай что можешь, и я сделаю для тебя что смогу. Обрати внимание, в каком он настроении. Если ты попадешь к нему в добрый час, то может случиться, что отделаешься пустяком. Ну, бывай... Мы еще с тобой увидимся...
