Чингиз Гусейнов - Доктор N
И возрожденный клич: Крест на Айя-Софию! Уже было, помните? в ту, Балканскую? О, Золотой Рог и Константинополь! Всенепременно станет Царьград столицей всеславянства, а Русь - предводительница православия, охранительница его и покровительница, недаром поставила царьградского двуглавого орла выше своего древнего (какого?) герба. Сделать бы тут nota bene, выписал из Федора Михайловича, о войне:
Что ж, она освежит воздух, которым мы дышим и в котором мы задыхались, сидя в немощи растления и духовной тесноте. Да, война и победа: и начнется новая жизнь, а не только мертвящая болтовня, как прежде. И дрогнут сердца врагов наших и ненавистников: тысяч жидов европейских и миллионов вместе с ними жидовствующих христиан наших.
А меж бредовыми идеями жемчуг бесценный - удивительное повествование, Нариман читал, восторгаясь сном смешного человека.
Спасались от Деникина, отбивались от нападающих соседей - но обмануты славной Красной Армией, которая проложила тебе дорогу и дала власть, и ты успел... - что он успел: лишь декреты!
Только что пришли вести из Америки, где ныне Андраник, слова его так же остры, поучиться бы у них, как сабля, вынутая из ножен и нацеленная (неразборчиво, против кого); общение с ним похоже на дуновение ветра в лицо человека; но он расстроен, разочарован, подавлен, пыл угас - великий человек, ставший ничем. Чьи слова? Подростка Уильям Сарояна, который горд, что он американец, и в далекой Калифорнии, взобравшись на телефонный столб, он узрел Андраника, выходящего из вагона: старомодные усы на армянский манер, совсем седые. Много позже, сам став великим, поймет: что ж, турки убивали армян, а Андраник убивал турок - простых, добродушных, обыкновенных турок, не уничтожив ни одного настоящего преступника, потому что все истинные преступники держались от поля боя подальше. И еще поймет (да кто услышит?), ополчаясь против расплодившегося в мире скудоумия, невежества, добровольного ослепления, еще и еще... - эти обезумевшие маньяки! ненавидеть турка - это все равно, что ненавидеть армянина, ведь что армянин, что турок - тот же по сути человек. Какая разница, к какому народу принадлежать?
Где Уильям, где Андраник? Где Нариман, где... кто? Добродушный тюрок убит, но так и не понял, за что? Только ли потому, что через эти его низины пролегал путь одичавших в озлоблении воинов Андраника, покидающих Богом проклятый край, чтоб рассеяться по белу свету?
Это не ново: недоволен северный сосед, вчера еще грозный, и тайно переброшено в Баку оружие, чтоб вооружить большевиков и свергнуть законное демократическое правительство. Одна рука приготовилась душить, другая протянута для рукопожатия: радиограмма Чичерина - вступить в военный союз против Деникина. И братья Хойские - министр Фаталихан, старший Гусейнкули, дипломатический представитель Азербайджанской республики в Тифлисе, и младший Рустам, управделами правительства, в доме премьера Усуббекова за чашкой чая сочиняют отповедь Чичерину (понимая, что радиограмму составил Нариман), выдержанную в тонах спокойных, нечего, дескать, впутывать нас во внутренние ваши дела: протянешь палец - отрежут руку.
Народ Азербайджана не для того в ходе великих исторических событий и ценою огромных жертв и страданий добился свободы и независимости, положив в основу своего государственного строя начала демократии и парламентаризма, чтобы вступать в новые авантюры.
Возникшая на праве наций на самоопределение, премного вам благодарны, вы сами и провозгласили! Азербайджанская республика неуклонно стоит на той точке зрения, что всякий народ имеет неотъемлемое право строить свою судьбу и жизнь по собственному усмотрению, а потому не допускала возможности вмешательства других во внутренние дела своего народа.
- ... Как тебе нравятся наши русские монархисты? - Фаталихан прервав диктовку, глянул на Усуббекова.- Является на днях кавалер георгиевский ко мне, мол, вскоре Деникин одержит победу, раздавит власть татарвы. А как только восстановится единая Россия, никакой вашей бутафорской независимости не признаем. Каков наглец, а?!
... вследствие постоянных посягательств на нашу независимость Азербайджанское правительство заключило военно-оборонительный союз с правительством соседней Грузии. Готовы и с вами вступить в переговоры в целях установления добрососедских отношений, вытекающих из принципа суверенности обоих государств.
- Что ж,- подытожил Усуббеков,- вполне приличествующий новым веяниям текст. - С чего-то вспомнил присказку, адвокатскому его сердцу милую, сколько в Одессе вспоминали эту поговорку с Нариманом: Плюнуть вверх усы мешают, а вниз - борода. - И жене своей, лучезарной Айнуль-Хаят, их Нариман познакомил, чутка и умна, вся в отца, великого крымчанина Гаспринского, умер недавно: мол, усы и борода - это России большевистская и монархическая, обе хотят здесь хозяйничать, но кому нужна такая детализация алчных вожделений господ?
Боже, как по-восточному велеречив Чичерин, с подачи, очевидно, Наримана, все с семьями живут в шестиэтажной гостинице Метрополь, где размещается Наркоминдел, у входа матрос, при нём пулемет, охраняют здание латышкие стрелки.
