Ноах Мельник - На виду у всех
- Жиды, жиды!..
Против винтовок самааховцев деревни Нацково беглецы отстреливались из револьверов, и немецкие пособники, не приближаясь, убили их. Потом я слышал, как самааховцы всенародно хвастались, что на каждом убитом еврее было по несколько свитеров, дырки зашили и кровь отмыли, а немцы похвалили.
Мой друг Виктор Балобин, сотрудник Белорусского НИИ плодоводства, попал перед освобождением Белоруссии в полицейскую засаду. В тюрьме их утешили, что партизаны уже приравниваются к военнопленным и не подлежат смертной казни, но среди них был еврей, его одного и убили. Полицаи ходили смотреть на "последнего жида".
В начале лета 1944 года, в третью годовщину немецкой власти, вдруг забегали полицаи. Погрузили в повозки награбленное добро, усадили домочадцев и уехали. Странно: считалось, что фронт где-то за сотни километров за Витебском, и вдруг такая паника.
Назавтра на шоссе из-за реки Щара появились советские танки, за ними артиллерия на конной тяге и длиннющий обоз. Неужели красные? Но на повозках сидели мужчины в эсэсовском обмундировании с нарукавными нашивками РОА власовцы. Это была сформированная из полицаев Орловской, Курской и Смоленской областей дивизия Каминского, коменданта оккупированного Орла. Немцы вооружили власовцев советским трофейным оружием. Странная армия: на лафете пушки лежит старик с седой бородой, а рядом бежит подросток с винтовкой. На повозках женщины и дети. У всех на шее алюминиевые крестики. Воины самого Бога.
Несколько власовцев направилось к нам. Ничего не говоря, вывели коня, коров и телят, похватали и повязали овец, а невесть откуда взявшиеся бабы погнали свиней. Теперь Деречин грабили так же основательно, как за два года до этого некоторые жители местечка грабили имущество расстрелянных евреев. Власовцы заходили в кладовые, забирали муку и последнюю буханку хлеба. В поисках закопанного добра со знанием дела пороли шомполами землю в гумнах и огородах. Ничего удивительного: власовская дивизия состояла из тех же бывших колхозников, которые в свое время грабили помещиков, а потом раскулаченных ими соседей.
Немецкие пособники гнали схваченных в деревнях мужиков, используя их для ремонта мостов, а также в качестве живых миноискателей. За ними тянулся кровавый след. Проходя через партизанские районы, расстреливали заподозренных в связях с партизанами, не щадя стариков. Так было на хуторе вблизи переправы через Щару. Отступая последними из местечка Дятлово, сожгли живьем всех оставшихся в тюрьме.
В последующие дни за власовцами шли казаки, крымские татары и воинские соединения нацменов юга России. В колодцах уже воды не стало, а гитлеровские пособники все шли и шли. Казалось, вся Россия двинулась вместе с отступавшими немцами. Откуда их столько взялось? Как с голодного края, они всё искали, чем бы еще поживиться? Вот казак обнаружил спрятанную в кустах корову нашей соседки. Ее муж погиб в 39-м в боях поляков с нем нами, и она, обремененная выводком малых детей, с трудом сводила концы с концами. Казак тащил корову, а его жена подгоняла прутиком упиравшуюся скотину. Вслед бежит вдова с детьми и просит:
- Паночку! Отдай коровку, мои детки с голоду помрут.
Казак огрызается:
- Молчи, блядь! Хочешь корову большевикам оставить?
Полька оторопела, для нее все годы русские отождествлялись с большевиками.
- Вы же и есть большевики, - крикнула она.
Рассвирепевший казак начал нагайкой избивать хозяйку коровы. Она упала, затем поднялась и, сопровождаемая плачущими детьми, побежала домой.
В другом месте две бабы несут мешок с мукой. Этих мешков на повозке уже целая куча. Конь пристал, рассохшиеся колеса скоро развалятся, а им все мало.
Власовцы расположились у нас на ночь на полу. Лишь один пожилой в гражданской одежде остался с винтовкой сидеть на табуретке. Филомена спросила его:
- Зачем тебе, старому, нужна винтовка?
- Нам сказали, что у вас кругом бандиты, вот и приходится защищаться.
- Какие бандиты? Это же ваши советские партизаны.
- Я тоже советский, был председателем колхоза, но не хочу, чтобы командовали жиды.
- Жиды... - грустно улыбнулась Филомена. - Недалеко отсюда всех уложили в ямы. Но ваши дружки расстреляли не только жидов, они убили и моих деточек. Куда же вы теперь денетесь? Недалеко отсюда уже граница.
- Немцы обещали нам отдать Восточную Пруссию.
- При Польше некоторые ходили туда на заработки. Немцы там богато живут, неужели думаете, они вам отдадут свое богатство, а сами наймутся к вам в батраки?
Прошла неделя, и советские войска без боя вошли в Деречин.
