Марина Бонч-Осмоловская - Южный Крест
- Не понимаю! - Боб даже расстроился, - ведь будущее для детей строится сейчас! Мы очень детей любим, в Австралии принято трех иметь, а у некоторых и больше, но как можно на потом оставлять? Я хочу, чтобы у моих детей сегодня жизнь была хорошая, прямо сейчас. Тогда и завтра все будет в порядке.
- По-русски, по крайней мере у русских женщин - хранительниц очага и детей - этот центральный лозунг звучит так: "Сейчас нам плохо и пусть будет плохо. Главное, что детям будет хорошо!"
- А, может, русские лгут: им лень трудиться, делать что-то конкретное для своих детей? - спросил Питер.
* * *
Света, с удовольствием выполнявшая роль главного повара, обносила всех горячим по новому кругу. На нее смотрели кто с нежностью, а кто с ревнивой завистью. Она, бесспорно, была соблазнительна, хороша и, несомненно, понимала это. Некоторые из опоздавших вновь спрашивали ее имя.
Илья прошел с ней от одной группки к другой, помогая. В сторонке, пристально глядя ей в глаза, он зашептал дрожащим голосом:
- Ты завтра будешь дома, да?..
Она, сама не зная почему, колебалась и тихо бормотала:
- Мама, мама же дома...
- Да ведь мама вечером уедет, - настаивал он.
- Куда же уедет?
- Сама знаешь. С ребенком сидеть.
- Может, не уедет...
- Как же, обязательно уедет. Она мне сказала!
Света взглянула в его упрямые глаза, сверкнувшие непререкаемой волей. Он шел напролом. Она секунду помедлила, как будто прислушиваясь к себе, губы ее задрожали. Слегка отвернула от него лицо, красивым и видимо привычным для себя движением повела плечами и, указывая на дерево, в тени которого в компании сидел Вадим, сказала:
- Вон, кстати, мужик, которому не только моя задница нужна... - и отвернулась от Ильи.
Тот мгновенно схватил ее твердыми пальцами за руку и, поворачивая к себе, жестко сказал:
- Что-то новое... Ты о чем с этим гусем битый час шепталась?
Она освободила руку и ответила:
- А он не гусь.
Илья посмотрел озадаченно.
- А что же ты ему по морде заехала? - вспомнил он.
Он всплеснула руками, издав какой-то звук.
Мы не знаем в точности, о чем они говорили дальше. Только видно было по их возбужденным лицам, что обе стороны неравнодушны к теме разговора и, может быть, друг к другу. Они долго гуляли по отдаленному лужку, то расходясь, то близко подходя друг к другу, размахивая руками, и, очевидно было, что Илья кипятится и нападает, а Света защищается от его наскоков. По-видимому, выяснение закончилось миром, так как она, взяв его под руку, повела к общему кругу. И вовремя, ибо Шустер, тревожно наблюдавший за развитием событий, уже был готов поучаствовать в них.
Глава 8
Николай Николаевич переживал упоительную фиесту.
Едва только поутру сияющие рассветные лучи пронзали спальню, лицо его озарялось теплым светом, не оставлявшим его потом во весь день. Блаженно он разглядывал сочные тени каштана, золотые гирлянды солнечных блинчиков, разбросанных в анархическом беспорядке по стенам и выверенную упорядочность деталей, составлявших красоту Большой спальни. Темная мебель, поблескивание золотых ручек, крупные букеты искусственных цветов в напольных вазах - все со вкусом, без излишеств и очень солидно. Он радостно дрожал и тихонько прижимался щекою к дышащей жаром спине жены. Наступали излюбленные минуты.
Впрочем, и душ, и летний завтрак перед огромным окном и вскапывание клумб под жарким солнцем, и разнообразные покупки, и посещения знакомых праздники и выпивоны - да и другие многочисленные дела, которых и не припомнишь все сразу, радовали его, словно он сию минуту впервые попробовал их очарование. Сверкающие дни летели чередой, превращая его скромный двухнедельный отпуск в горячий, волшебный карнавал. Николай Николаевич брился до фарфоровой белизны, прикупил чудесный золотой перстень и подумывал, не покрасить ли ему волосы.
Сегодня, в канун Рождества, только оттенок религиозности смущал его душу: не совсем было ясно, что и сколько дозволено в этот день. Были какие-то колебания, какая-то неуверенность, один раз он неожиданно задумался. Нельзя сказать, что Николай Николаевич был горячо верующим, но пребывание в церкви, а особенно общение со "старыми" русскими, давало чувство приобщения к родной культуре. Трудно было бы также утверждать, что Николай Николаевич чувствовал себя патриотом, взволнованным судьбами России. Да, это сильно сказано. Но нельзя не заметить и того, что он брал иногда на прокат видеокассеты с записями русских песен и плясок, а это о многом говорит.