Зима. Нет дров. Холодно. Согреваются у самовара, а случается - и совещаются. Потом переедут в особнячок на Софийской набережной, такая вот частая смена жилья, и на площадке лестничной клетки - все тот же самовар: потолковать за чаепитием.
Новая нота - смесь логики и эмоциональных обвинений, просьб и угроз, придыхания и компрессии, и тенор, и сопрано, ну и, разумеется, контральто и меццо-сопрано: Советское правительство признало независимость Финляндии и Польши, предложило мирные переговоры Эстонии, Латвии и Литве, отказалось от принадлежавших ранее прав, в чем-либо ограничивавших независимость Персии, Китая и Монголии, а за башкирами и киргизами признана широкая, как степь, автономия.
Да-с, арсенал выспренности, питавший и питающий высокий стиль и здесь, и там за хребтом, и далеко-далеко, вдобавок отменный каллиграфический почерк на тюркском, объявленным государственным в пределах Азербайджана, это естественно, на русском тоже, если учесть лингво-этническую пестроту Баку; впрочем, это из парламентских размышлений, немало и собственных тюрок в государственных учреждениях, не знающих родной язык в должной степени, но зато великолепно усвоивших русский и иные европейские, и столь замысловат их стиль, что кажется шифрограммой. Слова громоздятся, только что был холм, а уже высится гора, и каждое слово норовит, чтоб услышали именно его, будто осталось какое невыговоренное (и не опошленное).
Еще козни: армянские партизаны ночью в весенний праздник Новруз-байрам, напоив собственного производства кизиловой и тутовой водкой тюркский гарнизон в Ханкенды, напали на тюрок-мусульман, и завязалась перестрелка (офицеры пили, а солдаты-нет), в Карабах в спешном порядке брошены армейские части Азербайджанской республики: началась война двух республик Азербайджанской и Армяно-Араратской. На севере, где граница с Дагестаном (за ним-грозная Россия), образовалась брешь... - снова нагромождение событий больших и малых, не забыть про англичан, к коим поступил королевский приказ срочно покинуть пределы независимого Азербайджана: на бакинском вокзале пыхтит длиннющий состав, увозящий их, в хвост прицеплен особый вагон, специально предназначенный для жён, ибо успели за долгие холостяцкие месяцы обзавестись здесь семьями, обещали взять жён с собой в Англию. Прощальный звонок, состав тронулся, а вагон с жёнами, незаметно отцепленный, остался стоять на путях, такие вот, и здесь и прежде
ФОРТЕЛИ ФОРТУНЫ:
сегодня - изгнанник, завтра - власть (чтоб снова стать изгнанником). Словно Нариман тут ни при чем, выпал случай, стечение обстоятельств, сама судьба начертала ему триумфальный путь в Баку в спецвагоне, в неоспоримом качестве Председателя ревкома нового и, как твердо тогда верилось, независимого Азербайджана. Всего два неполных года прошло со времени его отплытия в Астрахань, а столько событий, среди которых - гибель комиссаров.
Таинственное их исчезновение из красноводской тюрьмы породило немало слухов, один из них - что комиссары в качестве заложников вывезены английской миссией через Мешхед в Индию. Как сказал Нариману потомственный мореход Мелик Мамед, внезапное пленение и гибель всего Московского Совнаркома во главе с Лениным, Троцким и Чичериным не могли бы потрясти рабочие круги Петрограда и Москвы больше, чем загадочный увоз бакинских комиссаров из Красноводска в Британскую Индию бакинский и закавказский пролетариат.
Нариман в Астрахани, потом в Москве тщетно пытался распутать узел, пока его не убедили, что комиссары казнены.
Племянник капитана Мелик Мамеда смышленый Гусейн, который плавал тогда с дядей на двубортном пароходе в Красноводск, в точности запомнил рассказ в капитанской рубке, за длинным, покрытым клеенкой столом, словоохотливого пассажира (Чайкина?), которому удалось проникнуть в Асхабадскую тюрьму, где содержались причастные к злодеянию преступники,- риск увенчался успехом, и рассказчик был доволен, что не оказался, как ему пророчили в Баку, двадцать седьмым комиссаром,- много их, которые могли стать двадцать седьмым, сам Нариман тоже. Гусейн, работая личным курьером главы Азербайджанской республики - президента Насиббека Усуббекова, тайно распространял в Баку книжечку Нариманова С каким лозунгом мы идем на Кавказ? с его неистребимой уверенностью, выраженной выспренно, в излюбленном тогдашнем стиле, бесповоротно ныне отвергнутом: Мы водрузим красное знамя на дворцах Азербайджана, Армении и Грузии. Пусть процветают Азербайджан, Армения и Грузия. Нам нужно счастье людей, единение народов, их истинная, взаимная любовь, братство и товарищество! Пароход Наследник взял на борт весь отпечатанный в Астрахани тираж, в тюках ячменя. И на Вы, как к чужому,письмо Наримана другу студенческих лет премьеру Насиббеку Усуббекову: Милостивый государь! - вдруг образумится?