УТРАЧЕННЫЕ ИЛЛЮЗИИ
Власть переменилась, но теперь надо было срочно убрать урожай, иначе моих благодетельниц, ограбленных власовцами, ожидала голодная зима. За несколько бутылок самогонки красноармейцы дали Анне коня, и мы начали свозить снопы в гумно. Помогать мне взялся Новик - деречинский еврей, которому Филомена обещала пшеничной муки нового урожая. Удивительно, как этот тщедушный человечек с худенькой женой и тремя детьми моложе десяти лет осмелился бросить вызов могучему рейху, его плану по "окончательному решению еврейского вопроса" и накануне расстрела гетто уйти с семьей в лес. Два года они побирались по деревням партизанского района, прятались в лесах во время облав и назло судьбе все выжили. Однажды, не выдержав, я признался ему, что я еврей. Новик охнул, подался назад, чуть не свалившись с высоты нагруженного снопами воза. Долго не мог выговорить ни слова, только ойкал. В то время, увидеть еврея было так же маловероятно, как встретить легендарного снежного человека.
Вышел указ, что поляки, а также евреи, проживавшие до войны в пределах довоенной Польши, в том числе в западных областях Белоруссии, Украины, а также в Виленском крае, могут репатриироваться в послевоенную Польшу. Оставаться в СССР я не хотел, все казалось здесь мне чужим. Может, через Польшу удастся добраться в Палестину. В моем представлении после кровавого потопа только там и остались евреи.
Хотелось побыстрее сбросить чужую личину, стать самим собой. На листке из ученической тетради я написал справку на русском языке, в которой указал свое настоящее имя, отчество, дату и место рождения, а также еврейскую национальность. Председатель деречинского сельсовета, ничего не говоря, заверил справку, и на основании этого простенького документа мне выдали в районном отделении Союза польских патриотов документ гражданина Польши с правом выезда из СССР. Надо было в последний раз побывать в Ляховичах. Наш довоенный сосед Якуб Мурзич сказал, что если бы мой брат Михаил был жив, то до сих пор отозвался бы. В городе евреев уже не было, надеяться не на что, скорей надо уехать отсюда, навсегда. До отхода поезда осталось несколько часов, и вдруг вбежала взволнованная мать Якуба:
- Твой брат Михаил жив!
Оказывается, она случайно встретила Прощицкую - еврейку, недавно вернувшуюся из леса. Ее дочь Нехама, назначенная заведующей ЗАГСом, случайно обнаружила среди вороха писем письмо Михаила, в котором он запрашивал о судьбе своих родных. Ему ответили, что мы все погибли. Но Нехама сохранила обратный адрес письма. Михаил живет в Сызрани. Опять случайное стечение обстоятельств в который раз оказалось решающим в моей жизни. Если бы не этот случайный набор встреч, я бы уехал в Польшу, и мы с Михаилом никогда бы не увиделись.
Считаю нужным хотя бы вкратце рассказать о семье Прощицких. Редчайший случай, когда вся семья: родители и шесть несовершеннолетних детей спаслась. Самой старшей, Нехаме, было шестнадцать лет. Глава семьи - Исрол Прощицкий имел в деревне Цыгань "смолярню". Немцы сначала разрешили ему оставаться в деревне (им нужна была продукция смолокурни), для того чтобы Исрол обучил этому производству назначенного ими белоруса. Летом 1942 года Прощицкий понял, что после расстрела ляховичских евреев его семья на очереди. Знакомый крестьянин привез ему две винтовки и ручные гранаты. Ветеран русской армии Первой мировой войны, знаток всех лесов в округе, Исрол, вооружив и старшего сына, обосновался в глубине Полесья на острове среди болот. Всей семьей они там прожили Робинзонами до изгнания немцев.
В ответном письме Михаил просил меня не уезжать из СССР. Он не забыл оскорблений, которыми его награждали тамошние антисемиты. Зато в Союзе можно учиться бесплатно и получить высшее образование. Михаил вышлет мне вызов.
Пришлось сдать полякам документы и в который раз выправить себе другие. Нехама помогла мне получить метрику, а в школе выдали справку об окончании семилетки перед войной. Мы встретились с Михаилом в августе 1945 года, а вскоре нас обоих перевели в Куйбышев на нефтеперегонный завод.
В октябре я начал учиться в восьмом классе вечерней школы, но через четыре месяца ее закрыли из-за отсутствия помещения, и в следующем году не было девятого класса. Оставаться второй год в восьмом не имело смысла. Подготовившись, я сразу "перескочил" в десятый класс. Пришлось много заниматься, чтобы наверстать упущенное. В первые послевоенные годы из-за введения в СССР аттестата зрелости ужесточились требования к экзаменуемым. В нашем классе из четырнадцати учеников до финиша экзаменов дошло только двое. Одним из этих двух счастливчиков был я.