Итак, настроение было приподнятое, день сулил удовольствия. Илья обещал привезти к обеду русских, а это значило разговоры и новые анекдоты. От себя Николай Николаевич позвал сына, жившего уже в отдельном доме самостоятельно, а жена Валя, приготовившая стол заранее, должна была прийти с работы прямо в церковь на вечернюю службу.
Николай Николаевич вытащил из шкафа несколько свежих рубашек, внимательно рассмотрел их, понюхал и, выбрав одну, бледного шелка, застегнул манжеты шикарными запонками. Затем порывшись в обширном, великолепного дерева, но несколько пустом столе, достал кассету с песнями Кобзона, а маленькую бумажную иконку Сергия Радонежского приколол кнопкой туда, где, кажется, должен быть красный угол.
Шел двенадцатый час, солнце палило нестерпимо. Казалось, что от крыш соседних домов, дорожек внизу, там и сям разбросанных в садах стен поднимался густой дух чего-то подпаленного и дрожащего на огне. До праздничного обеда оставалось немало часов, и Николай Николаевич решил посетить Рождественскую ярмарку, ежегодно устраиваемую "старыми" русскими на лужке возле церкви.
Вдумчиво заперев несколько замков, он спустился в гараж, выкатил новенькую лазоревую "Мицубиси" и, удобно разместившись внутри, покатил с холма вниз.
Когда Николай Николаевич прибыл на место, активная деятельность была в самом разгаре: полтора десятка женщин продавали съестное домашнего приготовления, неизменно называя это "пиро'ожки". Русский язык, на котором они говорили, был нелегко понимаем из-за сильного акцента, но поскольку он был не слишком сложен, необходимо было затратить только несколько минут, чтобы включиться в обсуждаемую тему.
Деньги, собранные от продажи, должны были пойти на содержание батюшки и церкви. Последние часто захиревали, так как русские прихожане, не в пример верующим другим приходов, не утруждали себя богатыми пожертвованиями. Тепла, слаженности и поддержки трудно было бы искать среди этих русских, так же, как разъединены и настороженны русские общества, разбросанные по миру. Многие задавались вопросом, отчего это так, отчего люди других наций поддерживают друг друга, часто собираются вместе, организуют и строят дворцы-клубы, где приятно встретиться с друзьями, и только русские нуждаются друг в друге, не нуждаясь, встречаются, не испытывая тепла, расходятся, не вспоминая, и, живя едва ли не по соседству, не видят друг друга по пятнадцать лет. Один человек затеял устроить такой клуб. Мнения соотечественников немедленно разделились: одни объявили его коммунистом, другие - монархистом и ретроградом, третьи - никчемной личностью. Клуб, конечно, не состоялся.
Впрочем, Николай Николаевич уже облюбовал поджаренную плюшку и принялся отсчитывать монеты.
- Вы, Тамара Ивановна, так хорошо к праздничку подготовляете, - с лукавыми интонациями субретки обратилась к первой женщине соседка, - вот у вас и пиро'ожки покупают! А мне что-то не везет сегодня... - она легко вздохнула, с интересом взглянув на Николая Николаевича.
- Вы, Ольга Петровна, хорошо печете, вот Николай Николаевич у вас тоже купит. Только я всегда хорошо пеку! А в этот раз уж сколько старалась теста замесила почти два ведра. И лепила, и лепила... - самодовольно выговаривала та слушателям. - Мешок сюда тащила полон с провизией! А буттер-бродов сколько! Только мало нам помогают, правда? На нас одних церковь и держится! - она заворачивала булочки в кокетливую розовую бумагу с крестами по углам.
- Богоугодное дело! - одобрительно и важно произнес Николай Николаевич.
- А ваша Валечка не хочет к другому празднику нам помочь?
- Она все работает, - смутился Николай Николаевич.
Ольга Петровна поджала губы, а Тамара Ивановна поставила другой вопрос:
- А вы, Николай Николаевич, сегодня вечернюю-то собираетесь? Двенадцать программа стартует.
- А как же! - с облегчением воскликнул Николай Николаевич, чувствуя, что туча рассеивается и он не окончательно изгнан из общества. - Буду, буду вечернюю! и русских привезу!
- Это, конечно, хорошо, - пропела Тамара Ивановна, сморщив острый нос, отчего лицо ее собралось в узелок, - только странные они какие-то, непонятные...
- Те, что из России пришли недавно?
- Да, я их имею в виду. Жадные они что ли какие. Все им мало!
- Я тоже с ними не видаюсь, - поддакнула Оьга Петровна, - недоверчивая я к ним стала.
